Каждый сейлз знает: чтобы заставить клиента сказать «да», нужно заставить его пять раз сказать «нет». Я продолжал нажимать:

— Ждать нет никакого смысла: ваш росчерк, и уже после обеда наши ребята возьмутся за дело, идет?

В конце концов Фертинелли сказал:

— Послушайте, перестаньте на меня давить, хорошо? Я не люблю, когда на меня давят.

Когда мы шли к выходу из здания, он обещал, что позвонит мне на следующей неделе, но я знал, что это все вранье. Он не позвонит, а если я попытаюсь набрать его, то услышу, что он «на совещании» или «только что вышел из кабинета».

Я шел куда глаза глядят через запруженный народом центр. Я был готов бросить свою работу, оставить карьеру. Я даже был готов сходить к психиатру.

У себя в конторе я встретил в коридоре Боба Гольдштейна — последнего человека, которого мне бы хотелось сейчас видеть.

— Как прошла встреча? — спросил он.

— Отлично, — соврал я, надеясь, что моя улыбка не выглядит слишком наигранной. — Думаю, в понедельник утром закрою визит.

— Будем надеяться, — сказал Боб.

Загрузив компьютер и войдя в свою базу данных с аккаунтами, я решил в корне изменить тактику. Продажи не шли, это было ясно как божий день, и впору было сдаться, свыкнуться с фактом, что я неумеха и неудачник, и ждать, что будет.

Остаток утра я просто занимался обзвоном потенциальных заказчиков, без всякой надежды на успех, но, как оказалось, это была верная стратегия. Мне удалось организовать две встречи с ИСМ-менеджерами, с которыми я уже несколько недель безуспешно пытался встретиться.

Иной раз диву даешься, как будущее, только что казавшееся таким безнадежным, уже в следующую минуту предстает в радужном свете. Я вдруг поверил, что в конце концов у меня все обязательно получится.

Я ушел из офиса пораньше, около половины четвертого, и добрался до своей квартиры, когда на часах было чуть больше четырех. Пола вернулась домой около пяти. Она заранее договорилась с соседом, чтобы он на выходные присмотрел за Отисом.

Я снес вниз багаж — два маленьких чемоданчика и теннисные ракетки, а потом пошел за машиной, которую арендовал накануне вечером. Когда я подъехал к дому, Пола уже ждала меня на улице. В этот день она выглядела особенно привлекательной: в шортах цвета хаки, черной футболке и темных очках, сдвинутых назад так, что они прижимали светлые волосы.

Проезжая через Уэстчестер, на дороге, ведущей через Национальный парк Таконик, я слегка опустил оба ветровых стекла, и в салон ворвался прохладный горный воздух.

— Кстати, вчера ты был просто великолепен, — сказала Пола.

Она положила руку на мое бедро и стала нежно разминать мне ногу пальцами. Я оторвал взгляд от дороги и увидел на ее лице игривую улыбку.

— Ты тоже, — сказал я и снова стал смотреть на дорогу.

Я опустил щиток, чтобы заходящее солнце не слепило мне глаза.

В Стокбридж мы приехали около девяти. Здесь было не больше пятнадцати градусов, по крайней мере градусов на пять ниже, чем в городе. Пола сказала, что ей холодно, и ушла, а я принялся вытаскивать из багажника чемоданы.

Мы забронировали себе номер в «Красном Льве», стильной гостинице восемнадцатого века, знаменитой своим длинным балконом с большими белыми стульями, смотрящим на главную улицу. Когда-то мы уже останавливались здесь в самый разгар летнего сезона и прекрасно провели время. Сегодня балкон был пуст и в вестибюле сидело всего несколько человек, но это было вполне объяснимо, принимая во внимание прохладную погоду и межсезонье.

В нашей комнате было так холодно, что нам пришлось позвонить и попросить обогреватель. После того как мы распаковали вещи, я предложил спуститься и выпить чаю или кофе, но Пола сказала, что хочет лечь пораньше. Я прошел в ванную и наскоро принял душ. Когда я вышел, горел только ночник, а Пола лежала в постели, одетая в черную прозрачную ночнушку. Я не ожидал такого, но, помимо прочего, ее вид в сексуальном белье меня как-то странно задел. Когда мы еще не были женаты и только что стали жить вместе на Манхэттене, она каждый раз одевалась для меня по-новому. Время от времени мы брали напрокат порно или экспериментировали с игрушками из секс-шопа. Но потом если мы занимались этим хотя бы при свете, то это уже было великим достижением.

— Где ты ее взяла? — спросил я.

— Как где? — удивилась она. — Ты же сам мне ее купил.

Я вспомнил. Это была ночнушка от «Виктория'з Сикрет», которую я купил для нее, когда мы собирались провести медовый месяц на Ямайке.

— Я думал, ты ее уже выкинула.

— Я ее никогда не выброшу, пусть даже она мне теперь чуть узковата.

— Ты смеешься? — сказал я. — Она прекрасно на тебе сидит. А с чего ты вдруг ее сюда взяла?

— Сама не знаю. На днях увидела в ящике и подумала, что занятно будет снова как-нибудь надеть. Но если хочешь, могу снять…

— Не надо, это я могу взять на себя.

Я скинул футболку и трусы и полез в кровать. Я начал целовать Полу, мои руки скользили по ее груди, бедрам и животу.

— Хочешь, помассирую спину, — предложила она.

— Отлично, — сказал я.

Я лег лицом вниз, а Пола уселась на меня. Она нежно разминала узелки в моих плечах и шее, и сначала я чувствовал себя прекрасно, но потом она стала сильнее налегать на плечи, и мне вдруг, ни с того ни с сего, почудилось, что я — в подвале дома Майкла Рудника. В ноздри мне ударил запах его дешевого, отдающего аптечкой одеколона. Я слышал, как он вопит: «Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!» — и ощущал, как его редкая, едва начавшая расти бороденка елозит мне по щеке.

Я так резко повернулся на спину, что Пола чуть не упала с кровати.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

Я дышал тяжело, как астматик.

— Ничего, — сказал я. — Ногу что-то свело.

— Ты меня напугал.

— Все в порядке, — сказал я. — Дай только минуту передохнуть.

Пола молчала, а я пытался прийти в себя.

— Ну вот, — сказал я наконец. — Теперь вроде все.

— Нога еще болит?

— Нет, просто свело, и все. Наверно, долго сидел за рулем.

— Тебе правда лучше?

— Давай продолжим.

Мы возобновили наши утехи. Потом Пола попыталась забраться на меня, но я снова ее сбросил.

— Прости, — сказал я. — Заболел я, что ли… Может быть, нам…

— Ничего, — сказала она. — Да уже и времени много.

В комнате было тихо, только ветер стучал в оконные стекла. Я начал дремать, но Поле не спалось. Она лежала с открытыми глазами и ерошила пальцами волосы на моей потной груди.

Мы позавтракали тут же, в гостинице. Обстановка ничуть не изменилась к лучшему, и все было так же уныло и безжизненно, как накануне. За другими столиками сидели еще несколько супружеских пар, но им всем было кому за семьдесят, а кому и за восемьдесят, и я чувствовал себя как в столовой дома престарелых. Мне захотелось схохмить по этому поводу, но я знал, что Пола наверняка расстроится и обвинит меня в том, что я «хочу испортить выходные». Поэтому я придержал язык, зато сделал пару неискренних замечаний насчет того, как здесь «тихо» и как «успокаивает» такая обстановка межсезонья. Пола улыбнулась, соглашаясь со мной, хотя, вероятно, она чувствовала то же, что и я.

После завтрака мы пошли погулять в город. «Город» состоял из нескольких занятных улочек с магазинчиками, претендовавшими на художественный вкус. Утро было солнечное, ветреное и промозглое. Большинство магазинов работали, но улицы в основном были пусты и унылы. Тем не менее Поле все это, по-видимому, нравилось. Она с удовольствием разглядывала на прилавках местные сувениры. Мне стало скучно. Я сел на скамейку и стал читать «Нью-Йорк таймс». Попозже, около половины одиннадцатого, мы решили вернуться в номер и переодеться для тенниса.

На главной улице, ближе к окраине городка, находились два корта. На открытом месте начинало припекать, но в тени все еще было прохладно. На обоих кортах играли, поэтому нам пришлось ждать у входа.