Примерно после восьми лет обучения Богдан «окончил коллегию, и окончил хорошо».

Из «Истории Русов» [5]: «…Все тогдашние классы изящных наук прошел он (Богдан Хмельницкий. — В. З.) под руководством наилучших учителей… Природная острота и дарования оправдали старания отеческие и учительские. При других его знаниях особенно искусен он был в первейших европейских языках, а паче в латинском и греческом…»

Возвратившись домой, к радости родителей и удивлению дружков, Богдан не проявлял большого интереса к прежним играм, стал серьезным и несколько замкнутым. По-прежнему много читал, просил отца о том, чтобы он, бывая в Киеве и других городах, покупал ему книги. Сам же стал помогать ему в хозяйственных делах. А их было немало. За честную службу Михаил Хмельницкий получил от короля по просьбе Даниловича недалеко от Чигирина на правом берегу Тясмина и его притока Субботы клочок земли. Здесь заложил он хутор Субботов, свое семейное гнездо.

Кроме устройства Субботова, Михаил Хмельницкий, пользуясь благорасположением своего хозяина, учредил и собственную «слободу» Новосельцы — небольшое сельцо с «подданными». Постепенно он становится зажиточным человеком и Чигиринским сотником.

Отца радовало, что и после учебы Богдан еще больше укрепился в своей вере, считая ее истинной и единственно народной. Настораживало, правда, чрезмерное увлечение сына военным делом, как будто он упорно готовил себя к каким-то важным сражениям. Не проходило дня, чтобы Богдан не померился силами с кем-то из казаков в мастерстве владения саблей или лихой езде на коне.

И вот наступил 1618 год. Этот год Богдан помнил всю жизнь и очень сожалел, что именно ему пришлось участвовать в походе на Москву.

А дело вот в чем. В 1618 году польский король Владислав предпринял последнюю попытку захватить Москву и утвердить себя на русском престоле. Тогда же он потребовал участия в походе реестрового казачества. Часть лояльной казацкой старшины во главе с гетманом реестровцев Петром Конашевичем-Сагайдачным подняла казаков в этот поход. Среди них был и Богдан Хмельницкий. Попытки польских панов овладеть Москвой провалились и на этот раз, но королевич Владислав запомнил молодого Хмельницкого и впоследствии всегда отмечал его среди казацкой старшины.

Однако сам Богдан, возвратившись из похода, еще больше укрепился в необходимости сохранения мира с Российским государством и неправомерности шляхетских притязаний на русские земли. Он не был одинок в своем недовольстве захватнической политикой шляхетской Польши. Во время этого похода целый полк казаков в 609 человек во главе с полковником Жданом Коншиным перешел на службу к русскому правительству.

С радостью и душевным облегчением воспринял Богдан весть о том, что, вернувшись домой, Сагайдачный от имени всего казацкого войска просил у иерусалимского патриарха отпущения «греха пролитой крови христианской».

В 1620 году запорожские казаки во главе с гетманом Сагайдачным совершили удачный поход под Перекоп, после которого в Москву был отправлен Петр Одинец с посольством. Они повезли с собой пленных татар — «языков» и письмо «от гетмана Петра Сагадашного и ото всего Войска Запорожского» царю Михаилу Федоровичу. В письме выражалась готовность казаков перейти на службу к царю и принять участие в борьбе против всех врагов Русского государства: «…памятуючи то, как предки их прежним великим государям царям и великим князьям российским повинность всякую чинили и им служили и за свои службы царское милостивое жалованье себе имели, так же и они царскому величеству служити готовы против всяких его царского величества неприятелей…».

Узнав о посольстве, Михаил Хмельницкий сказал Богдану:

— Твои войны еще впереди, сыну. Может, и придется тебе возглавлять их, потому что казак ты, видать, вырос неглупый и честь знаешь. Но сколько бы войн ты ни вел, не смей вести их против своего народа. Потому что это твоя смерть и вечный позор нашему роду. И еще скажу тебе, сыну, если будешь служить, никогда не иди на такое дело, чтобы шел ты войной на Московское государство.

Слова отца Богдан помнил всю жизнь.

Из донесения русского посла Василия Бутурлина о разговоре с Богданом Хмельницким, январь 1654-го:«Да гетман же говорил, когда-де он еще был мал и отец его, гетманов, приказывал ему: как ты учнешь служить, не моги себе того учинить, чтобы тебе ходить войною на Московское государство».

Тревожно было в Речи Посполитой. Три года тому назад столкновение коронных войск Станислава Жолкевского с грозной османской армией под руководством лучшего османского военачальника Искандер-паши закончилось Бушевским договором, по которому польская сторона обязана была платить дань татарам, не вмешиваться в дела Молдавии, Трансильвании [6]и Валахии [7], запретить казакам выход в Черное море, срыть пограничные крепости. Все понимали, что долгого и прочного мира это не гарантирует.

В Польше роптали. «Договор со Скадер-пашой для нас отнюдь не радостный, — писал шляхтич Самуил Маскевич, — так как мы отказались от подданства молдавского господаря, потеряли Хотин… не замечая того, что язычник подобрался вплотную, теперь ему и Каменца захочется, от Хотина он лежит недалеко».

Жолкевский, как всегда, пытаясь оправдаться, говорил: «Щенку досталась кость, пусть ею забавляется. Польше достанется покой». Но покоя не было. Турки, почувствовав вкус брошенной «кости», вплотную приблизились к польским землям, стремясь к новым завоеваниям.

Договор положил начало новому периоду татарских набегов на украинские земли. Орда доходила до Каменца и Львова, грабя и разоряя все на своем пути, угоняя в полон тысячи людей. А Жолкевский пекся лишь о том, чтобы не был нарушен мир с османами.

Наконец, еще одно доказательство недоброжелательности Порты [8]. В апреле 1620 года в Стамбул прибыл посол польского короля И. Отвиновский. Однако новый великий визирь Али-паша не принял его.

Из «Каменецкой хроники» [9]: «1620 год… Тогда же Отвиновский был направлен послом от короля к турецкому султану. Его встретили весьма пренебрежительно: паши гнали его с глаз долой и не позволяли увидеться с султаном. Видя такое обхождение и необходимость бежать, он отправился по морю до самой Венеции и лишь через год после этого вернулся к королю».

Помогли королевскому послу выбраться из Стамбула казаки, которые в это время на 150 чайках находились в Варне.

Пока Жолкевский уверял короля, что посла приняли в Стамбуле хорошо и Польше ничего не грозит, Искандер-паша сформировал шестидесятитысячную армию, включая подкрепления из Молдавии и Валахии. Когда об этом стало известно Жолкевскому, он послал к Искандер-паше своего представителя Кохановского. В ответ на вопросы польского представителя паша лицемерно заверил, что армия предназначена всего лишь для строительства в Днепровском лимане укреплений, закрывающих запорожцам выход в море.

В Европе в это время разразилась Тридцатилетняя война, надолго определившая политику многих стран, в том числе взаимоотношения Польши и Порты. Еще и мае 1618 года в Чехии поднялось восстание против Габсбургов. Это было началом борьбы, которая грозила гибелью их владычеству. Габсбургов поддерживал Ватикан и католические князья Германии. Правящие круги Польши решили выступить на их стороне. Османская империя не участвовала в Тридцатилетней войне, но надеялась использовать ее для укрепления своих позиций на Балканах. Поражение Австрии, считавшейся «форпостом христианства», избавило бы турок от главного противника в Европе, а это не устраивало Речь Посполитую. Назревал конфликт. Его разрешением и стала битва под Цецорой, небольшой крепостью на реке Прут близ города Яссы.