– Потому что они не проводят время на курсах по пеленанию и не толкаются на городских детских площадках, ты это имеешь ввиду? О нет, оно у тебя и на куртке, Финн! При этом я не хожу даже на курсы по пеленанию. Я пыталась. С Генриэттой я действительно пыталась. Но все остальные матери считали меня какой-то ненормальной. Не странно ли? Для вас, нормальных фриков, я ненормальная, потому что у меня трое детей, а для остальных матерей я ненормальная, потому что я не хожу на их «тапперуэровские вечеринки» и не использую дома очищающий спрей для плиты! Я блуждаю между мирами. Даже мой собственный муж считает меня ненормальной.

– Что за чепуха, – попыталась возразить я. Муж Тони боготворил её, и не все матери города проводили время на «тапперуэровских вечеринках». Напротив, на недавней «тапперуэровской вечеринке» у Карлы не было ни одной матери, были только Виви, Соня, я и куча деловых женщин, намеревавшихся решительно обновить свои запасы. Теперь у меня было приличное число соратниц по закромам. Никогда ещё мои кукурузные хлопья не были пристроены так хорошо. Я чувствовала, что должна за нас заступиться.

– Знаешь, Тони, если ты на всех клеишь ярлыки, то не удивляйся, что их клеят и на тебя. Ты прекрасная женщина и чудесная, замечательная мать. Если бы ты сама…

– Чёрт возьми, Финн! – закричала Тони пронзительным голосом. – Маме не надо а-а на брюках! Эти брюки от Патрисии Пепе, они стоили папе чёртову кучу денег. И маме стоило чёртову кучу времени застегнуть чёртову пуговицу на чёртовом пузе!

Я поглядела на её изящную фигуру 44 размера и сделала напрасную попытку найти то, что можно было обозвать «пузом». При этом мне кое-что бросилось в глаза:

– Ты сейчас в юбке, Тони.

– Что? Ах да, точно. Генриэтта сегодня за обедом заляпала мои брюки кетчупом. Нарочно! Верно, маленькое чудовище?

– Я чертовски хочу поехать наконец дальше по чёртовому тротуару! – объявила Генриэтта.

– Ты не должна так ругаться, – отчитала её Тони, виновато поглядев на меня. – Я не знаю, как с этим бороться. Она каждый день приносит из садика новые выражения. А-а-а! Чёртово дерьмо, теперь я в него вступила.

– Это приносит счастье, – сказала я, и это было не слишком умно, потому что Генриэтта тоже захотела непременно поспособствовать семейному счастью, ухватившись обеими руками за то, что осталось на тротуаре от собачьих какашек. Я потратила остаток влажных платков на чистку детей и матери.

– Наверное, это был гигантский пёс, – сказала Тони почти плача.

– Чертовски гигантский пёс, – согласилась Генриэтта. – Он принесёт нам чертовски много счастья.

– Точно, – сказала я. Хотя бы Генриэтта была рада.

– Ты не можешь уйти сейчас, – сказала Тони. – Ты ещё не рассказала про твоего нового шеф-редактора.

– Я завтра расскажу, – пообещала я.

– С дороги! – завопил Финн, снова сидевший в своём полицейском автомобильчике.

Я поцеловала их всех.

– Ведите себя прилично, милые мои, и не расстраивайте маму.

– Боже мой, что бы я только ни отдала за то, чтобы поменяться с тобой местами, – вздохнула Тони.

– Тогда тебе придётся забыть твои брюки от Патрисии Пепе, – возразила я, пятясь задом от места действия. – Потому что я не натяну их даже на бёдра.

– Это без разницы, – заверила меня Тони и побежала за детьми.

– Эй, дорогая, не забудь коляску с малышом! – крикнула я ей вслед.

Тони хлопнула себя ладонью по лбу и вернулась назад. Как уже говорилось, она была абсолютно достойным зависти человеком, но в этот момент моей жизни мне не ни с кем хотелось меняться, даже с тем, кто без проблем влезает в 44 размер.

Однако приближались другие времена. И быстрее, чем мне хотелось.

– Ну, девушки, сколько мужиков приземлилось на вас на этой неделе? – громогласно осведомилась Карла, едва мы устроились за стойкой суши-бара.

Как обычно, мы все залились краской разной степени интенсивности, а Виви прошипела:

– Ты же обещала, что прекратишь это!

– Я всего лишь обещала не употреблять крепких выражений, – невинно отозвалась Карла. Две недели назад она в то же самое время, но в другом месте (которое нам отныне придётся обходить стороной) проорала:

– Ну, девчонки, теперь честно: был у вас на этой неделе хороший трах? Причём я имею ввиду действительно хороший!

Карла воспринимала нас как четырёх подружек из «Секса в большом городе» – привлекательных, успешных в профессии, наделённых самой волнующей, самой разнообразной и самой забавной сексуальной жизнью, которую только могли себе представить сценаристы. Однако сравнение сильно хромало. Сексуальная жизнь у нас у всех была скорее скудной, профессионально мы были совсем не (Виви и Соня) или умеренно (Карла и я) успешны, а что касается привлекательности – ну, тут всё относительно. Виви с её нежной, как цветок, кожей и светлыми волосами была, конечно, очень красива – если вам нравится тот хрупкий тип, в котором голова кажется чересчур тяжёлой для остального тела. Соня выглядела как Барбара Стрейзанд в юные годы, а все знают, что по отношению к Барбаре Стрейзанд мир делится на два лагеря: одни её обожают, другие считают страшилищем. Во всяком случае, Соня несла свой длинный нос так гордо, как это только возможно. То же делала я со своей толстой попой. Секрет, известный всем: чем увереннее предъявляешь окружающей среде свои недостатки, тем менее они воспринимаются как таковые. Что касается моих рыжих волос и веснушек, то это тоже дело вкуса. Карлу же я всегда считала бесспорно привлекательной, пока в одно прекрасное утро не увидела её без макияжа и причёски. Только тогда я поняла, почему она возвела в принцип никогда не просыпаться рядом с мужчиной.

– Или что то же самое, никогда не засыпать рядом с мужчиной, – вздыхая, говорила она. Карла в её почти тридцать пять была самой старшей из нас, и она не скрывала, что охотно связала бы себя жизненными узами с каким-нибудь мужчиной. – Начиная с определённого возраста одиночество превращается в болезнь, – объясняла она. – Конечно, ты можешь и дальше так жить, но боль всё время усиливается, и ты знаешь, что если ничего не предпримешь, то умрёшь от от этой боли. Одна-одинёшенька.

Что за невозможная чушь. Впрочем, Карла часто говорила невозможную чушь.

– Кроме того, это вопрос смысла жизни, – сказала она, к примеру. – Для чего я живу на свете? Чем хороши такие одиночки, как я? Кому они нужны? Собственно говоря, я нахожусь в самом верху списка людей, в которых мир не нуждается. Перед собирателями фигурок из киндер-сюрпризов и Дитером Боленом.

Карла вела кучу разнообразных списков, это было одной из её причуд. Списки стран, куда она ни в каком случае не поедет; списки мужчин, которые, к сожалению, женаты, списки мужчин, которые, к счастью, женаты; списки вещей, которые она ненавидит до глубины души, списки её любимых продуктов, упорядоченных по количеству калорий.

– Так что, был у вас хороший трах или нет? – спросила она провокационно.

Мы единодушно покачали головами.

– Я так и думала, – сказала Карла наполовину разочарованно, наполовину с облегчением.

– У меня была ветрянка, ты забыла? – спросила Соня, которой, по её словам, понадобилось два маскирующих карандаша, чтобы скрыть оставшиеся прыщи. – И я была ужасно больна! Даже ты на моём месте воздержалась бы.

– Я сказала моему шефу, пускай он кончит себе в колени, – раздумчиво сказала Виви. – Это считается?

– Разумеется, нет, – возразила Карла. – Кроме того, ничего такого ты ему не сказала.

– А должна была, – ответила Виви и погрузилась в мрачное молчание.

Я, чтобы немного оживить общее настроение, хотела уже рассказать о своём вчерашнем информационном поиске и Борисе68, но вовремя передумала. Дело в том, что сегодняшнем редакционном совещании я поведала об этом как об электронном флирте моей сестры, и Карла при этом присутствовала.

– А у тебя был? – спросила я её, снимая с ленты ещё тарелочку суши. Я бы лучше отправилась к итальянцам, но Карла настояла на суши-баре. Наверное, в «Сексе в большом городе» они там всё время едят суши. Во всяком случае, Карла возмущённо изогнула бровь, когда я призналась, что не очень люблю суши. И дело тут не в сырой рыбе, а в ужасных, совершенно неяпонских табуретах, которые они понаставили в этом сарае. Я ненавижу все предметы мебели, у которых ноги длиннее моих. Совершенно невозможно забраться на подобный табурет, не выставив себя при этом на посмешище. Кстати, именно из-за такого табурета я никогда бы не приняла участие в передаче «Кто хочет стать миллионером?».