В свою очередь лидеры ПОУМ, выступая против московских процессов и защищая политическую честь Троцкого, не вступали с ним в переписку и считали многие его идеи чересчур радикальными, не соответствующими испанским условиям.

Некоторые зарубежные исследователи считают, что Сталин боялся появления Троцкого в Испании [334]. Такой вариант мог стать возможным, если бы ПОУМ решился на разрыв с правительством Народного фронта. То обстоятельство, что ПОУМ не осуществил такого разрыва, Троцкий считал главной ошибкой этой партии. Он критиковал поумовских лидеров за то, что вместо мобилизации народных масс против реформистских вождей Народного фронта они пытались «убеждать последних в преимуществах социализма перед капитализмом». ПОУМ не создавал своих ячеек в CNT — самой массовой организации испанских профсоюзов, потому что не хотел вступать в конфликт с анархистами, руководившими этой организацией. Стремясь не допускать конфликтов с центральным правительством, ПОУМ не вёл революционной работы и в республиканской армии. Вместо этого поумовцы «строили „свои собственные“ синдикаты и „свою собственную“ милицию, которая охраняла „свои собственные“ здания или защищала „свой собственный“ участок фронта» [335].

Троцкий считал эти тактические ошибки ПОУМа производными от его ущербной политической стратегии. Преувеличивая свои программные разногласия с ПОУМом, который выдвигал политические лозунги, близкие к его собственным лозунгам, Троцкий писал, что ПОУМ всё время оставался ближе к Народному фронту, чем к революционной политике в духе большевизма. «Если ПОУМ пал, тем не менее, жертвой кровавой и подлой репрессии, то потому, что Народный фронт не мог выполнить свою миссию — задушить социалистическую революцию — иначе, как отрубая кусок за куском свой собственный левый фланг» [336]. Основной урок, вытекающий из поражения ПОУМа — «наиболее честной организации в Испании», Троцкий видел в том, что «линия наименьшего сопротивления оказывается в революции линией наибольшего крушения… Избыток „осторожности“ есть самая пагубная неосторожность» [337].

Правда о ПОУМе пробивала себе дорогу нелёгкими путями. Многие коминтерновцы, принимавшие участие в расправах над поумовцами, на протяжении ряда лет продолжали распространять выдумки о связях ПОУМа с фашистами. В этом отношении особенно показательно поведение чехословацкого коммуниста Артура Лондона, одного из подсудимых на процессе Сланского в 1952 году. В 1966 году Лондон опубликовал в Париже книгу «Испания», в которой утверждал, что ПОУМ нанёс «удар кинжалом» в спину республики и осуществлял подрывную работу пятой колонны.

Лишь в 60-х годах Ф. Клаудин, активный участник гражданской войны, член Политбюро Испанской компартии, впервые дал правдивое изображение ПОУМа, отличающееся от сталинистских версий. В 1964 году Клаудин за своё переосмысление истории Коминтерна был исключён из партии.

Опубликованные в последние годы документы указывают на противоречивую или прямо сомнительную роль в Испании некоторых представителей левых социалистов. Это касается, в частности, Вилли Брандта, который в апреле 1937 года вступил в ПОУМ как представитель САП, а позднее возглавил немецкую секцию ПОУМа. Сам Брандт писал в своих воспоминаниях, что в период конфронтации между сталинистами и поумовцами он «сидел между двумя стульями». Однако эта половинчатая формулировка опровергается некоторыми немаловажными фактами. В архиве Коминтерна содержится несколько агентурных донесений сотрудника службы информации КПГ, где дается описание его «товарищеских» бесед с «W. B.» (судя по содержанию этих донесений — с Вилли Брандтом) [338].

11 июля 1937 года немецкая группа ПОУМа потребовала от руководства этой организации отзыва Брандта из Испании за его «сталинофильские» настроения. На заседании Лондонского бюро Брандт был обвинён в том, что поддерживал контакты с представителями КПГ. Многие поумовцы считали Брандта не только невольным союзником сталинистов, но и прямым агентом НКВД [339].

XXVI

Поражение испанской революции, его причины и последствия

Многочисленные свидетельства участников и очевидцев испанских событий показывают, как широко были распространены антисталинистские настроения в рядах республиканцев. Для подавления этих настроений сталинистами была развёрнута грязная клеветническая кампания, увенчавшаяся кровавыми репрессиями не только против поумовцев и революционных анархистов, но и против бойцов интернациональных бригад. Хотя эти бригады находились под полным и безраздельным контролем Коминтерна, многие их участники видели в испанской войне начало нового этапа мировой социалистической революции. Немецкий боец интербригад Эвальд Муншке (в будущем — генерал-майор ГДР) в своих воспоминаниях писал, что часть добровольцев, прибывших в Испанию, «полагала, что мы должны бороться за установление в Испании социалистического строя… Или можно было слышать такие высказывания: „Мы прибыли сюда добровольно, по зову пролетарской солидарности. Мы — не наёмники, зачем же нам платят 3 песеты в день!“» [340]

Хемингуэй, находившийся во время гражданской войны среди борцов интербригад, позднее вспоминал: «Мы были тогда безраздельно счастливы, потому что понимали, что если гибли наши люди, то за справедливое, достойное дело» [341].

В романе «По ком звонит колокол» Хемингуэй передал не только революционное воодушевление добровольцев, но и упадок этого духа, вызванный разрушительными действиями эмиссаров Коминтерна, невежественных в военном деле и одержимых яростной ненавистью ко всем носителям инакомыслия. В этой связи особый интерес представляет описание деятельности одной из самых зловещих фигур, действовавших в испанской войне,— Андре Марти. Марти был наделён неограниченными полномочиями, включая право диктовать командирам планы проведения военных операций. «Ему, как политическому руководителю бригад, позволялось вмешиваться во всё, и он тыкал пальцем в такое-то или такое-то занумерованное, обведённое тонкой коричневой линией место на карте… и говорил: „Вот. Слабое место вот здесь“… И через некоторое время люди, которые никогда не видели карты, но которым сообщали перед атакой номер определённой высоты, поднимались на эту высоту и находили смерть на её склонах или же, встреченные пулемётным огнем из оливковой рощи, падали ещё у её подножия… Когда Марти тыкал пальцем в карту в штабе Гольца, на бескровном лице генерала, голова которого была покрыта рубцами от ран, выступали желваки, и он думал: „Лучше бы мне расстрелять вас, Андре Марти, чем позволить, чтобы этот ваш поганый серый палец тыкался в мою контурную карту. Будьте вы прокляты за всех людей, погибших только потому, что вы вмешиваетесь в дело, в котором ничего не смыслите. Будь проклят тот день, когда вашим именем начали называть тракторные заводы, села, кооперативы и вы стали символом, который я не могу тронуть“» [342].

Марти и другие посланцы Москвы организовали в интербригадах настоящую «охоту за ведьмами». Ими инспирировались и поощрялись доносы, выявлявшие «троцкистские настроения» среди бойцов. Проходила бесконечная череда собраний, на которых, как и в СССР, клеймились «изменники» и «предатели». Представители французской компартии выпускали «чёрные списки», включавшие фамилии, фотографии и адреса лиц, подозреваемых в сочувствии троцкизму. Из Москвы прибыли специальные комиссии для «чистки» югославских и польских частей от «шпионов и провокаторов» [343].

«Успехи» во «второй» гражданской войне, развязанной против революционеров, внесли деморализацию в республиканскую армию и интернациональные бригады, резко ослабили их боеспособность. Ожесточённые бои в марте — апреле 1938 года завершились победой фашистских войск, расчленивших республику на две части. А в августе 1938 года испанское правительство, повинуясь требованиям пресловутой «комиссии по невмешательству», приняло решение об отзыве интернациональных бригад с фронта и демобилизации их личного состава. Одновременно аналогичное решение было принято секретариатом ИККИ.