Последние сомнения остались позади. Спустившись с крыльца дома частнопрактикующего врача, выбранного по совету своей лучшей подруги Джудит, Флоренс остановилась в раздумье. Да, собственно говоря, никаких сомнений у нее почти и не было, однако удостовериться Фло сочла необходимым. Что ж, не она первая, не она последняя…

Хотя, кто знает, может быть, все даже к лучшему, возможно, это наконец заставит ее окончательно принять решение, выношенное в долгих и мучительных раздумьях, бессонными, заполненными горестными мыслями ночами. Теперь, после смерти матери, ее не удерживало в этом городе почти ничего, если не считать старой дружбы с Джудит да этой тайной, сладостной и одновременно болезненной связи с Норманом, которой давно пора положить конец.

Поэтому не свыше ли пришло к ней в тот день решение солгать ему, заверив, что он может ничего не опасаться? Теперь у нее практически не остается выбора, она должна бесследно исчезнуть из города, ни слова не сказав ему о будущем ребенке. Пусть думает, что он ей надоел. Должно быть, Норману будет больно, даже очень больно. Но все-таки лучше такая жестокость, чем разрушать его семью и карьеру. Недаром ведь единственные люди, которые в курсе дела, — сестра Эвелин и Джудит — относятся к их роману резко отрицательно, хотя и по совершенно разным причинам.

Впрочем, время у нее еще есть. Во-первых, чтобы не портить послужной список, необходимо доработать до летних каникул, а во-вторых, придется улаживать множество вопросов: с работой, с арендой квартиры, с мебелью… Да, кстати, надо на днях окончательно подготовить к продаже опустевший родительский дом, помощи от Эвелин и ее мужа не дождешься, а вместе с тем сестра все равно не отстанет. Тянуть с этим не стоит, теперь она отвечает не только за себя.

Несмотря на довольно прохладный июльский день, на чердаке было ужасно жарко и душно. Будто весь жар солнца нескольких последних недель сконцентрировался здесь, под крышей. Карабкаясь по сундукам и коробкам, долгие годы не видевшим белого света, Флоренс даже немного вспотела.

Однако винить следовало только саму себя. Можно было и отказаться, хотя, надо признать, она никак не ожидала, что уборка дома окажется столь трудным делом. Присев на корточки и разглядывая завалы этого хлама, Флоренс постаралась успокоиться, но ей не давала покоя мысль: а не откусила ли она больше, чем сможет прожевать?

Хотя других желающих не нашлось. Эвелин не собиралась пачкать руки, а кроме того, по ее любимому выражению, всех дел все равно не переделаешь. К тому же Джералду не слишком понравится, если она потратит драгоценное время на разборку хлама, оставшегося от покойной матери. Ее муж и так видит свою жену не слишком часто.

Подразумевалось, что Флоренс, преподававшая в местной школе, без всяких хлопот могла взять свободный день и разобраться с семейными делами. То, что ее должен будет заменить кто-нибудь другой или что это может испортить ей послужной список, было не важно. Сама же Эвелин несла ответственность за вверенных ее попечению людей, своих работников, и не могла пренебрегать их интересами ради того, чтобы избавиться от вещей матери.

Флоренс полагала, что это действительно было правдой. Имея мужа и восьмилетнюю дочь Грейс, Эвелин руководила собственным агентством по трудоустройству и вечно была занята беседами с клиентами либо присутствовала на «важных» совещаниях. Временами Флоренс не понимала, зачем сестра вообще завела семью.

Сама Флоренс не была замужем и понимала, что Эвелин этим весьма довольна. Как ни мало та знала о личной жизни сестры, отсутствие у нее постоянного друга почему-то крайне радовало ее. Лучшая подруга Флоренс Джудит Боулдер уверяла, что Эвелин просто ревнует, но причина этой ревности была совершенно непонятна. По мнению Флоренс, это чувство просто не имело смысла.

Самой же Флоренс казалось, что сестра просто-напросто несчастлива. Несмотря на все заверения в обратном, Эвелин, казалось, никогда не радовалась своим успехам. Не было секретом и то, что их мать занималась Грейс гораздо больше, чем сама Эвелин, и девочке будет очень не хватать бабки.

Миссис Рэмфорд умерла полтора месяца назад. Последние три года она тяжело болела, так что ее смерть ни для кого не оказалась неожиданной. Однако, несмотря на все ожидания, Флоренс была поражена тем, какой потерей оказалась для нее смерть матери. Как много она ей не досказала тогда и как много хотелось бы сказать сейчас!

Поэтому, хотя первоначально Флоренс отказалась от предложения Эвелин привести родительский дом в порядок, было ясно, что рано или поздно ей придется этим заняться. Их отец умер несколько лет назад. Она, хоть и не была замужем, давно не жила в доме. Это означало, что теперь он остался совершенно пустым. Но понимая, что избавляться от вещей матери будет нелегко, Флоренс решила подождать, пока не утихнет боль утраты.

Больше, однако, ждать нельзя. Сама она собралась уезжать, а Эвелин не терпелось продать дом, пока цены достаточно благоприятны. Флоренс знала, что доля Эвелин должна была пойти на развитие ее бизнеса, и очень хотела бы иметь возможность настоять на том, чтобы сестре досталось все. Но поверенный был в этом вопросе непреклонен.

Миссис Рэмфорд ясно указала, что обе ее дочери должны унаследовать равные доли имущества. И действительно, мать никогда не делала между ними никакого различия, и иногда Флоренс казалось, что именно поэтому Эвелин с самого детства так старалась заслужить одобрительное отношение родителей.

Избавиться от обстановки было нетрудно, существовали фирмы, специализирующиеся на подобных сделках, и за исключением двух предметов, отобранных Флоренс лично для себя, вся остальная мебель была вывезена на аукцион. И только открыв люк, ведший на чердак, она поняла, насколько трудную задачу взвалила на свои плечи.

Однако, коль скоро им не хочется позволять посторонним людям копаться в семейных документах и вещах, то придется избавиться от этих старых ящиков и коробок. Пока что Флоренс нашла лишь старую одежду, книги и альбомы с фотографиями, но все же не решалась сжигать что-либо, предварительно не просмотрев, хотя бы в память о матери.

Правда, она не ожидала, что наверху будет настолько жарко. От тошноты, беспокоящей Флоренс в последнее время, ее все время бросало в пот. Если вскоре чего-нибудь не поесть, то может начаться рвота, а это уж совсем ни к чему.

Она уже ползла обратно к люку, когда заметила небольшой, покрытый пылью чемодан, засунутый под одну из чердачных балок. Не стой Флоренс на четвереньках, она вряд ли вообще увидела бы его. Но раз так, вытащила чемодан, выругавшись совсем неподобающим леди образом, когда оторвавшаяся с одного конца ручка оцарапала ей палец, и, взяв под мышку, спустилась по лестнице.

— В первую очередь нужно поесть, — подумала она, заправляя за ухо растрепавшийся локон. В доме никакой еды не было, но Флоренс принесла с собой термос с кофе и пачку печенья, которым, усевшись за кухонный стол, тут же набила полный рот.

Тошнота прошла, и, выпив чашку кофе, она открыла заднюю дверь и, выйдя на неяркое солнце, уселась на скамейке под старой яблоней. Здесь любила посидеть летом на солнышке мать, с грустью вспомнила Флоренс. А когда она и Эвелин были школьницами, отец подвешивал к большому корявому суку качели. Но все это было далеко в прошлом. Даже яблоневый цвет, так, по ее мнению, некстати распустившийся сразу после смерти матери, уже увял, и вся земля под ногами была усыпана лепестками.

Вздохнув, она постаралась отбросить прочь грустные мысли, сосредоточив внимание на чемодане. Он был немногим больше атташе-кейса. Флоренс не помнила, чтобы когда-нибудь вообще видела его раньше. Может быть, он вообще не принадлежал родителям, подумала она. До них в доме жили ее бабушка и дедушка, так что чемодан мог принадлежать им. Как бы то ни было, вряд ли внутри находилось что-либо важное. Все личные бумаги матери хранились у ее поверенного.