— Вообще — то я не против, чтобы вы там все переворошили, но мне любопытно, что вы там потеряли?

Грэхем всучил ей клатч обратно.

— Что — то, что объяснило бы, почему вы преследуете меня.

Она же была так осторожна! Мысли лихорадочно понеслись вскачь. Чем она себя выдала? Какая ошибка новичка ее спалила? Вся тяжкая работа пошла насмарку — сон в машине, гнусный фаст — фуд, писанье в горшок, а хуже всего, жизнь положить на то, чтобы спасти «Расследования Дав», купив контору у гадкой мачехи — мошенницы. «Расследования Дав» — детективное агентство, основанное дедом и расширенное отцом, агентство, которому было суждено стать ее с рождения, не будь папочка таким упертым. Все жертвы бесполезны. Пайпер придется вернуться к прозябанию в офисной кабинке и всю жизнь помнить, что спортсмен — качок вроде Купера Грэхема натянул ей нос.

Ее замутило. Однако она умудрилась недоуменно сморщить лоб.

— Преследую?

Грэхем стоял, отбрасывая тень на оправленную в рамку футболку «Чикаго Старз», висевшую на стене. В голубой рубашке, застегнутой на все пуговицы, его уже громадные плечи выглядели еще шире, а закатанные рукава открывали мускулистые руки. Темные джинсы сидели так, как надо — не слишком тесно, не слишком свободно, и выставляли напоказ длинные мощные ноги, которые бог сотворил сильными, быстрыми — на беду любимых Пайпер «Чикагских Медведей».

Взгляд суров, как иллинойская зима.

— Видел, как вы парковались у моего жилья, преследовали меня в спортзале и теперь здесь. Хотелось бы знать зачем.

А она — то считала, что весьма изобретательна по части маскировки. Как он умудрился разглядеть ее в маскараде? Отнекиваться бесполезно. Пайпер сползла на диван и попыталась подумать.

Грэхем ждал. Сложа на груди руки. Стоял на боковой линии, наблюдая, как атака противника разваливается на ходу.

— Ну… — Она сглотнула. Взглянула на него снизу. — Дело в том… — И выдохнула: — Я ваша ярая фанатка.

— Фанатка?

Адреналин бросился в кровь. Без борьбы — не сдастся, и Пайпер выпалила с дивана:

— Не из опасных. Боженьки, нет. Просто сдвинутая.

— На мне.

Утверждение, а не вопрос. Что ж, с ним такое не впервой.

— У меня нет привычки преследовать кого — нибудь. Это… понимаете, выходит против моей воли. — Пайпер не чуяла точно, какая тактика может ее спасти, но отважно продолжила: — Знаете, не то чтобы совсем сбрендила. Так… тихое помешательство.

Грэхем наклонил голову набок, по крайней мере слушал. А почему бы и нет? Помешанные всегда такие очаровашки.

— Уверяю вас, я всего лишь чуток ненормальная, — затаив дыхание, выдала Пайпер. — Абсолютно безвредная. Не переживайте, набрасываться не буду.

— Разве что меня преследуете.

— Осмелюсь утверждать, не я первая. Мужчины, вроде вас… — Она помедлила и попыталась не подавиться: — Кумиры.

Тяжелый взгляд свидетельствовал, что лестью Грэхема так легко не прошибить.

— Чтобы я вас больше поблизости не видел. Ясно?

Ясно. Все кончено. Fini. Однако она еще не готова сдаться.

— Боюсь, это невозможно. — Пайпер помолчала. — Пока не подействуют мои новые лекарства.

Ямочка на подбородке стала глубже, когда он сжал челюсти.

— Ваши действия незаконны.

— И такое унижение. Вы даже не представляете, насколько унизительно очутиться в таком положении. Нет ничего мучительнее, чем… безответная любовь.

Последние слова вышли вороньим карканьем, и Пайпер надеялась, что Грэхем примет это за признак обожания, потому что все в нем выводило ее из себя. Габариты, лощеный вид, но больше всего спесь, порожденная излишком людей, целующих его тугой зад просто потому, что Грэхем родился с даром от природы.

Он не выказал ни проблеска сочувствия.

— Если поймаю вас снова, позову копов.

— Я… я понимаю. — Она проиграла. С самого начала это была бесполезная тактика. Разве что… Пайпер кивнула ему, изображая фальшивое сострадание. — Я понимаю, как ужасно это должно быть для вас.

Он чуть отклонился назад на каблуках своих ковбойских сапог.

— Я бы так не сказал.

— Чепуха. — Может, она отыщет трещинку в его мужской броне. — Вам страшно, что я могу неожиданно выскочить на вас, когда вы гуляете по улице. Что я могу быть вооружена каким — нибудь гнусным пистолетом, которые вы, ненормальные американцы, таскаете повсюду, как жевательную резинку. — И как ее «глок» в багажнике машины. — Я никогда так не поступлю. Нет уж, увольте! Однако вы же этого точно не знаете. И как вы тогда себя защитите?

— Думаю, с вами я справлюсь, — сухо заметил Грэхем.

Пайпер умудрилась принять озадаченный вид.

— Если так, то чего вам беспокоиться о безвредной дурочке, вроде меня, изредка таскающейся за вами?

Он больше не казался расслабленным.

— Потому что мне это не нравится.

Пайпер попыталась выказать одновременно сочувствие и обожание.

— Как же вам страшно!

— Прекратите это то и дело твердить!

— Понимаю, ужасно затруднительное положение.

Его глаза заметали смертельные искры.

— Вовсе не затруднительное положение. Черт возьми, просто держитесь от меня подальше.

Пайпер продолжила врать.

— Ах, да, кажется, я упоминала, что это не так легко, — пока не «вставят» мои таблетки. Врач заверил меня, что ждать недолго. А пока ничего не могу поделать. Возможно, заключим компромисс?

— Никаких компромиссов.

— Самое большее — неделю. А между делом, если вычислите меня, то притворитесь, что меня нет. — Она показала, что отряхивает руки. — Вот так. И все дела.

Чуда не произошло. Грэхем не купился.

— Хочу напомнить насчет копов.

Пайпер заломила руки, надеясь, что жест не выглядит очень уж театральным.

— Я слышала отвратительные вещи о чикагских тюрьмах…

— Вам следовало раньше подумать, прежде чем приступать к этой затее с преследованием.

Может, сказалось напряжение бессонных ночей или скачок сахара в крови от всей потребленной паршивой пищи. А больше похоже на страх потерять все, ради чего она трудилась. Пайпер поникла головой, сняла очки и приложила костяшки пальцев к сухим щекам, будто собралась заплакать, чего тыщу лет не стала бы делать, неважно, какое горе бы ее ни постигло.

— Я не хочу в тюрьму, — всхлипнув, сказала она. — Мне даже штрафную квитанцию никогда не выписывали. — Ложь на настоящий момент, но она превосходный водитель, а ограничения на скорость на магистралях в этом городе просто идиотские. — Что там со мной будет, как считаете?

— Не знаю, да и мне наплевать.

Несмотря на бравурные слова, Пайпер уловила колебание и за него уцепилась.

— Ну ладно, вызывайте их хоть сейчас, поскольку неважно, как сильно ни стараюсь, я ничего не могу поделать с собой.

— Не стоит так говорить.

Неужели в его голосе сквозит легкое смущение? Она выдавила еще всхлип и потерла глаза.

— И врагу бы не пожелала страдания от такой любви.

— Это не любовь, — выговорил Грэхем с отвращением в голосе. — А сумасшествие.

— Вот и я говорю. Это абсурд. — Пайпер мазнула рукой под совершенно сухим носом. — Как можно полюбить кого — то с первого взгляда?

— Нельзя.

Пока ее не выставили, она не сдавалась.

— А вы не можете передумать? Только на неделю, пока новые таблетки не восстановят мою психику.

— Нет.

— Конечно, вы не можете. И я желаю вам всего самого наилучшего. Не смогу вынести саму мысль, что вы корчитесь от страха, боитесь покинуть свою квартиру, потому что боитесь встретить меня…

— Да не боюсь я…

— Уверена, я способна выжить в тюрьме. Насколько меня запрут, как думаете? Есть ли малейший шанс, что вы… Неважно. Будет чересчур попросить вас навестить меня, пока я буду за решеткой?

— Да вы совсем сбрендили.

— О, да. Но безобидно. И помните, явление это временное.

Пайпер пустилась во все тяжкие. Раз уж терять ей нечего, она могла бы пойти ва — банк.

— Если бы я физически привлекала вас… Но ведь нет, правда?

— Нет!