– Разбогатеть хочешь на мужицких слезах?
Черномор повертывается к уряднику и по-приятельски берет его за рукав.
– Видишь сам, Миколаич, вот принял, можно сказать Христа ради, двух-трех бродяг, а они и мутят.
Среди батраков вспыхивает возмущение.
Стражников – горсть. Их можно раздавить, если встать всем дружно. Многие из батраков решились бы на такое дело, но перед каждым встает вопрос: «Ну, хорошо! Сейчас раздавить – а дальше что?» Дальше – тюрьма, кандалы, Сибирь, может быть и виселица.
И, подавляя в себе бурю гнева, батраки угрюмо замечают:
– Никто нас не мутит! Своего, заработанного требуем…
– Правильности в расчете нету, потому и смута!
Черномор останавливается взглядом на Гришке и говорит, отчетливо отчеканивая каждое слово и кивая на Гришку:
– А вот того молокососа я давно на отметку взял! Против предержащей власти политику ведет и еще против православной веры!
– Брешешь, пес! – возражает Гришка.
– Черномор, не обращая на него внимания, продолжает:
– Я прошу их благородие, господина урядника, арестовать для порядка человек шесть, которые беспаспортные и, выходит, бродяги и зачинщики. Вот этого в картузе. – И Черномор указывает на Липата.
– Мои бумаги в конторе, – говорит Липат.
– Ладно, потом разберем, что у кого есть в конторе! – замечает урядник и делает знак стражникам. Трое из них спешиваются и врезаются в толпу.
– Вот этого тоже надо арестовать, – указывает Черномор на одного из батраков.
Липат чувствует, как властная, цепкая рука дергает его за плечо.
– Братцы, не выдавай! – напряженно кричит он.
Несколько батраков подходят к нему, но тотчас же их оттесняют на конях стражники, они мнут толпу, машут нагайками и кричат:
– Осади назад, с… дети!
Хрипят вздыбившиеся лошади. Непристойная забористая брань оглашает воздух. Батраки подаются назад, бросая с ненавистью стражникам:
– У-у-у-у! Гады!..
– Жарь их в нагайки! – кричит рассвирепевший урядник. Нагайки прорезают воздух, и с тупым звуком их ударов сливается чей-то стон.
Батраки беспорядочно бегут к баракам. Липата, Гришку и еще двоих по указанию Черцомора арестовывают.
– Я тебе покажу, как бунтовать! – шипит урядник и тычет Гришке кулаком в рыло.
Черномор извивается возле скользким ужом и лебезящим голосом говорит:
– Спасибо, Миколаич… Уж будь спокоен, не останусь в долгу!
Прохор переживает несколько мучительных часов. К болезни теперь прибавилось еще беспокойство за участь Липата и Гришки, увезенных в стан.
– Что с ними? Живы ли они, или нет?
Черномор пока оставил Прохора в бараке, остальных забастовщиков рассчитали и выгнали вон. Много передумал Прохор, лежа на грязной, истлевшей подстилке из соломы. И все сводилось к одному: нет правды на белом свете и темна батрацкая доля. Эх, когда-то ты взойдешь над крестьянским миром, солнце красное!
Через день Черномор вызвал Прохора в контору. Еле волоча ноги, с трудом, больной, прибрел он. Тонкими молоточками кровь стучала в висках, и перед глазами мутно колыхалась горячая зыбь.
В конторе Черномор без лишних разговоров выбросил на стол волостное свидетельство Прохора и причитающиеся деньги.
– Получай расчет и сейчас же убирайся!
– Куды ж я пойду, да еще больной, – ответил Прохор. Сам видишь, шатаюсь. Ветром в поле свалит!
– Иди куда хошь! Может, у тебя какая зараза! Не ровен час подохнешь, кто за тебя отвечать станет? Здесь не больница!
Молча берет Прохор расчет, только сухие горячие губы чуть дергаются, как бы что-то шепчут.
Сборы в путь недолги: лаптишки, рубаха с портами на смену, рушник – это в мешок, коса через плечо. Ослабевшему человеку и косу нести тяжело.
Прохор заходит в кухню взять кусок хлеба. Артельная кухарка Василиса сует ему горбушку со словами:
– Бери, касатик, только не мешкай! Беда, коли сам заметит!
Прохор благодарит Василису и сует хлеб в мешок.
– Куда же ты идешь, больной-то?
– А в Наскафтым! – отвечает Прохор.
Василиса соболезнует, качает головой и говорит про Черномора:
– Ах, зверь лютый! Вот зверь!..
Выйдя на дорогу, Прохор в последний раз оглядывается на усадьбу. Среди зелени и цветов белеют колонны барского дома.
В, сердце Прохора растет и зреет неутоленная злоба. Он сжимает кулаки.
– У-у-у-у! Змеиное гнездо! Сжечь бы дотла!
Солнце сыплет щедро золото на придорожные березы. Ветерок колышет на бугре сизые полынки. Жаворонок стрекочет вверху звонкую песню.
«Вот приду в Наскафтым, – думает Прохор, – прежде всего надо вызволять брата с Липатом. Дать три рубля уряднику, а пожалуй, пятерку – может, и ослобонит! А потом уже пойду в больницу…»Бесконечной лентой уходит вперед дорога. Миллионы батраков пронесли по ней в синюю даль свою боль, заботу и борьбу….
1926
Примечания
1
Бурлаками в черноземной полосе звали странствующих земледельческих рабочих.
Оглавление
Александр Алексеевич БогдановБунт