Кто от этого выгадал? На небольшой период — представители либерально-демократических буржуазных партий. Однако не только в экономике, но и в политике (не говоря уже о частной жизни или об азартных играх) кратковременная выгода нередко оборачивается огромными потерями и банкротством в отдаленный период. И наоборот: первоначальный проигрыш может стать залогом окончательной победы.
Стихийная волна февральских манифестаций смела царизм и вознесла на вершину власти в России «прогрессистов» разного толка. Обретшие немалый авторитет, представители буржуазных партий воспользовались сложившейся ситуацией. Их кажущаяся победа определила и наиболее частое и неверное название: буржуазно-демократическая революция. Хотя в действительности произошло добровольное отречение царя и установилось двоевластие, ибо важнейшую роль сыграл в обстановке относительной анархии Совет рабочих и солдатских депутатов.
Произошли поистине революционные преобразования, но без организованного насилия, которое сопровождает революцию. Условно можно, конечно, считать это революцией. Но была ли она буржуазной? Судя по многим признакам — нет.
Ее так назвали с позиций канонического марксизма, из широко распространенного убеждения (заблуждения?) тех, кто верит в постоянный общественный прогресс. Согласно такой концепции, должен существовать непременный буржуазно-демократический этап развития, предшествующий социализму. А реальный опыт истории показал, что социализм по сути своей ближе к феодально-самодержавному, а не к капиталистическому буржуазному строю. Это определило его достоинства, особенно в критических ситуациях.
Впрочем, столь нетривиальную тему мы обсудим особо. Сейчас речь идет о другом. Повторю: есть все основания считать, что в России в конце февраля 1917 года произошла стихийная анархическая революция. Лишь после этого, не в феврале, а в марте последовало формальное отречение Николая II в пользу своего младшего брата. Такой была его личная воля. Он надеялся, что такой акт позволит избежать революционных потрясений.
Не было насильственного свержения самодержавия. Никакие партии в то время не организовывали революцию, не стремились к ней. Никто не собирался свергать существующий государственный строй. Все произошло стихийно.
Еще раз проследим ход событий. 19 февраля в Петрограде произошли волнения из-за нехватки хлеба. Начались забастовки и демонстрации в Петрограде и ряде городов России. В субботу, 25 февраля в столице была объявлена всеобщая стачка. На следующий день с утра празднично одетые рабочие группами потянулись к центру города. Путь им преградили усиленные наряды полиции и воинские части.
Днем демонстрантов кое-где стали останавливать ружейными залпами — сначала в воздух, затем по толпе. Особенно усердствовали полицейские. Отдельные воинские части отказывались стрелять в безоружных людей и переходили на сторону рабочих. Число жертв среди мирных жителей исчислялось десятками (до 150 человек), многие получили ранения. Всего в те февральские дни погибли более тысячи человек. Это уже напоминало начало гражданской войны или повторение восстания 1905 года.
Министр МВД Протопопов сообщил в Ставку императора о происшедших беспорядках, отметив: «Войска действовали ревностно, исключение составляет самовольный выход четвертой эвакуационной роты Павловского полка». Однако ситуация была значительно тревожней, чем он предполагал. Приказ царя о роспуске IV Государственной думы не возымел действия, а лишь обострил его конфронтацию с этим более или менее демократическим органом.
27 февраля бастующих и демонстрантов поддержали несколько лейб-гвардейских полков Петроградского гарнизона (Волынский, Павловский, Преображенский). Казаки преимущественно сохраняли нейтралитет. Солдаты и рабочие заняли Арсенал, захватив 40 тысяч ружей, и Петропавловскую крепость; освободили из тюрем политических заключенных. Власть в столице фактически перешла к народу.
Инициаторами революционных выступлений стали рабочие по собственной инициативе. Этим Февральская анархическая революция принципиально отличалась от Октябрьского вооруженного восстания. Хотя в обоих случаях был совершен государственный переворот.
В Таврическом дворце начались заседания наскоро собранного Временного исполнительного комитета Совета рабочих депутатов. В него вошли главным образом представители меньшевиков во главе с Н.С. Чхеидзе, а также два большевика: А.Г. Шляпников и В.М. Молотов. Был организован и военный штаб для защиты революции. В тот же день после бурного заседания было провозглашено создание Совета рабочих и солдатских депутатов. Из 15 человек, избранных в Исполком, только трое были большевиками; преобладали меньшевики (еще один парадокс этой революции).
Тогда же был образован Временный комитет Государственной думы. Он предложил добиваться отречения Николая II от престола в пользу сына Алексея при регентстве великого князя Михаила Романова. С этой целью к царю отправили А.И. Гучкова (лидера «октябристов», представителей крупной буржуазии) и монархиста В.В. Шульгина.
По свидетельству последнего, Гучков высказал свое твердое убеждение: «В этом хаосе, во всем, что делается, надо прежде всего думать о том, чтобы спасти монархию… Без монархии Россия не может жить… Но, видимо, нынешнему Государю царствовать больше нельзя… Высочайшее повеление от его лица — уже не повеление: его не исполняют… Если это так, то можем ли мы спокойно и безучастно дожидаться той минуты, когда весь этот революционный сброд начнет сам искать выхода… И сам расправится с монархией… Меж тем это неизбежно будет, если мы выпустим инициативу из наших рук».
Он говорил о хаосе и революционном сброде, то есть об анархическом движении масс. А Шульгин пояснил свою позицию: «Отречение должно быть передано в руки монархистов и ради спасения монархии».
28 февраля в первом номере «Известий» от имени Совета было опубликовано воззвание. В нем говорилось: «Борьба еще продолжается, она должна быть доведена до конца. Старая власть должна быть окончательно низвергнута и уступить место новому, народному управлению. В этом спасение России… Совет рабочих депутатов, заседающий в Государственной думе (т.е. в Таврическом дворце. — Р.Б.), ставит своей задачей организацию народных сил и борьбы за окончательное упрочение политической свободы и народного управления… Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего, тайного, прямого и равного избирательного права».
Анархическая стихия дошла до предела после того, как Совет рабочих и солдатских депутатов составил и опубликовал «Приказ № 1», уравнивающий в правах солдат с офицерами. Принято считать, будто он появился по воле троицы членов Совета. Однако они писали едва ли не под диктовку или, во всяком случае, под контролем делегатов некоторых полков.
«В составлении этого приказа, — писал генерал А.С. Лукомский, — принимали участие из Генерального штаба генерал Потапов (назвавший себя "первым революционным генералом") и известный "сенатор" Соколов, впоследствии избитый солдатами, когда он их уговаривал слушать распоряжения Временного правительства».
Возможно, эти деятели полагали, что приводят Петроградский гарнизон в новое состояние в соответствии с эпохой демократии, политической свободы и равенства. Но регулярная армия не может существовать на основе безвластия, и распад ее лишь ускорился.
Временное правительство — действительно буржуазное — было образовано 2 марта. Его председателем и министром внутренних дел стал князь Г.Е. Львов (председатель Главного комитета Всероссийского земского союза), военным министром — Гучков, министром иностранных дел — Милюков, министром юстиции — Керенский… В общем, вполне справедливы были лозунги противников Временного правительства: «Долой министров-капиталистов!»
Вечером того же дня Шульгин и Гучков прибыли в Псков, где находился царский поезд. Перед Николаем II выступил Гучков (присутствовали Шульгин, генерал барон Фредерикс и генерал-адъютант Рузский). Он доложил, что столица находится во власти революционного движения (к нему присоединился даже полк личной охраны царя, состоящий из георгиевских кавалеров). Монархия в опасности. Единственный выход — отречение от престола в пользу сына. Впрочем, долгая речь вряд ли была уместна. По свидетельству Шульгина, Николай II ответил: