Ты спал, никто тебя не потревожил, но сон всё же оставил тебя наедине с собой переосмысливать.
Ты раскрываешь веки, твои зрачки стремительно уменьшаются от яркого света в комнате, ты недовольно кривишь губы от осознания того, что тебе не удалось поймать эфемерный дух сна за хвост и он упорхнул от тебя, точно птица. Снова и снова он оставляет тебя, не дает до конца насладиться собой и, что главное, понять послание.
В каждом сне содержится послание.
Оно только твоё.
В твоей палате грязно-желтые обои, выгодно подчеркивающие яркие блики солнца на стенах, некогда белый потолок посерел от разводов, всё кажется донельзя мерзким и отвратительным. Всё это – не твоё. Чужое. Ненужное. Пустое.
Напротив твоей кровати висит зеркало без оправы, а в его углу расходятся тонкой паутинкой серебристые трещинки. Доктора часто завешивают его плотной тканью, чтобы ты не видел собственного отражения и наконец понял, что ты – один. В твоей голове, в твоем сознании ты должен быть один, никакого голос не может дать совета и подсказки.
Но ты знаешь, что это – жалкая ложь. Наглая, донельзя наглая ложь, которую ты с легкостью раскусил с самого начала.
Они не знают, они не понимают, они не видели того, что видел ты.
Ты не один.
Твой союзник внутри, и он выберется наружу в один прекрасный день, когда сон не отпустит тебя и заберет с собой. В тот день, когда ты пройдешь сквозь зеркало в страну абсолютного счастья.
Твоя радость в зеркале, где ты можешь видеть своего друга.
Мальчик, вставай с кровати и подойди сюда, где тебя ждет твой вечный попутчик, пилигрим, безгласый наставник с глазами расплавленного серебра. Ты не знаешь, но у тебя такие-же глаза. Совершенно идентичны тем, что ты видишь в зеркале.
Понимаешь ли ты, что в отражении видишь себя?
Это лицо – твоё лицо.
Ты опускаешь замерзшие ступни на ледяной пол, а при каждом твоём движении пружины на кровати нехорошо поскрипывают, ты слегка проваливаешься вниз, но не так, как Алиса в кроличью нору. Поднимаешься на ноги, обуваешь мягкие тапочки, подошва которых уже совершенно стерлась, как и носки, а затем неторопливо подступаешь к стене, на которой висит зеркало. Рывком срываешь плотную ткань и смотришь на своего друга, слегка склонив голову набок. Ты улыбаешься, он улыбается в ответ. А затем Друг манит тебя рукой, призывая заглянуть в гости туда, по ту сторону зеркала.
В комнате раздается грохот, сквозь открытое настежь окно в палату вливается жаркий солнечный свет. Он нагревает пол, ласкает твои ноги и жжет затылок.
Ты оглядываешься назад, но свет так близко, что ты ничего не можешь разглядеть. Он отпугивает тебя, ты не можешь убежать. Еще немного, и он поглотит тебя целиком и полностью.
Ты никак не можешь решиться, но Друг тянет к тебе руку, кивая.
«Брат, пойдем со мной» – говорит он и ты, покорный, киваешь и тянешь руку в ответ. Кончики пальцев касаются гладкой поверхности зеркала, а затем стекло пропускает их в себя. Кожу будто опускают в вязкую жидкость, которая так похожа на ртуть, когда ты однажды разбил градусник. Ты помнишь её, конечно.
Стены рушатся, пол проваливается, а по ту сторону зеркала уже можно разглядеть уплывающий сон. Тот самый, который тебе никак не удавалось поймать. Ты окунаешь руку в зеркало до самого локтя, затем запускаешь в отражение вторую руку, а Друг помогает тебе, хватая тебя за запястья. Он тянет тебя на себя и ты поддаешься, чувствуя себя опустошенным и абсолютно счастливым, будто тряпичная кукла. Тебе легко, хорошо и спокойно.
Свет едва не касается тебя, но ты вовремя подгибаешь ногу и полностью проходишь в отражение.
Пути назад нет, даже если ты будешь вечно молотить кулаками по стеклу.
Ты слышишь пронзительный писк и женский плач, не понимая, откуда ему здесь взяться.
«Простите, миссис Аддерли, мы не смогли спасти Вашего сына. Мы обнаружили его слишком поздно, произошла обильная кровопотеря. Но мы выясним, кто развязал Адаму руки»
«Что произошло?»
«Он разбил зеркало и осколком перерезал сонную артерию».
«Орлеанская дева»
Пусть вас не спугнет ни мой суровый лик, ни голос, ни грубые манеры. Вы ожидали видеть перед собой лирического героя, изнеженную недотрогу или надменную, бесстрашную жрицу? Пора окунуться в действительность. Надеюсь, вы готовы отказаться от сказок об Орлеанской деве и услышать мою историю. Настоящую и куда более приземленную, чем всё то, что вы слышали до этого.
Меня зовут Жанна. Я – обыкновенная крестьянская девушка, всю жизнь прожила в деревне Домреми, что на границе Шампани и Лотарингии. Вас будут уверять, что я с самого детства слышала голоса святых и именно они сказали мне, что я должна изгнать противника из своей страны. Вы наверняка слышали эти небылицы о том, что у меня были видения, что я предсказывала исходы битв и чудом одерживала победу за победой. Ну что же, спешу рассеять все сомнения и заранее ответить на терзающие вас вопросы, а также свести обвинения на нет.
Хочу начать с того, что в моих победах не было ничего сверхъестественного. Работа крестьян довольно тяжела и требовала больших физических усилий. Я, как и мои родители, не брезговала работой, и мои будни были переполнены ею. К своим юным годам я стала довольно выносливой и сильной, а рациональное мышление помогло развить стратегическую жилку. Итак, я уже не кажусь такой эфемерной?
Настоящим открытием послужит вам моё чистосердечное признание – я не слышала голосов. Все мы говорим с Богом в нашей вечерней молитве и я, как и весь простой люд, не получала ответов. Я знала об осаде Орлеана и мечтала о том, чтобы враги ушли с наших земель. Я отправилась к Бодрикуру за поддержкой. Да, меня высмеяли, однако моя настойчивость не знала границ. Мужчины не верили в меня, но и себя они уже давно не проявляли, как славные воины. Я должна была помочь.
Вы слышали о проверке в резиденции дофина Карла, верно? Так как же я поняла, что передо мной сидит не король? Очень просто. Лик Карла печатался на монетах и я запомнила его лицо, а отыскать мужчину в рядах стариков и женщин не составило труда.
После долгих сомнений и подготовки меня допустили к командованию армией. Карл провозгласил меня посланницей Бога, что вызвало у бойцов необычайный моральный подъем. И я понимала, что бывалые воины не станут подчиняться обычной крестьянке. Лишь Дева, говорящая со святыми, могла вразумить их и заставить поверить в короля. Именно это воодушевление стало нашем спасением, а наши враги просто-напросто боялись причинить мне вред, будучи верующими людьми.
Долгое время я считала, что всё делаю правильно. Что моё место на коне, а латы, казалось, влиты в мою кожу. Но в один миг я потеряла всё.
Людям проще поверить в то, что ты сумасшедший, чем в твою силу воли, рациональность и непоколебимость. Из воина меня превратили в сумасшедшую девчонку, носящую мужское платье, осудили и сожгли на костре, как еретичку. Я не понимаю, почему меня сочли умалишенной, и мне больно от того, что мой народ поверил в эту клевету. Я не держу зла на бургунцев, англичан и своих соратников. Ступая на тропу войны, я была готова к предательству, ведь от сильного легче избавиться, чем идти в бой снова и снова.
Я боялась смерти, но на все вопросы отвечала сухо и строго, вызывая удивление. Церковь ожидала видеть перед собой кого-то другого, ведь по слухам я была не собой, а кем-то абсолютно мифологическим. Вы, должно быть, тоже не были готовы встретить вполне себе адекватную, закаленную тяжелой работой и трудностями крестьянку. Сейчас я с вами искренна и честна, как не была ни с кем. Так будьте и вы со мной честны – неужели я похожа на сумасшедшую? Неужели я, посвятив свою жизнь королю и своему народу, заслуживала умирать в бесконечных страданиях?
Я искренне надеюсь, что справедливость однажды восторжествует и моё имя будет ассоциироваться с доблестью и отвагой, а не с голосами в голове и ересью. Будьте же благоразумны.