А, сказала Пенни. На дома, понятно. Можно составить вам компанию? По правде говоря, мне совершенно нечем заняться, по крайней мере в данную минуту.

Лицо женщины было равнодушным. Помолчав, она кивнула.

Она повела Пенни за собой вдоль выставочного зала, потом по скверно освещенной улице, практически пустой, не считая трех машин, припаркованных возле китайской забегаловки.

Вы хотите присмотреть для себя дом? спросила Пенни

Мм? сказала женщина.

Я хотела спросить, может, вы ищете для себя дом, сказала Пенни.

Женщина снова издала смех с присвистом, переходящий в кашель. Да, сказала она. Угадали.

Они миновали компанию подростков, которые сидели и стояли, подпирая стену забегаловки. Привет, бросила на ходу Пенни. Приветик, передразнили парни. Один из них швырнул что-то им вслед. Смятую банку из-под пива. Парни покатились со смеху, стали что-то горланить. Пока, крикнула Пенни. Пока-а, закричали в ответ.

Женщина хромала. Но при этом шла удивительно быстро, и Пенни с трудом за ней поспевала.

Вы ударились ногой? Потянули мышцу? спросила она.

Да. Когда играла в теннис, сказала женщина.

С этим шутки плохи, сказала Пенни. Перед игрой надо обязательно сделать разминку, иначе можно что-нибудь себе повредить.

Дул ветер. Казалось, они прошагали несколько миль. Женщина часто останавливалась и кашляла. После нескольких попыток заговорить Пенни замолчала; ее озадачивала немая спина проводницы. Ее передергивало от звука кашля. Вполне возможно, что женщина – алкоголичка. Все это вызывало не меньшую растерянность, чем слезы горничной. Она уже жалела, что ушла из отеля, и подумала, не вернуться ли, пока она еще помнит дорогу. Но на обратном пути ей снова придется пройти мимо тех парней у забегаловки, только теперь в одиночку. К тому же вдруг за время ее отсутствия служащие еще не успели увести слезливую девицу. Так они добрались до городских окраин, и ветер доносил уже не запах по-зимнему сырого металла, но аромат сырой земли, изгородей и садовых участков. В центре небольшой лужайки перед каждым домом, дворик за двориком, росли розовые кусты – одни совсем голые, на других цветы побиты морозом.

Женщина остановилась.

Они стояли перед окном с раздвинутыми шторами; можно было поглазеть. Ребенок, девочка, сидела на диване и читала книжку. В комнату вошла женщина и что-то сказала. Девочка подняла глаза и отложила книгу. Потом вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Как вам этот? спросила Пенни, разглядывая дом. Одноэтажный домик, приземистый уродец, зажатый между соседями. Такой обойдется совсем недорого. Перед домом на открытой площадке, покрытой травой, стояло несколько машин. Одна была без дворников.

Тс-с, шикнула женщина. А может, она просто дышала с присвистом, Пенни не поняла. Женщина еще немного постояла перед окном. И двинулась дальше.

Миновав несколько домов, она остановилась у другого освещенного окна. Пенни подошла ближе. Какая-то женщина измеряла портновским сантиметром длину ног мужчине, который смотрел телевизор, стоя на стуле.

Это ваши знакомые? спросила Пенни. Женщина в пальто помотала головой. Потом кинула на Пенни свирепый взгляд; Пенни испуганно отступила назад. Мужчина, видимо, сказал что-то ужасно смешное. Женщина расхохоталась с полным ртом булавок. Ей вторил мужчина. Она вынула булавки изо рта и, отведя колючую руку подальше, села на пол.

В самый интересный момент, когда парочка за стеклом отсмеялась и стала обжиматься прямо на полу, женщина в пальто двинулась дальше. Она останавливалась перед каждым окном, в котором были раздвинуты шторы и горел свет, и стояла у ограды, откуда все было видно. От веранды к веранде, от одного дощатого домишка к другому, с таким же крохотным прямоугольным садиком, окошки у всех маленькие, словно съежились, свет за задернутыми шторами превращает их в сусального золота квадратики на черном фоне, а комнаты, куда Пенни удавалось заглянуть, забиты разнокалиберной мебелью. В углах торчали кресла-близнецы; всякая рухлядь валялась в грудах или была аккуратно, с маниакальной педантичностью разложена по полочкам и каминным доскам. В основном люди в освещенных комнатах смотрели телевизоры, а кое-где экраны отбрасывали яркий мигающий свет в пустые комнаты с незашторенными окнами, глядящими в темноту; вереница домов тянулась без конца. По краю каждого участка и чуть дальше, между тротуаром и дорогой, шли полоски нестриженой травы. Трава была муниципальная. Пенни шла по тротуару. Она изо всех сил старалась не ступать по траве.

А женщина все смотрела на людей, которые смотрели телевизор. Пенни поежилась, втянула руки в рукава, шмыгнула носом. Брр, произнесла она. Женщина вздрогнула; взлетевшая рука приказала: тихо.

Пенни отошла в сторону и прислонилась к фонарному столбу; она злилась. Под светом фонаря она заглянула в сумку в поисках парацетамола. К сожалению, не захватила. У нее начиналась простуда. Разболелась голова. Стоял жуткий колотун, чтоб его. Они перешли с бедной улицы, где дома были в заплатах или забиты досками, а садики какие-то обгрызенные, в квартал побогаче – тут машины были поприличнее, а в садах пестрели обрезанные ломоносы и высаженные под зиму анютины глазки.

Этот очень даже ничего, доверительно прошептала Пенни.

Женщина уставилась в окно, где средних лет женщина в халате пила из кружки, лакомясь с тарелки чем-то оранжевым. Иногда она бросала взгляд на газету, что держала на коленях, но больше смотрела куда-то вперед. Мерцающего отсвета не было. Видимо, она слушала музыку или радио. А может, просто сидела в тишине. Пенни вспомнила название улицы на стене углового дома. Отсюда как раз удобно вызвать такси. Ох, она же вынула мобильный телефон из сумки, он остался лежать рядом с телефоном в номере, а у нее не было при себе денег, чтобы позвонить в заказ такси! Господи, подумала Пенни. Вот черт. Сердце у нее ушло в пятки. Она испугалась.

Но ведь у этой женщины есть деньги, у нее полным-полно мелочи, Пенни сама видела, как в коридоре отеля та опустила монеты в карман. Сердце у нее подпрыгнуло. Где-то поблизости должна быть телефонная будка. А если бы Пенни очутилась здесь, в этих местах совсем одна (сердце снова ушло в пятки), она могла бы перевести оплату звонка на кого-нибудь из домашних или на редакцию, чтобы ей вызвали такси через службу «Говорящие желтые страницы» (сердце снова подпрыгнуло), которая может определить номер звонящего в любой точке страны, откуда бы ни совершили звонок.

Пока они переходили через поросшую травой насыпь, Пенни плелась сзади и лихорадочно думала, кому бы позвонить. Потом она вспомнила, в каком состоянии ее ботинки. По другую сторону насыпи, где шла улица, по обеим сторонам которой стояли на небольшом расстоянии коттеджи, по центру проезжей части между рядами припаркованных машин брела старушка, божий одуванчик.

Здравствуйте, сказала Пенни. Мы тут смотрим дома. Вам не холодно?

Старушка была без пальто. Искала свою кошку.

Она никогда не гуляла так поздно, сказала старушка. Стоило мне отвернуться, как она пропала. На нее это непохоже. Прямо не знаю, что делать.

Не волнуйтесь, сказала Пенни. Вы внимательно поискали в доме? Может, она спит в шкафу или под кроватью. Кошки очень самостоятельные. Они умеют о себе позаботиться. Идите домой, а то холодно. Она сама вернется. А может, она ждет вас дома.

Она у меня черно-белая, сказала старушка. Вы ее не видели?

Нет, сказала Пенни.

Белое пятнышко над глазом, вот здесь, и белая манишка. Она никогда не гуляет. Она могла проскользнуть в дверь, когда приходили из Общества спасателей. Должно быть, убежала, пока я ходила за кошельком. Я не пускаю ее на улицу. Она никогда не гуляет.

Тем временем женщина в пальто проковыляла приличное расстояние и собиралась повернуть за угол. Пенни просто не верилось, что ее спутница успела уйти так далеко. Она снова испугалась. Она попрощалась со старушкой, но та согнулась, чтобы заглянуть под машину, и не расслышала. Пенни побежала вдогонку за женщиной. Каблуки не давали бежать быстро. Сгорбленная хромая фигурка исчезла где-то за железнодорожным мостом.