Это уже просто бред какой-то!

Следующую бумажку я взяла с наружного края топки:

Да уж, поэтом Домику не быть никогда. Ну не ложатся его восторги на бумагу.

Отфыркиваясь от душащего меня смеха, я осторожно удалила следы своего присутствия в аппартаментах этого неумехи и выбралась в коридор, пока там никто не появился. Ноги сами понесли меня в мои покои. Руки зачесались изложить ту же самую мысль, но более складно. Ясно же, что принц пытается описать девушку с каштановыми, как у меня волосами и серыми, как у Ульки глазами.

Едва я разложила перед собой на конторке бумагу и взяла перо, моё уединение нарушила Сонька.

— Нел, не вернуть ли нам Его Высочеству клистирную трубку, раз уж мы перестали ею пользоваться?

Жестом приказав младшей фрейлине сесть и замолчать, я прикрыла глаза и пережила жестокую взбучку, полученную в результате спокойного осмысления одной короткой фразы, слетевшей с уст служанки.

Во-первых, наедине эта простолюдинка называла сестру моим именем, причём в его закадычном варианте. Явно — по Улиному приказанию, иначе не осмелилась бы.

Во-вторых, принц в курсе, что я, то есть Уля, лечит маму. Он даже ссудил ей для этого одно нехитрое приспособление.

И, наконец, в-третьих: сестра подкрашивала свои тёмно-русые волосы перед тем, как отправиться сюда. Они сделались точно такими же тёмно-каштановыми, как у меня. Ещё ведь сказала, что краска нестойкая, но три дня продержится, если не мочить голову. То есть несчастный Домик втрескался в неё и теперь мается своей неисчерпаемой дурью, уловив до идиотзма влюблённым взглядом какое-то изменение в моём поведении.

Сердце наполнилось злорадным торжеством, а рука уверенно вывела:

А возвращать принцу трубку я не велела. Пусть все полагают, что лечение мамы идёт так же, как и прежде.

Возвращаться домой по темноте всегда немного страшно. Простой знахарке сложно дать отпор подвыпившему мужику или, тем более, вооруженному грабителю, а стражи может не оказаться рядом в нужный момент.

Поэтому я быстро шла по узким улочкам города, настороженно оглядываясь и мечтая побыстрее попасть домой.

Сегодняшний день был тяжелым и принес много переживаний. Еще ночью ко мне прибежал один из помощников цирюльника Степана с просьбой о помощи. Буквально на днях вернулись «погибшие» сыновья его мастера — с ужасными ранами, едва передвигая ногами.

Врачи требовали бешеные деньги за лечение двух братьев, и, не любивший народную медицину, цирюльник все-таки обратился ко мне.

Я провела в его доме сутки. На знакомых мне с детства здоровых парней было страшно смотреть: сплошные синяки, криво зашитые и гноящиеся раны, свежие глубокие «царапины». Не представляю, как Матвей и Слава смогли пройти от западной границы страны до самой столицы на востоке?! С такими-то увечьями!

Не знала, выживут ли братья. Но делала все возможное, чтобы они пережили ночь — тогда можно вздохнуть свободно.

Такой тяжелой работы у меня еще не было никогда. Но все же, я справилась. Теперь жизни ребят все опасности. Скоро очнуться.

Внезапно мои мысли прервал грубый толчок. Вскрикнув от неожиданности, я свалилась на дорогу, разодрав до крови коленки. Боже, как же больно! Я попыталась встать, но нога отдалась тягучей болью, заставив меня снова упасть на землю. Из глаз хлынули слезы, я схватилась за поврежденную конечность, судорожно пытаясь оценить ущерб. Вывих. Не перелом.

Облегченно выдохнула и тут же испуганно огляделась, выискивая своего недоброжелателя.

В тусклом свете фонарей смогла различить лишь очертания его тела. Крупный мужчина, с широкими плечами и длинными руками.

— У меня нет денег! — отчаянно крикнула я, судорожно выворачивая карманы.

Против такого бандита у меня нет ни малейшего шанса спастись, тем более с вывихнутой ногой! Кажется, я снова плакала, на этот раз искренне жалея, что отказалась в свое время научиться самообороне. Всегда считала, что тронуть лекаря не посмеют.

— Ты мне должна кое-что другое! — грубо отозвался мужчина, медленно подходя ко мне.

Я попыталась отползти, с ужасом глядя на грабителя, но тот без труда догнал меня и, схватив за шкирку, приподнял в воздух.

Испуганно пискнув, я врезала ему со всей силы здоровой ногой в живот.

— Цыпочка! — злобно усмехнувшись, отозвался мужчина, даже не поморщившись.

А я изумленно распахнула глаза: так это тот самый кузнец! Как же я попала! Боже, что же будет?!

— Привет, Нелл, — вот и Доминик. Лёгок на помине. Манеру врываться в мои покои без стука он приобрёл ещё в годы нашего детства, когда мы ссорились, точно так же как и сейчас. С той поры, когда я пряталось от его тумаков в своей спальне, и сохранилась у меня привычка запирать дверь при помощи каминной кочерги. Это после того, как он прокрался ночью мимо дремлющей в будуаре няни и вылил на мою голову ведёрко воды. Шрам от царапины на правой щеке, которую я ему тогда оставила, он сейчас маскирует бородой. Она у него ещё мягкая и по-овечьи курчавится.

— Здравствовать и вам, Ваше Высочество, — ответила я чопорно и взглядом отпустила Соньку, которой этот обормот успел подмигнуть. Хорошо хоть не ущипнул, но эти методы проявления внимания он обычно приберегает для меня. Кстати, в этот визит он и ими меня ни разу не удостоил.

— Рад был засвидетельствовать своё почтение, принцесса, — вдруг заявил он радостным голосом. — Полагаю, что верховая прогулка в моём обществе вас ни капельки не интересует.

— Вы правы, это действительно так, — а что мне ещё оставалось отвечать?

Едва он скрылся за дверью, я перечитала только что сочинённое четверостишие, так и остававшееся на листе передо мной. Злорадство куда-то испарилась и накатила грусть.

Вспомнился папа. Он у меня большой и сильный. Рядом ним ничего не страшно, и мама часто бывала весела, до тех пор, пока он оставался с нами. А год назад войско из похода вернулось разгромленным и очень многие остались где-то на чужбине. Отец принял под свою руку отряд, прикрывавший отступление и никого из воинов арьергарда после этого больше не видели.

Вдруг вспомнилось, как Савка рассказывал о том, что сыновья… не помню, как звали этого человека, они ведь появились как раз после примерно года отсутствия. Клуша! И куда запропастилась Сонька! Не в наряде же принцессы мне идти в город. Теперь-то под плащом всю дорогу укрываться не получится, ведь я буду не просто смотреть, но и разговаривать с людьми. А тем, кто кутается в тёмный балахон, не так-то много рассказывают!

— Ты опозорила меня перед всей площадью! — злобно шипел мне в лицо кузнец. — Только это не сойдет тебе с рук, мерзавка! Я не прощаю оскорблений!

Ужас плескался внутри меня. Я тихонько скулила, пыталась вырваться из мертвой хватки мужчины, ударить или хотя бы ослабить давление ворота на шею. Но с каждой секундой попытки становились слабее, воздуха не хватало катастрофически, закружилась голова.

Резкий удар — и я упала на дорогу, судорожно хватая ртом воздух.

— Нет, — почти ласковый шепот моего мучителя. — Ты не умрешь так просто!

С силой он впечатал меня в стену ближайшего дома. Я громко вскрикнула, надеясь, что поблизости есть стража. Но от хлесткой пощечины голова качнулась, а щека загорела огнем.