За столом соберется шестнадцать человек, настроение будет, как всегда, зашкаливать. По счастью, выпивка уже куплена и стоит в ящиках в спальне, но все равно еще многое надо было сделать. Крюмме выполнял грубую работу и готовил основное блюдо, а Эрленд занимался тонкостями. Украшение, десерт — все это требовало времени и возносило банальный прием пищи в высшие сферы. В морозилке у него было заготовлено множество формочек со льдом, и в каждой лежал листик мяты. Он использовал холодную кипяченую воду, потому что лед из нее получался чище, а кубики льда предназначались для аперитива — коктейля из сухого мартини. Поскольку к сухому мартини в принципе не полагается льда, чтобы удивить всех, Эрленд задумал приготовить коктейль — в каждый бокал добавлялось несколько капель голубого ликера «Кюрасао». Ледяной синий и немного зеленого. Может быть, еще чуть-чуть серебра, неожиданно подумал он. Что если обмотать ножку каждого бокала кусочком серебристой фольги? Обмотать без стыка, в стиле поп-арта? Он заглянул на кухню, оторвал кусочек фольги и обмотал им первую попавшуюся рядовую рюмку на ножке. Хотя рюмка была пуста, эффект получился идеальный. Еще один шаг на пути к удачному празднику. Он вдохнул полной грудью, зашел в гостиную, взял бокал в руки и стал смотреть на елку на террасе. Шел легкий снежок, вдалеке виднелись самолеты, идущие на посадку в аэропорт Каструп, мигающие красные и зеленые огни. Прогнозы обещали минусовую температуру, на что он слабо надеялся. Снег и Рождество неразлучны, но от этого города и от этой страны нельзя ожидать слишком многого. К тому же, весь остальной год он прекрасно обходился без снега. Только на Рождество должен быть снег. Необходимый компонент Рождества. Все прятавший и скрывавший, превращающий даже отсутствующее рождественское настроение в несущественную мелочь, снег должен быть символичным, правильным и важным сам по себе, хотя он — всего лишь замерзшая вода, как говорил Крюмме. Замерзшая звездочками, — поправлял его Эрленд. Ведь неслучайно вода замерзает симметричными звездочками, это потому что природа старается порадовать людей. Даже вода хочет казаться красивее простого шара и приобретает форму капли. Боже мой, Крюмме в пальто из «Матрицы», он ждет не дождется это увидеть, и как ему справляться со своим нетерпением еще пару дней?!

Он оборвал седьмой вальс Шопена на середине и поставил фортепианный концерт Моцарта, чтобы слегка усилить драматичность момента и еще сосредоточиться. Сейчас он начнет заполнять шкафчик. Все протирается и блестит в честь Рождества. Шкаф должен стать брызжущим рождественским фейерверком, созданным человеком в белых перчатках и счастьем, играющим в его крови. Он уже расставлял фигурки на полке со зверьми и птицами и собирался поставить на место единорога, когда тот выскользнул из перчаток и упал на пол. Вскрикнув, Эрленд опустился на корточки и поднял фигурку. Рог откололся, но все остальное не пострадало. Единорог был цел, но превратился в лошадь. Его волшебство осталось на паркете. Эрленд поднял крохотный спиральный рог и тут же отказался от мысли посадить его на каплю суперклея. Вышел бы обман. На глаза навернулись слезы. И почему из всех именно эта! Одна из первых фигурок, подаренных ему Крюмме. Он до сих пор помнит все, что Крюмме рассказывал о единороге, мифическом животном, символе девственности, которого можно было поймать, только когда он искал покоя и клал голову на лоно девственницы. А теперь он превратился в лошадь, жалкая замена единорогу, не символизирующая ничего кроме обыденной и банальной мужественности. В спальне у них тоже было полусюрреалистическое изображение единорога. Крюмме называл его волшебным животным.

Эрленд поставил разбитого единорога в самый конец полки, за другими зверьми. Рог он аккуратно положил рядом, не смог его выбросить, да и как возможно выкинуть такое? Вниз с террасы или в мусорное ведро — просто немыслимо.

Когда Крюмме вернулся домой, все было расставлено, и Эрленд спал на диване, не сняв перчаток. Крюмме осторожно стащил их, поочередно дергая за каждый пальчик. Сложил, собрал тряпочку, перчатки и щетку в коробочку, мельком с восхищением поглядел на шкафчик и не заметил особых перемен кроме, пожалуй, верхней полочки, где на синем зеркале были собраны рождественские звезды, купленные в основном им в подарок Эрленду. Он принес бутылку воды из холодильника, закрыл дверь в гостиную, прослушал сообщения на автоответчике и записал их. Звонили только приглашенные гости с вопросами, приносить ли торт или выпивку и сообщали, с каким нетерпением они ждут праздника. Он записал сообщения, чтобы Эрленд смог прослушать их завтра, ведь деталями праздника занимался он, и в его обязанности входило поддерживать дружеские связи.

Сам он был бы счастлив, живя в уединенности с этим большим ребенком, символом жизненной радости, не видясь ни с кем другим кроме коллег по работе, где он, к тому же, не был Крюмме. Он был Карлом Томсеном, главным редактором. Эрленд, узнав, что слово «крюмме» по-датски значит «крошка хлеба», пришел в восторг и дал это прозвище своему новому другу, что положило начало их любви, любви, которая никогда не закончится, иначе бы она закончилась уже давно. Теперь же он был уверен в себе, они были вдвоем. Он больше ничего не боялся.

Было поздно, он устал. Так ничего и не разузнал о пиджаке на спинке стула, придется сочинить какую-нибудь историю. Он помылся, погасил свет и потащил в спальню сонного Эрленда, рассказывающего о шахматах от Сваровски с хрустальными клетками, о которых он безумно мечтал, и которые Крюмме уже купил. Они обошлись почти в двенадцать тысяч крон [4], но зрелище неописуемого восторга, когда Эрленд будет распаковывать подарок, стоило каждой потраченной монетки. Он раздел Эрленда, накрыл его одеялом и лег рядом, тесно прижавшись носом к родному плечу, гладкому и теплому.

Наутро Эрленд проснулся около пяти. Тело ныло, будто во сне он таскал тяжести. Сквозь занавески проступал серый свет без намека на снег. Он прекрасно знал, как выглядит свет, проникающий в комнату, если на улице лежит снег. Потом он вспомнил, как притворился спящим, когда вернулся Крюмме, и как он завел этот разговор о шахматах в энный раз, чтобы избежать рассказа о единороге.

Он выбрался из-под одеял, прошелся по ледяному полу, поскольку сам приучил Крюмме спать, как норвежцы, с открытым окном, и вышел в теплый коридор.

Стеклянный шкафчик стоял без подсветки, он ее не включил. Зато елка на террасе горела.

Шел тихий дождь, лился прямо из стальных туч. Искусственный снег в корзинках лежал назло погоде. Эрленд голышом прошел через гостиную и через кухню в ванную. Он слышал, как ступни равномерно и ритмично стучат по полу. Паркет. Терракотовые плитки. Сланец. В ванной он остановился перед одним из зеркал, рассматривая лицо. Скоро уже старик. Через три месяца сорок. Что бы он делал, не повстречайся ему Крюмме?

Уже около тридцати и будучи одиноким, гей легко может превратиться в жалкого пафосного нытика, так что Эрленд уже очень давно мог стать геем-брюзгой. Как же ему повезло познакомиться с Крюмме, когда ему было только под тридцать. Но даже в компании с Крюмме мысль о сорокалетии его не грела. Настало время скрывать свой возраст. Но в то же время это значило, что ему придется распрощаться с пышным юбилеем, а он уже начал его планировать. Впрочем, можно ведь остановиться на сорока. Он погладил свой намечающийся животик. Он был мягким, как тесто. Кожа на плечах тоже начала обвисать. Можно ли еще верить постоянным комплиментам по поводу его формы? Почему любовь так зависит от многократно повторяемой лжи?

Он вернулся к дверям террасы и снова стал разглядывать елку, надо держать в голове это зрелище, а не всякие дурные предчувствия, Бог знает откуда взявшиеся. Но он не мог от них отделаться, они буквально одолевали его в это плоское безвременье между ночью и днем. Наверное, стоит поговорить об этом с Крюмме, может, даже разбудить его и попросить утешить, не объясняя причин. Но вместо этого Эрленд открыл дверь на террасу и ступил на мокрую ледяную плитку. Холод, коснувшийся его ступней, и дождь, капавший на плечи, разбудили его окончательно, приблизили его к твердой почве, реальности и радости. Крюмме подарит ему нового единорога, если он расскажет, но Эрленд не хочет. Он не знает почему, просто это кажется немыслимым. Он купит нового единорога сам, поставит его на место и забудет, как много тот для него значил, хотя картина в спальне будет постоянно напоминать о случившемся.