— Я говорю правду… Я служил в Департаменте, работал Исполнителем. Потом меня перевели в Отдел Дознаний. Там я убил двух офицеров Департамента, бежал, был объявлен в розыск… Меня поймали, я попал смертником на крейсер «Сарацин». Крейсер был уничтожен мятежниками, нас осталось несколько человек. От одного из них я услышал о вас. Меня искали, но просто прятаться я не хотел. Потому и пришел к вам…

— Это было глупо с твоей стороны. Никто и никогда не приходит к нам сам. Или ты все-таки лжешь?

— Я не лгу… Проверьте, узнайте…

— В этом нет необходимости. Брат Кейн, что скажешь?

— Лжет, собака… Заняться ногами?

— Да, пожалуй…

Кейн отошел, Ким услышал тихое звяканье. Затем Кейн снова приблизился к нему, нагнулся и продемонстрировал хищно блеснувшую отточенными зубьями пилу.

— Замечательная штука, — ласково произнес Кейн, любовно поглаживая полотно пилы. — Любую кость перепилит. Вот увидишь… — Он засмеялся и отошел к ногам Кима. — Начну с правой, если ты не возражаешь…

— Не надо! — завизжал Ким, почувствовав, как острые зубья коснулись его щиколотки. — Пожалуйста, не надо! Не делай этого!!!

— Что значит «не делай», — передразнил его Кейн. — Это моя работа.

Ким отчаянно задергался. Он бился на столе, он кричал и хрипел, пытаясь вырваться. А затем его истошный крик накрыл собой все вокруг — Ким ощутил, как отточенные зубья пилы впились в его ногу.

Боль в его сознании смешалась с ужасом — ужасом диким, животным. Ким чувствовал, как вгрызаются зубья пилы в мышцы и сухожилия, всем телом ощущал страшный глухой звук, с которым отточенная сталь вгрызалась в кость. Затем все кончилось — но боль осталась.

— Брось ее в ящик… — словно сквозь туман донеслись до Кима слова Лейна. Глухие и объемные, они вплывали в сознание цельными глыбами и растворялись в нем, тревожа поселившуюся там боль. Это было неприятно, любое прикосновение к этой боли вызывало ее болезненное напряжение. Слова приходили, но требовалось время, чтобы осознать их смысл. Ким не сразу понял, что речь идет о его ноге. Или о том, что еще недавно было ногой.

— Эй, Ким… Ты еще здесь? — Над прорезью шлема вновь склонилось лицо Кейна. — Не уходи, приятель, мы еще не закончили.

Лицо Кейна исчезло, сквозь пелену слез на глазах Ким различил Лейна.

— Давай договоримся, Ким. Скажи нам, кто тебя послал, и я прекращу твои страдания. Смерть не так страшна, Ким. Ты подружишься с ней. Кто тебя послал, Ким?

— П…По…

— Что? Говори громче, Ким. Я не слышу тебя.

— Пошел ты… — одними губами произнес Ким и закрыл глаза. Ему было уже глубоко безразлично, что с ним будет дальше. И даже боль его уже не беспокоила. Нет, она все еще была здесь. Но он притерпелся к ней, свыкся, ему казалось, что он жил с ней всегда и жизнь эта была невероятно длинной. В какой-то момент Ким вдруг понял, что боль эта даже приносит ему странное, почти патологическое удовольствие.

— Ну и что? — донесся до него голос Кейна. — Заканчиваем?

— Да, пожалуй. Он получил почти пятьсот единиц. Достаточно.

— Ну так выключай его…

Что-то негромко щелкнуло, и тут же переполнявшая сознание Кима боль взорвалась, пустив во все стороны шипы и когти. Но даже этот последний ее яростный всплеск Ким воспринял с благодарностью и с чувством невыразимого облегчения провалился в проглотившую его наконец-то тьму.

Он открыл глаза, услышав какой-то звук. Или этот звук ему приснился. Мгновение лежал, глядя в потолок, затем с криком подскочил на кровати. Медленно поднес к лицу руки — и долго смотрел на них, не веря в то, что видит. Потом, вспомнив еще что-то, медленно, боясь увидеть страшное, стянул с ног прикрывавшее их тонкое одеяло.

Ноги были на месте.

Дыхание Кима было хриплым и учащенным. Снова, не доверяя увиденному, он осмотрел руки. И облегченно вздохнул.

— О господи… Это был сон…

— Это не был сон. Но это и не было реальностью.

Ким рывком обернулся и увидел стоявшего в дверном проеме дарга. Вероятно, именно звук открываемой даргом двери и разбудил его.

— Это вы… Где я? — Ким огляделся и только сейчас осознал, что находится в небольшой комнате со стенами из ракушечника, скорее даже в камере. В ней не было окон — только голые шершавые стены да протянувшийся вдоль потолка кожух воздуховода. У дальней от двери стены Ким различил отгороженные матовой пластиковой перегородкой ванную и туалет. Сразу за кроватью стоял небольшой столик и пара стульев, на одном из них лежала стопка одежды.

— Мы под землей. Вспомни, я привез тебя сюда вчера прямо с космодрома… — Дарг прошелся по комнатке, остановился и снова взглянул на Кима.

— Да, я помню… — Ким снова с сомнением взглянул на свои руки. — Что это было?

— Считай это посвящением. Мы должны были убедиться, что ты не являешься чьим-то шпионом.

— Я не шпион…

— Теперь мы это знаем.

Ким задумался. То, что произошло с ним вчера — если это было вчера, да и вообще если все это было, — не укладывалось у него в голове.

— Но ведь я все это чувствовал… — произнес он и взглянул на дарга. — Я ведь видел…

— Ты действительно все это только чувствовал.

А видел и слышал лишь то, что должен был видеть и слышать.

— Значит, всего этого не было…

— Все это было, ты ощущал вполне реальную боль. Очень сильную боль. Впрочем, не мне тебе об этом говорить.

— Гипноз?

— Нет, у нас гораздо более совершенные технологии. Метод направленного пространственного резонанса, хотя вряд ли это о чем-то тебе говорит. Мы воздействуем непосредственно на мозг, заставляя пациента испытывать любые нужные нам ощущения.

— А отрубленные пальцы? Я же видел их.

— Обычный муляж.

Ким кивнул — ну да, все верно. Конечно, этот проклятый шлем перекрывал ему обзор, он не мог видеть свое тело. Это был всего лишь розыгрыш. Правда, розыгрыш очень страшный.

Неожиданно Ким вздрогнул, потом взглянул на дарга.

— А та девушка? На цепи?

— Ее зовут Дорис. Ей двадцать три года, она одна из нас и с удовольствием согласилась сыграть предложенную ей роль. Как только на тебя надели шлем, она отправилась в душ.

Ким снова кивнул, потом тихонько засмеялся. Затем его смех стал громче — Ким откинулся на подушки и смеялся до тех пор, пока совершенно не обессилел.

— Значит, все разговоры о вашей кровожадности — тоже миф? — Он снова взглянул на дарга.

— Нет. Просто мы убиваем лишь тогда, когда это необходимо. Пару дней ты проведешь здесь, пока не придешь в себя. Еду тебе будут приносить, одежда на стуле. Отдыхай, восстанавливай силы… — Дарг повернулся и прошел к двери.

Ким проводил его взглядом. И лишь когда за даргом закрылась дверь, вспомнил, что так и не спросил его имени. Ничего, еще спросит. Потом, позже.

Несколько минут после ухода дарга Ким лежал, осмысливая произошедшее. Облегчение от того, что он жив и здоров, прошло, теперь Ким со всей отчетливостью понимал, какую ужасную шутку с ним сыграли. Да, его не убили, даже не покалечили — по крайней мере, внешне. Но ведь он чувствовал всю эту боль — боль жуткую, страшную. Усиленную невозможностью от нее отключиться, уйти в спасительное забвение. И память об этой боли будет преследовать его всю жизнь…

Поднявшись с кровати, Ким прошел в ванную. Первым делом он открыл кран и долго пил, жадно глотая воду. Напившись, взглянул на себя в зеркало — и ужаснулся. Ввалившиеся щеки, искусанные губы, вокруг глаз расползлись черные круги. Таким — или почти таким — он вышел когда-то из гостеприимных подвалов принца Седрика.

Мылся он долго и основательно. Даже не мылся, просто отмокал в горячей воде, всем телом впитывая живительное тепло. После вчерашней процедуры Ким чувствовал себя не просто разбитым, но постаревшим на много лет. Казалось, что-то в нем перевернулось. Теперь он мог понять, почему у дарга такие глаза.

Потом он вспомнил ту девушку — Дорис, как назвал ее дарг. Выходит, даже женщины могут быть даргами. А почему бы и нет? Ведь для того, чтобы убить мужчину, порой достаточно найти женщину. Прилетит он к ней, как мотылек на свечу, и умрет, обласканный ее смертельным светом. Из женщин могут получаться отличные убийцы.