– Кинг у меня не пошёл. Я взялся, было, за «Дорожные работы», но с трудом осилил два десятка страниц!

– Да-а!.. Кинг это целая наука! Его надо начинать изучать с «Противостояния»! И только потом начнёшь разбираться, что написал этот великий алкоголик и наркоман для души, а что ради денег.

– Мне вообще трудно читать обычную литературу. Ну, ту, где всё на человеческой глупости основывается. Мы с Людой, – это сестра моя, – мы с ней нашли для себя интересной литературу, которую, в общем-то, принято ругать. Там, понимаете, нет всей той белиберды, которая в бульварных романах встречается.

– А, понимаю! – «Пьер нервно курил и думал – придёт Люси или не придёт… А она вошла – теребя перчатки…»

– Так что ли?

– Здорово вы это подметили! Класс!

– Это не я подметил, а Лем. Его, как я понимаю, тоже тошнило от всей этой «романтики».

– А где он про это пишет? Я почему спрашиваю, у нас дома весь Лем есть. Только я до него ещё не дошёл.

– Это «Возвращение со звёзд». Только Лем, Андрюша, больше не пишет. Он умер недавно.

– Знаю. Я как раз домой приезжал. Папа в таком трауре пребывал! Говорил, что целая эпоха скончалась, а никто и не заметил.

– А кем у тебя отец работает?

– Он художник. До недавнего времени в Строгановке преподавал, а потом его в рекламу переманили. Ну, деньги, там, и всё такое.

– Понятно. Андрюша, а как вы с Людой… Ну… Ты извини, если я грязными лапами лезу, куда не следует. Поверь, я не из праздного любопытства спрашиваю! Просто я вижу, парень ты не испорченный, воспитанный…

Я никак не мог подобрать слова, которые могли бы объяснить пареньку, что меня мучает вопрос совсем не из области «Как вы до такого докатились?»

– Ведь было же у вас с сестрой что-то, что обычно предшествует… ну, люди же не сразу…

– Ну, на самом деле наши отношения всегда были не такими как у всех. Мы же среди людей живём, видим, что вокруг нас происходит. Сравнивали не раз. Конечно, то, что происходит за стеной, у соседей, так и остаётся никому не известной стороной жизни, но ведь внешние признаки неблагополучия спрятать невозможно. Всё это проявляется.

– А к своей сестре я всегда относился как… Ну, не знаю… Наверное, самым правильным будет такое определение: я относился к ней всегда, как к самому дорогому, что у меня было.

Андрей, как мне показалось, слегка покраснел. Трудно было сказать, что так на него подействовало – то, что он сейчас говорил, или крепкий чай после сытного ужина.

– Люда, она, знаете… она всегда была не такая, как другие девочки. И сколько меня не предостерегали родители, что, мол, будет она из-за меня избалованной капризной фифочкой, мне в это никогда не верилось. Ну не может человек стать плохим из-за хорошего к нему отношения. А потом, у нас с ней столько всегда было общего, что, по моим наблюдениям, вообще не встречается такое глубокое взаимопонимание. Ну, или редко встречается. Все наши общие знакомые или пытались отделаться от своих сестёр и братьев, как от обузы какой-то, или игнорировали их, как чужеродное, что само отвалится, если к нему соответствующим образом относиться. Некоторых моих приятелей раздражало то, как я всё время возился со своей сестрой. Всякие шарфики, которые я тщательно на неё повязывал, все эти слетевшие рукавички, которые я поправлял, ну, когда она совсем маленькой была, – всё это их, буквально, бесило! Но на их мнение мне было наплевать.

Как говорится, – на себя посмотри! Я же не указывал им на то в их отношениях, что, на мой взгляд, нельзя было назвать не только родственными связями, а вообще – не подходило ни под какое определение. Только один раз у нас с сестрой был момент, случай, когда наши чувства могли пошатнуться, что ли. Да и то, это я сейчас так думаю. А, скорее всего, выдумываю себе пугал очку, ну, чтобы жизнь сладкой не казалась.

С минуту Андрей молчал. Взгляд его был устремлён, как я понимаю, в прошлое. Потом он голосом каким-то – не отсюда – сказал:

– Миле тогда шёл двенадцатый год… Она так быстро повзрослела! У неё тогда месячные пришли. В первый раз, – задумчиво произнес он, погружаясь в воспоминания.

– Освобождайся от захвата, Людка! – кряхтя, советовал сестре Андрей.

Люда отнеслась к игре настолько серьёзно, что Андрей уже пожалел, что взял на себя обязательство обучить сестру приёмам самообороны. «Хотя, девчонка вон как вымахала за лето, – думал он, – не плохо было бы ей уметь постоять за себя».

Он почти каждый день наблюдал в школе одну и ту же картину: здоровый дебил, вдруг заметивший, что вчерашняя девочка превращается в девушку, начинает на неё охоту. Все эти «хватания» за руку, все эти «тисканья» на самом деле носят сексуальный характер, и девчонкам, не умеющим себя защитить, приходится туго. А Люда не просто выросла, она довольно быстро, буквально на глазах, превращалась в красавицу. И хоть она не рассказывала брату о своих проблемах, но её желание научиться обороняться говорило о том, что хамы её, всё-таки, заметили.

– Дрюшка, ты ведь меня по-настоящему крепко держишь? – спросила сомневающаяся Люда. Она знала, что брат относится к ней так, как только в романах относились к своим сестрам благородные юные рыцари, готовые не только защищать, но и, если надо, отдать жизнь за честь сестры.

– Я тебя так держу, противненькая, что если бы на твоём месте был Гуддини, он давно бы молил о пощаде…

Воспользовавшаяся секундной потерей бдительности, Люда резко, змеиным движением, выскользнула из захвата и, рванувшись всем телом в сторону, лишила Андрея опоры. Пытаясь схватить сестру снова, но на самом деле загребая воздух руками, Андрей рухнул на ковёр и, в следующую секунду, Люда, оседлала его.

– Это, это!.. – Андрей хотел сказать – «это не честно», но понял, что проиграет дважды, если станет обвинять сестру в нечестности, пытаясь оправдать своё поражение.

– Да, противный Дрюшка! Это – я! Это я тебя завалила! Ну, что, Гуддини, будешь просить о пощаде?!

– Фиг тебе! – Андрей ёрзал и дёргался, но Люда только усиливала залом руки брата, и он понял, что проиграл.

– А теперь – дискотека! Пам-пам-пам, па-па-ра-ра-ра-ра-ра!

Лежавшему на животе Андрею приходилось туго. Сестра, сидевшая у него на пояснице, лихо подпрыгивала, напевая какую-то мелодию, и одновременно рывками заламывала и без того уже «обезоруженную» руку.

– А-а-а! Не могу больше! Сдаюсь!

– Фигушки!

– Да, сдаю-у-у-у-сь же! – вопил Андрей.

Теперь Люда на все сто была уверенна, что братец не обманывает её. Она прекратила свои издевательства, отпустила руку и, схватив обеими руками Андрея за волосы, спросила:

– Ну, что, Гуддини?! Хорошая из меня ученица получилась? А? Как, там, мама говорит: «Плох тот ученик, который ниже учителя!» – так, что ли?

– Ты – изверг! Фашистка! Инквизиторы тебе платили бы бешеные бабки за твоё искусство!

В голосе Андрея было столько досады! Какая-то девчонка не потратила и пятнадцати секунд на то, что у него никогда не получилось бы!

– Ну ты здорова-а-а! – уже успокаиваясь, похвалил сестру Андрей. – Только смотри, позвоночник мне не сломай!

Чуть привстав, давая брату немного свободы для движения, Люда сказала.

– Давай, Дрюшка, переворачивайся! – и уже «страшным» голосом, добавила. – Ятебя сейчас пытать буду!

Андреем ещё руководило желание отомстить победившей его сестре, и поэтому первой его мыслью было освободиться, воспользовавшись предоставленной свободой. Но, как всегда, победило его отношение к Люде, которое, сколько себя помнил Андрей, всегда было одинаковым – во всём ей уступать, не обижать, защищать, а в последнее время Андрей стал сестру баловать, расшатав, как говорила мама, всё, что было заложено ею, как педагогом.

Но почему-то Андрей всегда относился к Люде, как к человеку более ценному, нежели он сам! Он не раз, анализируя свои поступки, своё к сестре отношение, удивлялся. Ведь никто, никогда, не навязывал ему такого, далеко непедагогического отношения к младшим, а тем более, к члену семьи. Что же руководило им? Но этот вопрос так и оставался для него загадкой!