Не помогло и обращение в Америку. За годы войны Россия влила в американский рынок 1 миллиард 800 миллионов золотых рублей, и «без достаточно положительных для себя результатов», по оценке Е. З. Барсукова. Казалось, что хваленая американская техника без всякого труда справится с делом и заполнит бреши в вооружении русской армии. Ан нет! Фирме «Винчестер» было заказано 300 тысяч винтовок, «Ремингтон» взялась (за золото!) поставить 1,5 миллиона и «Вестингауз» — 1,8 миллиона винтовок. Только первая выполнила заказ к установленному сроку, но от продолжения поставок отказалась. Две другие фирмы к сроку сделали только 10 процентов заказа, а там пришел 1917 год, революция… Но крупные авансы золотом, русским золотом, эти фирмы успели получить!
Представляется, что в такой обстановке от высших военных руководителей России требовалась сугубая осторожность при планировании предстоящей кампании. Само благоразумие, по очевидности, предписывало придерживаться оборонительного способа действий — тут не до жиру, быть бы живу. Показательно, что союзники России решили выждать. В ближайшем будущем они видели главную свою задачу в наращивании военно-экономического потенциала, в достижении абсолютного превосходства над Германией, а потому их общий план сводился к стратегической обороне. От России же союзники из своекорыстных побуждений требовали наступательных действий, что должно было, по их мнению, связать силы Германии, воспрепятствовать ей нанести мощный удар на западе. И русское правительство, русское военное руководство, столь сильно и роковым образом зависимые от своих союзников, пошли у них на поводу, стали готовиться к наступательным операциям.
Поначалу предполагалось наступать только на Северо-Западном фронте и разгромить восточнопрусскую группировку врага. Командование Юго-Западного фронта — генералы Я. И. Иванов и М. А. Алексеев — доказывало, что успеха прежде всего можно добиться на их фронте и вывести Австро-Венгрию из войны. Ставка — прежде всего верховный главнокомандующий — не проявила необходимой твердости и решила наступать на обоих фронтах, что ныне представляется крупной ошибкой. Широко задуманные операции по расходящимся направлениям не обеспечивались необходимыми силами и материально-техническими средствами, и можно было предвидеть их неизбежную неудачу. Трудно представить, чтобы высшему военному руководству России это не приходило на ум…
Брусилов, конечно, не знал в подробностях состояния ресурсов страны и армии. Поэтому и он в пределах своей компетенции командующего армией, исходя из обстановки и оценки противника, ему противостоящего, считал необходимым действовать наступательно. «Я в то время не верил, — писал он, — не мог допустить мысли, что наши огнестрельные припасы действительно на исходе и что военное ведомство из ужасного положения, вынуждавшего воевать голыми руками, не выйдет благополучно».
Сразу же после отражения наступления австро-венгерских войск, в начале декабря 1914 года, Брусилов дважды обращался к фронтовому командованию, доказывая необходимость перенесения центра тяжести кампании в Карпаты. Сообщая, что только за последние дни австрийцы лишь пленными потеряли более 10 тысяч человек и что общие их потери несомненно достигли половины состава, Брусилов предлагал добить противника, не дать ему возможности получить подкрепления и оправиться. «Считаю долгом доложить вашему высокопревосходительству, — писал Брусилов в штаб фронта, — что, по моему убеждению, для нанесения противнику наиболее полного поражения необходимо теснить, не останавливаясь по северную сторону Карпат, овладеть выходами в Венгерскую равнину, на которой может быть продуктивно использована наша многочисленная конница, и продолжать наступление по Венгерской равнине».
Брусилов полагал, что конечной задачей в этом случае может быть овладение Будапештом. Разумеется, он не рассчитывал с одной армией завоевать всю Венгрию, но только такой способ действий, по его мнению, давал возможность избавиться от угрозы нового наступления австро-венгров с целью деблокады Перемышля (крепость вновь была осаждена русскими). Брусилов подчеркивал, что операция потребует тщательной подготовки, просил усилить его армию еще одним пехотным корпусом и кавалерией, укомплектовать другие дивизии армии, предоставить ей все виды довольствия, «чтобы начать операцию в составе, возможно близком к штатному». Всего к операции Брусилов предполагал привлечь 12 пехотных и 5–6 кавалерийских дивизий.
За четыре с лишним месяца беспрерывных сражений с сильным противником дивизии 8-й армии были обескровлены, а пополнения получали незначительные. К этому времени, писал Брусилов, «армия уже растаяла и дивизии представляли собой не 15-тысячные массы, а их жидкие остатки; были некоторые дивизии в составе трех тысяч бойцов, и не было дивизии, в рядах которой можно было бы насчитать свыше пяти-шести тысяч солдат под ружьем. Бóльшая часть кадровых офицеров выбыла из строя убитыми или ранеными, а некоторые слабодушные после ранений упорно держались в тылу или по болезни, или получив тыловые места в России. В сущности, прежней армии уже не было. Вот с этими-то остатками и приходилось теперь воевать, бесконечно растягиваясь и разбрасываясь. Больно мне было и досадно…».
Первое представление Брусилова командованию о наступлении от 4 декабря 1914 года не получило одобрения. «Наступление на Будапешт при современном состоянии средств не обещает многого, — сделал помету на докладе главкоюз, — а отвлечет много сил, ибо, кроме двенадцати пехотных и пяти-шести конных дивизий, назначенных для вторжения, потребует еще немало для обеспечения флангов и сообщений». Не дал результатов и второй доклад от 13 декабря.
К началу 1915 года армии левого крыла Юго-Западного фронта растянулись вдоль Карпатского хребта. Зима в Западной Галиции мягкая, не то что в центральной России. С утра туман, к полудню небо проясняется, дует теплый ветер, и выпавший за ночь снег начинает таять. Если к вечеру ветер меняется, то из набежавших темных туч валит мокрый снег, и вскоре толстый слой его укрывает землю.
Иногда один, два дня снег держится на полях, но все равно тает, ручьи покрывают склоны холмов. Тогда проселочные дороги становятся непроезжими, шоссе покрыто толстым слоем грязи. Но так бывает в долинах…
В горах и снегу больше, и держится он долго, но воевать от этого не легче…
Противник явно готовился к переходу в наступление. Понимая это, Брусилов обращался к командованию фронта 1 января 1915 года: «Последние дни противник проявляет больше активности, особенно против моего левого фланга, продвигая вперед свои передовые части, усиливая их, закрепляя более прочно занятое пространство, оживляется его деятельность и на правом берегу Сана. Все это может служить признаками готовящегося с его стороны наступления».
Даже в этом безусловно трудном положении Брусилов видел выход в наступлении — таков уж был характер этого военачальника, наследовавшего лучшие боевые традиции русской армии. «По местным условиям, — писал он, — по соотношению сил армии к длине занимаемого ею фронта, оборона не дает каких-либо преимуществ, и я полагаю, что в настоящем положении все выгоды будут на стороне атакующего. Ввиду этого я хотел бы попробовать, если обстановка не изменится, около 10 января перейти в частное наступление, нанося главный удар своим левым флангом, с целью нанести противнику частное поражение, отбросить его за хребет. Десятые числа января намечаю потому, что к этому времени армия, укомплектовавшись почти до полных штатов, рассчитываю, будет равносильна по числу штыков противнику, пополнится лошадьми и различными видами снабжения».
7(20) января 1915 года генерал Иванов отдал директиву, предусматривающую переход в наступление 3, 8 и части 11-й армии, с тем чтобы обезопасить войска, осаждавшие Перемышль, и дать возможность русской кавалерии вторгнуться на Венгерскую равнину. Но пока русское командование собиралось и готовилось, враг упредил его! 9(22) — 11(24) января 1915 года он начал наступление на широком фронте от Буковины до Мезолаборча, стремясь провести два удара — от Ужгорода на Самбор, от Мункача на Стрый.