— Я и не знала, что были какие-то сомнения по поводу твоего приезда, дорогая, — сказала ничего не подозревающая миссис Хантер, когда они все вместе поднимались по лестнице к главному входу.
— Ваша дочь слишком добросовестно относится к работе — а тут как раз встал вопрос о дежурстве в этот выходной.
Родители, восхищавшиеся красивым фасадом Торнтон-Холла, ничего не замечали. Отец оглядывался кругом с большим интересом, пока они шли через дом к большой террасе.
— Надеюсь, вы не замерзнете, — сказал Ричард. — На террасе даже зимой на солнце бывает тепло.
Миссис Кохрейн поднялась им навстречу с тростникового плетеного кресла.
— Простите, что не спустилась вниз встретить вас. Что-то сердце пошаливает последнее время, и Ричард заставляет меня побольше отдыхать.
Ричард пригласил чету Хантер подойти к каменной балюстраде, чтобы они могли полюбоваться открывающимся видом, а миссис Кохрейн указала Мэри на кресло рядом с собой и, когда Мэри села, спросила:
— Расскажите мне о себе, моя дорогая. Вы неважно выглядите. Что-то случилось?
Было бы проще всего небрежно ответить, что у нее все в порядке, но Мэри вдруг ощутила себя несчастной и одинокой. Она поспешно отвернулась, но миссис Кохрейн заметила на ее глазах слезы.
— Что случилось, детка? — участливо спросила она. — Надеюсь, вы не поссорились с моим сыном?
Она молча кивнула.
— Вы думаете, я ничего не заметила, — сказала миссис Кохрейн с мягким упреком. — Нет, милочка, мы, старики, все видим. Я сразу же поняла, что вы неравнодушны к Ричарду, а он — к вам. Поэтому меня просто поразило, когда я узнала, что он начал встречаться с этой миссис Уортон.
— Но к несчастью, — попыталась улыбнуться Мэри, — он не разделил вашего мнения. — И не смогла удержаться от вопроса: — А он часто встречается с миссис Уортон?
Миссис Кохрейн брезгливо поджала губы.
— Почти каждый вечер. Я боюсь, что он не выдержит ее напора и все-таки женится на ней.
Мэри не знала, что и сказать: слишком много нового сразу обрушилось на нее. Она сидела неподвижно, улыбаясь точно автомат, когда внезапно к ним подошел Ричард.
— Прошу к столу, — громко позвал он.
Кажется, только Мэри не доставлял удовольствия вкуснейший обед. Полное отсутствие аппетита она отнесла на счет нервного напряжения последних дней. Ковыряя вилкой еду, она пыталась хоть как-то поддерживать разговор, все время ощущая на себе внимательный взгляд Ричарда.
Он разговаривал только с ее родителями, хотя не сводил глаз с Мэри. По его лицу невозможно было понять, что он испытывает, глядя на нее.
После обеда он повел мистера и миссис Хантер в сад. Миссис Кохрейн отправилась отдыхать, а Мэри пошла в гостиную и села там в кресло, взяв воскресную газету. Так и застал ее вошедший в гостиную Ричард. Увидев Мэри, он удивился:
— Я думал, вы пошли в сад.
— Мне захотелось отдохнуть. — Она быстро подняла газету и сделала вид, что читает.
Нахмурясь, он забрал газету у нее из рук.
— Никак не могу понять вас. Когда я спустился, чтобы позвать вас обедать, вы едва не плакали. Позвольте узнать: почему?
Мэри хотелось крикнуть: я плакала из-за тебя! Но разумеется, она промолчала.
— Где мои родители? — вместо этого спросила она, но он нетерпеливо отмахнулся:
— Не пытайтесь меня отвлечь! Извольте ответить на мой вопрос.
— Я плохо себя чувствую.
Во всяком случае, отчасти это было правдой. Но кажется, ответ его не удовлетворил. Он поднял ее с кресла, взял ее плечи и повернул к свету.
— Вы очень бледная. Вас беспокоит какое-то недомогание?
— Если мне потребуется совет врача, вы последний, к кому я обращусь! — отчаянно выкрикнула Мэри. Это было необоснованно грубо, но, как всегда, действие на нее его прикосновения было таким сильным, что заставило потерять самообладание.
Она задохнулась от страха, когда увидела его свирепое лицо. Он с силой потряс ее за плечи.
— Вы отвратительная девчонка, известно это вам?
Когда он наконец отпустил ее, Мэри вынуждена была схватиться за спинку кресла, чтобы не упасть. Ей стало по-настоящему дурно. Она рухнула в кресло и вытерла со лба пот.
Ричард с трудом приходил в себя.
— Мне, конечно, следовало бы извиниться за свое поведение. Но будь я проклят, если так сделаю, потому что вы и святого способны вывести из терпения! Вы единственная женщина на свете, которая доводит меня до бешенства… — Последнюю фразу он процедил сквозь зубы, как будто боялся признать за собой способность к сильным чувствам. — Немедленно отправляйтесь в госпиталь и покажитесь там дежурному терапевту.
— Я пойду поищу родителей, — начала она дрожащим голосом, но он оборвал ее:
— Если вы едете в госпиталь, им-то зачем уезжать? Мама ждет их к чаю.
— Вы хотите, чтобы они остались?
Он бросил на нее сердитый взгляд:
— Я уже говорил вам, что мне нравятся ваши родители. Надеюсь, что вы их никогда не разочаруете так, как разочаровали меня.
Мэри поспешно откланялась, уверяя, что с ней нет ничего серьезного.
— Наверное, я подхватила вирус в госпитале. Завтра все придет в норму.
— Почему бы тебе не поехать домой? — спросила мать.
Но Ричард тут же заметил, что это навряд ли будет разумно, поскольку завтра Мэри должна быть в девять утра на работе.
Миссис Кохрейн поцеловала ее на прощание.
— Приезжайте поскорей снова, Мэри, — шепнула она. — Я все же надеюсь… — Она не договорила, так как подошел ее сын.
Ричард проводил Мэри до машины. Он хмуро смотрел, как она садится за руль с такой осторожностью, как будто каждое движение причиняло невыносимую боль.
— Я отвезу вас, если вам так худо, — нервно предложил он, но она лишь молча потрясла головой. Ей хотелось одного — поскорее убраться отсюда.
Дежурного врача не оказалось на месте, и Мэри улеглась в постель с горячей грелкой. Через час ей стало полегче, и она решила ни к кому не обращаться.
Но на следующее утро она проснулась едва живой от слабости. Есть не хотелось, побаливал живот. Мэри вышла на работу, но смогла доработать только до обеда. Во второй половине дня боль стала просто невыносимой. Стоя около кровати больного во время обхода с доктором Дэвидсоном, она внезапно согнулась от острого приступа боли в нижней части живота.
Майлз оборвал свою речь на полуслове.
— Что с вами? — ахнул он и крикнул стоявшей рядом сестре: — Поддержите ее, быстрее!
Они подхватили ее и усадили в кресло.
— Вы ужасно выглядите, — сказала сестра. — Я положу ее в палате номер один, доктор. Там сейчас никого нет.
После того как сестра уложила Мэри в постель, доктор Майлз осмотрел ее. Потом, нахмурясь, он выпрямился. Его взгляд выражал нешуточную тревогу.
— Моя дорогая девочка, почему же вы молчали? — осуждающе сказал он. — Кажется, у вас острый аппендицит. Лежите, я сейчас вернусь.
Через несколько минут он вернулся с Ричардом Кохрейном. За время отсутствия Майлза сестра вышла, и Мэри погрузилась в оцепенение.
Мистер Кохрейн осмотрел ее профессионально быстро, а когда выпрямился, его лицо ничего не выражало.
— Согласен, Майлз. Острый аппендицит, есть опасность прободения. А почему дежурный врач не показал вас вчера хирургу? — спросил он у Мэри.
Бледное лицо Мэри слегка порозовело.
— Я не хотела его беспокоить. Думала, все и так обойдется…
Он сердито посмотрел на нее:
— Что за дуреха! Надо было мне самому осмотреть вас вчера, зная ваш упрямый характер.
Она плотно зажмурила глаза, чтобы скрыть слезы унижения, хотя вынуждена была признать, сердится он не без причины. Но напряжение последних дней было так огромно, что она потеряла способность ясно мыслить.
— Простите… — прошептала она.
Он и не подумал отвечать.
— Я сейчас позову О'Мэйли. Операционная свободна, и он сможет занять ее немедленно.
О'Мэйли был одним из хирургов в госпитале Святой Анны. Мэри его плохо знала. Она заметила искреннее удивление на лице Майлза.