— Я сделал ужасную вещь, — говорит Магнус Амбер однажды вечером, когда они идут к церкви.

— Да? — говорит она. — Так что же?

Она говорит так мягко. И расстегивает ему джинсы.

А вот что.

Дело было вечером. Тени за окном вытянулись. Все сидят в гостиной. Амбер массирует Еве колено. А та читает ей «лекцию» о французском импрессионисте Эдгаре Дега. Магнус никак не поймет, откуда у матери такая страсть рассказывать Амбер про то и это, будто та ничего не знает, будто она примитивна или необразованна. И Майкл туда же, вечно цитирует кого-то, препод хренов. Амбер знает кучу вещей о самых разных вещах. А если о чем не знает, то это редкость. Например, они с Амбер спорили о том, насколько легка корпускула, составная часть корпускулярно-волновой структуры, каким образом изгибается время, ускоряющееся таким образом, что «идеальные» минуты на самом деле короче, но мы этого не замечаем, потому что пока не научились. Амбер знает всё-всё о египтянах, минойцах, этрусках, ацтеках. Она много знает об электронике в автомобилях, о солнечной радиации, о круговороте С02 и о философских учениях. Еще она — настоящий спец по этим пчелам, которые жалят и парализуют других насекомых, чтобы их личинки могли питаться живой пищей. Она разбирается в искусстве, книгах, в зарубежном кино. Однажды на чердаке она два часа рассказывала ему об одном ирландском драматурге, который через щели в полу своей комнаты подслушивал разговоры людей в кухне, чтобы вставлять в диалоги своих пьес настоящую, непридуманную речь.

Сейчас Амбер стоит на коленях на полу перед его матерью, а та просвещает ее, а заодно и всех присутствующих, — словно никто из присутствующих никогда не слышал об импрессионистах — мол, лошади, скульптуры Дега, просто изумительны, а его «Танцовщицы» как живые. Она рассказывает, что перед смертью Дега указал в завещании, чтобы его скульптуры — они ведь почти все были из глины, а некоторые даже из щетины его кистей, из пищевых отходов, — чтобы их никогда, ни при каких условиях не отливали в бронзе. Он хотел, чтобы они развалились. По выражению его матери — «чтобы они умерли естественным образом». Но после смерти Дега душеприказчик не исполнил его воли. В конце концов их все-таки отлили в бронзе. Мать Дега пытается инициировать в обществе дискуссию о том, было ли это морально оправданно или нет. А Амбер осторожно, по часовой стрелке все массирует Еве колено.

Полный круг составляет триста шестьдесят градусов по той причине, что пастухи, первые астрономы, верили, что в году ровно триста шестьдесят дней.

— Вся соль в том, что иначе мы бы никогда их не увидели, — продолжает мать. — Мир лишился бы великих произведений искусства, будь душеприказчик порядочным человеком.

Магнус наблюдет за рукой Амбер: 360. 360. 360.

Его член встрепенулся.

Амбер прекращает массировать. И начинает надавливать на ногу Еве чуть ниже коленной чашечки.

Теперь получше? — спрашивает она.

Ева неуверенно кивает.

Ни с того ни с сего Магнуса захлестнула волна любви к матери, к Астрид, сонно таращившейся на диване, к Майклу, шуршащему газетой за столом. Да, даже к Майклу. Он ничего, Майкл. В то же время Магнус осознает, что, покажи он кому-то хоть на столечко свои чувства, все тут же развалится и гостиная превратится в пыль, как после атомного взрыва.

Есть вещи, о которых нельзя говорить, потому что их знание и так давит. Вещи, от которых потом уже не избавиться. Знание о чем-либо — тяжелая ноша. Например, мама помешана на ужасах, которые происходили с людьми; дома в ее кабинете громоздятся стопки книг про Холокост. Потому что разве можно взять и забыть об этом? Разве можно раз — и снова оказаться в неведении?

Или. «Невинна» ли мама, потому что не знает, чем они с Амбер занимаются каждый день в той церкви? А Астрид тоже чиста и невинна? А Майкл? Может, это невинность особого рода? Хороша ли она? Или это и есть невинность — неведение относительно чего-то? Возьмем крайний пример. Свободен ли от вины человек — в смысле обладает ли добродетелью или как там говорят, — не знающий о том, что был Холокост? Или просто идиот? И вообще, что проку от подобной «невинности»?

Магнус думает, что проку ноль. Разве что кому-то придет в голову сыграть на том, что он знает нечто такое, чего не знает другой.

Интересно, можно ли вновь обрести невинность? Ведь там, наверху, на чердаке, или под старыми деревянными сводами церкви, вдыхая-выдыхая пыль в учащенном ритме — достать, возбудить, лечь на спину, она сверху, — Магнусу все еще не верится, что можно вдруг снова ощущать свою чистоту, несмотря на всю гадость, которая в нем сидит, несмотря на то, что, наверное, их с Амбер делишки, мягко говоря, куда как далеки от невинности. Вернее — с точностью до наоборот.

Ему хочется, чтобы все, кто находится в гостиной, знали о нем всю подноготную. На самом деле то-то и плохо, что никто из них ничего не знает.

С другой стороны, именно поэтому их мир, гостиная, еще не превратился в пыль.

Вот мама, все говорит и говорит что-то Амбер. Вот Амбер, в своих мыслях, мерно массирует ей колено. Сквозь нее, сидящую в центре комнаты, словно проходит ось, которая и держит их всех вместе, заставляет совершать механические движения, не дает их семье разлететься, распасться в ничто и разнестись в самые далекие уголки их локальной вселенной.

Амбер резка с Астрид. Невероятно груба с Майклом. Да насрать мне, что ты там думаешь о литературе.Мать нагоняет на нее смертную скуку, что Амбер и не пытается скрыть. Угу.Итак: Астрид ее преданная собачонка. Майкл изо всех сил старается произвести солидное впечатление. Мама ищет все более «интересные темы» для беседы. Прямо-таки наглядное пособие для демонстрации силы притяжения. Или — функционирования Солнечной системы.

Что до самого Магнуса, Амбер для него = истина.

Амбер = все то, на что он и во сне не представлял себя способным.

Он будет помнить об этом всю свою жизнь — о потере девственности, об обретении знания с женщиной старше его; подобный опыт переживали юноши в классических романах, а теперь вот происходит с ним; нечто, о чем он станет рассказывать за кружкой пива в уютном пабе, припав к стойке, почти шепотом, взволнованный собственными воспоминаниями об этом времени, будучи гораздо старше, став мужчиной, когда ему будет под, а может, и за тридцать.

Магнус садится на поезд до Норвича. Там он пересаживается на поезд до города, где расположен университет, в который он когда-то, сто лет назад, думал подавать документы.

Взяв такси у вокзала, он говорит: к библиотеке. Но таксист привозит его — то ли по ошибке, то ли приняв за студента — к главной библиотеке университета, в которую Магнус, не являясь студентом, попасть не может. Человек за компьютером у первой стойки в гигантском холле, наполненном насыщенным запахом моющих средств, говорит с ним как с недоумком, мол, как можно этого не знать. И он прав, только недоумок мог ждать иного отношения.

Город божественно красив, повсюду туристы с камерами. Он возвращается в центр по запруженному туристами мосту. Смотрит, как они снимают на видео прекрасные темно-желтые стены зданий колледжа, куда он собирался поступать. Он приходит на местный рынок, где растрепанная девчонка, стоящая у прилавка с шапками, объясняет ему дорогу до другой, публичной библиотеки: за той группой муниципальных зданий, рядом с многоэтажной стоянкой.

В публичной библиотеке стоит резкий запах. Даже на лестнице пахнет людьми.

Единственная интересная для него книга в Отделе справочной литературы, где яблоку негде упасть из-за обилия посетителей не членов — стариков, явно нищих, даже безработных, иностранцев, которые ждут своей очереди, чтобы сесть за один из четырех компьютеров, — это пенгвиновский [36]«Словарь святых». Магнус Оркнейский. Дата смерти: 16 апреля, 1116 год от Р.Х. Этот Магнус был сыном Эрлинга, соправителя Оркнейских островов. Когда острова захватил король Магнус Босоногий, Магнус Эрлингссон бежал вместе с Малколмом III Шотландским и, по слухам, жил некоторое время в доме епископа. После смерти Магнуса Босоногого он вернулся на Оркнейские острова, которыми в то время управлял его кузен Хокон, в результате предательства которого он был убит на одном из островов. Тело Магнуса было впоследствии захоронено в соборе Керкуолла, позже названного в его честь; его имя носят и другие церкви. Он был удостоен подобной чести за выдающуюся доблесть и добродетель, но, по всей видимости, оснований называть его мучеником нет. Существует еще несколько святых Магнусов, в основном мучеников, но об их жизни практически ничего не известно.