И ударил отца прямо в лицо.

Папа поднял руки, принял настоящую боксерскую стойку.

Отис посмотрел на него так, будто никогда не видел ничего более трогательного.

— Перекур тридцать секунд.

Папа опустил руки с таким облегченным вздохом, будто его перчатки были набиты камнями.

— Отис, у тебя найдется свободная минутка для меня?

Отис посмотрел в мою сторону.

— Гарри, сейчас это ринг, а не просто сад, в котором мы развлекаемся в свое удовольствие. А на ринге действуют свои правила. Смотреть можно, болтать нельзя. Идет?

Что? Что?! Чей это сад, в конце концов?

— Папа, ты же сам говорил, что бокс — ужасный спорт, — сказал я.

— Ради всего святого, Гарри, не сейчас.

— Ты говорил, что это спорт тупиц и скотов.

Вот расскажу Отису все, что папа про него говорил, тогда они у меня узнают. Только я почему-то промолчал. И ушел. Пусть ломают друг другу носы, если им так хочется.

На цыпочках я прошел в комнату родителей. Мне нужно было кое-что найти. Кое-что, что поможет в выполнении моей миссии. Краем уха я прислушивался к тому, что происходило внизу. Вдруг им понадобится моя помощь. Они снова ругались. С каждым днем ссоры происходили все чаще и звучали все громче. Казалось, целый ансамбль карнавальных барабанщиков поселился у нас на кухне и репетировал целыми днями.

— Это всего лишь предложение, — уговаривал папа. — Я ничего тебе не навязываю.

— Спасибо вам, доктор, но я не нуждаюсь ни в ваших предложениях, ни в ваших профессиональных советах. Сойдемся на том, что я займусь этим завтра. Может быть.

Мама еще почти не кричала. А начала она вообще едва слышно. Так тихий сначала звонок будильника становится все громче и громче, а потом от него даже уши начинают болеть.

— Ты!.. Тебе легко говорить. Ты просто взял и снова увяз с головой в своей хирургии. А мне что прикажешь делать, черт побери? Вернуться в журнал? Чудно. Продолжение рубрики «Я и мои дети» — рубрика «Я потеряла ребенка»?! Не забыл, милый, что у меня больше нет сына?

Музыка из «Арчеров» за стенкой усилилась. Молчун Джефри из вежливости включил приемник погромче, не иначе.

Я рылся в ящичках маминого комода в поисках колготок. Мы с Терри напялим их на голову, как грабители банков, чтобы нас в жизни никто не узнал.

А скандал продолжался. Папа, очень тихо:

— Я не настаиваю, чтобы ты вернулась к этой рубрике.

Мы с Терри не на шутку взялись за расследование. Мы действовали, как самые настоящие сыщики. Мы даже дело составили. Только мы потом все заучили наизусть, а бумажки сожгли, чтобы не было улик. Мы выяснили, что садовника звали Дэннис. Было ли это его именем, фамилией или вообще кличкой, мы пока не знали. Обычно он ездил на велосипеде. Но однажды Терри видел, как он сошел с автобуса № 53, и вид у него был весьма подозрительный. Он был осторожен и аккуратен. Но однажды забыл убрать в сарайчик полканистры бензина и даже не заметил, как канистра исчезла.

Мама, глухо и злобно:

— Предлагаешь основать другую рубрику, «Я и мое горе»?

— Я вообще ни на чем не настаиваю.

— Вам надоела эта зануда Джулия Берчил? Обратите внимание на увлекательную рубрику «Я и мой брак», новинку от вашей любимой Пэт… — не унималась мама.

Мы с Терри тщательно все продумали. Мы решили, что возьмем с собой секретное оружие, веревки, чтобы связывать руки, две зажигалки, ножик для чистки картошки на случай, если придется применить пытки, и бензин. Я хотел было взять еще и папину бритву, но порезался, как только открыл ее. Разжигание костра нам не очень удавалось, и мы постоянно тренировались.

— Прекрати, Пэт. Я не враг тебе. Я только хотел сказать, что тебе будет легче, если ты чем-нибудь займешься. Это поможет тебе немного отвлечься…

В ящике — никаких колготок. Трусы, опять трусы. Куча трусов, а в самом низу какие-то непонятные кружевные штучки. И как только мама их носит? Они ж запросто ей там все между ног порежут.

— Иногда работа помогает.

Мама в последнее время и говорила-то с трудом. А сочинять на бумаге еще труднее. Что он, этого не понимает? Совсем мозги отшибло? Может, ему надо работу бросить? Как он может кого-то лечить?

Хорошенькое дело. Представляю себе, сидит папа в своем кабинете.

— Доброе утро, доктор Пиклз. Я голову разбил. Раскокал совсем, как арбуз.

— Попейте аспирин. Следующий.

— Ой, доктор, эти вросшие ногти меня убивают!

— Сестра, электропилу! Вросшие ногти, говорите? Одно движение — и завтра вы о них и не вспомните.

Бз-бз, бз-бз-бз.

— А-А-А!!!

Шлеп.

— Моя нога!!!

— Следующий! Здравствуйте, миссис Бредфилд, чем могу помочь?

— Доктор Пиклз, мой сын так кашляет, так кашляет! Ужас! Сердце разрывается!

— Зато он у вас есть. Вам повезло. Следующий!

Мы даже учились разжигать костер трением — терли две палочки друг о друга. Это на тот случай, если зажигалки не сработают. Нужно ведь все предусмотреть, верно? Я вернул трусы на место, чтобы не заметили, что я тут копался.

— Откуда тебе знать, что мне нужно?!

Надеюсь, мама разбила не мою любимую кружку.

— Боже, Пэт! Не начинай, — умолял отец.

— Не начинай? — Мама разошлась не на шутку. — А почему бы нам не обсудить это? Почему бы тебе…

Оркестровая музыка с улицы заиграла еще громче и еще быстрее. Теперь я мог разобрать лишь отдельные обрывки слов.

Ну наконец. Я нашел целую кучу чулок. Зачем ей так много? Хотя чулки, пожалуй, нам подойдут. Даже лучше, чем колготки. Никаких проблем со второй ногой.

— Нет, — прозвучало снизу. — Ты сама знаешь, что…

— Давай, Доминик, давай! Скажи! — Мамин голос упал. Только он стал не тише, а страшнее. — Ты даже имени его произнести не в состоянии.

Трением костра не разведешь, чтоб вы знали. Уж лучше использовать увеличительное стекло.

Я достал секретное оружие коммандос. Открыл ножнички. Чтобы вырезать аккуратные дырочки, надо натянуть чулки на руку. Какой приятный звук. Как приятно лязгают ножницы.

Снова голос папы, очень нежный:

— Нам нужно время, моя хорошая.

— Мне тридцать девять!

— Но это просто смешно, Пэт!

Наверное, он попробовал обнять ее или еще что-нибудь в этом роде, потому что дальше я услышал мамин крик:

— Не хочешь?! Тогда не трогай меня!

Кажется, они дрались. Наконец папа сказал медленно и очень тихо:

— Я знаю, ты говорила, что очень хочешь этого, что это поможет нам пережить кошмар.

— Не хочу,Доминик. Это мне нужно.Нужно нам,чтобы справиться. Чтобы выжить!

И голос у нее был такой холодный, что даже дрожь пробирала.

Я натянул чулок на голову.

— У нас есть Гарри. Мы должны жить, Пэт. Ради него.

Вот он, Гарри Пиклз, в зеркале. На голове чулок, нос сплющен, глаза какие-то странные. Но все равно понятно, что это я.

— Гарри? — Мамин голос стал совсем ледяным.

Чтобы разжечь костер при помощи увеличительного стекла, нужно много времени и терпения. Сначала бумага просто темнеет, но не горит. А уж если набежит какое облачко, придется просто сидеть и ждать, пока вновь не появится солнце. И когда уже совсем потеряешь всякую надежду…

— Гарри? — сказала мама. — Гарри слишком мало.

Пф-пфф.И разгорелся костер.

— Себастьян, я же сказала — только пять минут.

Заткнется она когда-нибудь или нет? Мне нужно поспать. Хоть немного. Секретная операция под кодовым названием «Дэннис» — так садовника Терри зовут — может начаться в любой момент.

Я подошел к окну, задернул занавеску. Никогда раньше не замечал лысины у папы на макушке. Папа все скачет по саду, разбросав руки в стороны. Похоже на Иисуса на кресте. Я такого у Питера видел, над кухонным столом. Только у Христа, который на кухне у Питера, кровь сильно течет, и голова набок, и вообще он уже мертвый. Папа молотит кулаками с такой скоростью, что перчаток не видно. И еще быстрее, и еще. Как настоящий боксер. Правой, правой. Левой, левой. Футболка на спине прилипла к телу. Говорят, такого жаркого лета сто лет не было.