Дальше на пути была церковь.
Никита остановился, расставил шире ноги, чтоб утвердиться. Подумал:
«Хорошо бы позвонить на колокольне!.. Какой седни день. Середа?.. Коли середа, то не стоит… А вот ежели бы воскресенье, обязательно надо бы позвонить!..»
Против священнического дома, занавешенные изнутри окна которого были освещены, снял шапку – остановился.
– Не спишь, батя? В картишки поди играешь? А?.. Тебя, батя, не боюсь, хошь ты и берешь целковый за метрику… Ладно уж! Играй!.. А урядник – буки еры – бы, како ер-к – бык. Буки, еры бы, како-ер…
Так с шапкой в руках он мирно двинулся вдоль поселка, спокойный и уверенный, что опасность миновала.
III
На повороте около переулка Никита издали увидел высокую широкоплечую фигуру в картузе. И как ни застилало его глаза хмельным туманом, он успел ее рассмотреть.
– Ах, елки-разъелки!.. Никак это сам господин урядник!.. Так и есть!.. Никита Простота, потрудись!..
Он торопко свернул в проулок и зашагал по запорошенной снегом дороге.
Миновав двор с соломенным настилом крыши, он обернулся назад. Урядник, по-видимому, заинтересованный его исчезновением, остановился.
Никита прибавил ходу и, размахивая руками, уже не шел, а бежал вдоль по дороге.
От быстрых и неверных движений он путался и попадал с дороги в снег. Обронил шапку… Хотелось ее поднять, но увидел, что фигура движется следом за ним крупными и четкими приближающимися шагами.
Тогда он забыл про шапку и пустился в бегство, как мог. Проваливался, тонул и вяз в сугробах, барахтался в густой снежной каше и думал только об одном: уйти от преследования.
Впереди чернел плетень, в который тупо упирался проулок. «Только бы добраться до плетня!..» – соображал Никита.
Почему-то ему показалось, что за плетнем уже не будет опасности.
– Сто-ой!.. Сто-о-й! – звонко летело ему вслед.
Никита не слышал. Спотыкаясь, вытаскивая с трудом тело и разгребая руками сугробы, как крот, прочищал себе дорогу.
– Сто-о-о-о-о-й!..
Перед плетнем лежал запорошенный обрубок дерева, приготовленный для колоды. Никита животом перекатился через него. Снег попал за ворот полушубка и набился в рубаху, но он ничего не замечал. Около плетня увяз почти по пояс. От мороза и от усталости захватывало дух.
Тяжело дыша, он прислонился спиной к плетню и смотрел, как приближался урядник, старающийся попасть ногами в его след.
– Ну, нет… – решил мгновенно Никита. – В руки тебе не дамся!..
Он сделал отчаянную попытку перемахнуть через плетень. Но плетень поднимался высоко и не на что было опереться. Одна жердь выставилась торчком, как пика. Никита схватился за нее и навалился всей тяжестью, чтоб подняться вверх. Жердь обломилась.
– Все ж таки не дамся! – упрямо повторил он. – И в кутузку не пойду!..
С обломком в руке он приготовился к обороне и стал ждать.
– А-а… Это ты! – обозленно и резко прохрипел урядник. – Ты што же это, сукин сын!.. Смеяться, што ли, вздумал?.. А?.. Лазь тут за тобой по сугробам, словно за зайцем!..
Никита молчал… Урядник приблизился уже настолько, что можно было рассмотреть его ощерившийся рот и лихие, закрученные на кончиках усы.
Не давая себе отчета в том, что делает, Никита поднял руку с жердью и оборонительно замахал ею перед собой…
– Вот ты как… Хорошо же! – свирепея, зарычал урядник.
Он вынул шашку и целиной обогнул Никиту с левой стороны.
– Эдак! – ответил Никита. – Чего я тебе помешал? – И он опустил жердь.
Жердь ткнулась в снег и зарылась концом, поднимая седую морозную пыль. Прошло всего мгновенье. В бледном скупом свете месяца блеснула сизая обнаженная шашка.
– Получишь ты у меня памятку! – яростно напирал на Никиту урядник.
Шашка ударилась с коротким, тупым звуком. Никита только успел всплеснуть перед собой руками. Всем своим нутром не вскрикнул, а как-то глухо выдохнул:
– А-а-а-а!..
Затем все стихло. Только по примятому разрыхленному снегу синели неровные холодные тени.
Урядник распаленно и зло продолжал сжимать в руке опущенную шашку.
– Мало вас учат, бузуковых детей!..
Когда же около тела Никиты показалось на снегу темное расплывающееся пятно, урядник сразу понял то нелепое и страшное, что случилось. Он мгновенно осел всей своей громадной фигурой, расставил странно руки и выронил шашку.
– Как же это так?.. А?.. Как же так?..
Растерянно придвинулся к Никите, нагнулся и впился в него рассматривающими глазами. Пятно крови росло все больше.
– Ну, ты што ж!.. Э-эй?.. Вставай!.. – дрогнувшим голосом сказал урядник, не веря еще тому, что так легко и просто убил человека.
Осторожно потянул его за ворот. Пальцы в тугих, вязанных из шерсти, теплых перчатках дрожали.
– Э-эй… вставай!..
Никита лежал неподвижно.
Жуткая мысль вошла в ум. Убил… Да нет, не может этого быть! И привыкший повелевать, настойчивый голос еще громче прорезал тишину ночи:
– Встав-ай!.. Как же так?.. Что же теперь с тобой делать?..
Где-то, далеко в душе, уже шевелилось злое, змеиное, холодное оправдание:
«Ничего не делать… Сам виноват. Напьются, идолы, да и колобродят! Доколобродился…»
Месяц среди облачков плыл, уныло блестя серебряными рогами, словно говорил:
– Как глупо, как ненужно пропала человеческая жизнь!..
…
1915
Оглавление
Александр Алексеевич БогдановНикита Простота
I
II
III