Попалась Джун и стопка старых карт Восточного побережья с многочисленными пометками. Она водила пальцем по маленьким аккуратным надписям, сделанным отцом, и думала о том, как, должно быть, много говорили его сердцу эти карты. Наверное, он очень любил все, связанное с жизнью моря.

Было уже около девяти, когда Джун опустилась наконец на старую коричневую тахту. Ее нога уперлась в ящик кофейного столика. Из чистого любопытства она наклонилась и выдвинула его. Там лежала куча пожелтевших газетных вырезок. Джун мгновенно пробежала их глазами, и ее сердце сжалось от мучительной боли. Это была вся ее жизнь, втиснутая в коротенькие газетные строчки: окончание колледжа, замужество, открытие дистрибьютерской фирмы…

Отец следил за ее жизнью. Джун не знала, плакать ей или смеяться. Какая нелепость! Если он знал, например, о ее замужестве, то почему не написал? Но о разводе, слава Богу, он узнать не успел.

Ей захотелось немедленно уйти из этого стесняющего ее пространства, глотнуть свежего океанского воздуха и все хорошенько обдумать. Робин говорил, что местность здесь спокойная. Джун положила в кошелек немного денег и вышла в звездную, отдыхающую от дневного зноя ночь.

Она зашагала вдоль прибрежной полосы, направляясь к пабу, о котором Робин сказал: «лучше тех ребрышек, что у Джека, нет во всем мире, хоть Австралию я и не покидал».

Вскоре Джун уже стояла перед входом в паб, терзаемая потрясающим запахом специй и жарившегося мяса. Волны многоголосого гомона, смеха, громкого барабанного стаккато устремились ей навстречу. Она помедлила, стараясь определить клиентуру этого заведения и оценить его общий вид. Нечто вроде большого деревянного шалаша. Музыка непонятно какого стиля. Гирлянды красных, синих, желтых лампочек, протянутые над входом. Ее бывший муж был бы потрясен, узнай он, что Джун собирается войти в такой вертеп.

Но она вошла.

Это место еще не успело стать прибежищем вездесущих туристов, поэтому атмосфера здесь царила самая что ни на есть дружеская.

Направо от входа тянулась длинная стойка, за которой стоял бармен и рассказывал что-то веселое, помогая своему рассказу мимикой и жестами. Люди, сидящие перед ним, дружно смеялись.

Ну же, рискни, сказала себе Джун. Ты же всегда мечтала о приключениях, о новых впечатлениях. Иначе зачем бы ты примчалась сюда, за тридевять земель?

Джун подошла к стойке и уселась на ближайший свободный табурет. Хорошо хоть она догадалась в последний момент бросить в чемодан шорты и простенький, по крайней мере с виду, приталенный жакетик. Сейчас они ей очень пригодились.

Бармен махнул перед ней красной салфеткой.

— Чего желаете, мисс?

Опять «мисс»! Что они тут — не знают другого обращения? Но мимолетное возмущение тут же вытеснила другая мысль: до чего же узок ее мирок, в котором четко регламентировано все, даже формы обращения! Попробовал бы кто-нибудь в том, ее мирке обратиться к ней «мисс Джун»!

— Мятный ликер, пожалуйста, — улыбнувшись, сказала она.

— Ну и ну, неужели сама миз Джун пришла пообщаться с местным народцем?!

При звуках этого голоса ее сердце гулко ухнуло, но Джун приписала это исключительно удивлению, вызванному неожиданным обращением, и повернулась к мужчине слева от себя.

Джун нарочито медленным взглядом оглядела вьющиеся волосы, легкую рубашку с короткими рукавами и потертые джинсовые шорты, надеясь при этом, что она сумела скрыть чувства, которые вызвало у нее это обозрение.

— Так вот, значит, как вы выглядите в одежде…

Именно в этот момент бармен принес выпивку.

— А, так вы уже знакомы? — И он многозначительно подмигнул Бретту.

По лицу Джун пошли красные пятна.

— Я вовсе не это имела в виду. Он был в бассейне, поэтому…

Но бармен махнул рукой.

— Не волнуйтесь, мисс. Синий океан и темное небо во многих пробуждают животные инстинкты.

— Да как вы… — начала было ошеломленная Джун, но бармен уже отошел, и она, негодуя, повернулась к Бретту. — Не слишком-то вы торопились защитить мою честь, а?

Он пожал плечами.

— Видите ли, моя практика в этом отношении не очень велика.

— Оно и заметно, — буркнула Джун.

— Ну и что такого, если он подумает, будто мы пару раз занимались любовью? В этом месте, будьте уверены, он всего насмотрелся.

«Занимались любовью»…

Одна мысль о близости с Бреттом Килмером заставила ее кровь быстрее струиться по жилам. Хотя Джун абсолютно — абсолютно! — не представляла себя и его в подобных обстоятельствах.

— Но мы не занимались любовью, я не видела вас обнаженным и я не хочу, чтобы он так думал, — решительно заявила она.

Бретт оперся локтем о стойку и в упор посмотрел на Джун. В его серых глазах горело темное пламя.

— А вам бы хотелось?

— Что — хотелось?

— Увидеть меня обнаженным?

У Джун на мгновение прервалось дыхание, и, чтобы скрыть свое замешательство, она потянулась к стоявшему перед ней фужеру.

— Мне вполне хватило тех скромных плавок, которые вы носите. Большего не требуется.

— А я и не знал, что вам это небезразлично. — Бретт широко ухмыльнулся.

— Мне это совершенно безразлично, уверяю вас.

Джун не могла дольше выносить дразнящий, мерцающий темным огнем взгляд Бретта и отвернулась. И сразу наткнулась на улыбающуюся физиономию бармена: должно быть, его чуткий слух уловил повторенное несколько раз слово «обнаженный».

Она притворилась, что внимательно разглядывает украшения на стенах: постеры, маски, небольшие глиняные, деревянные, мозаичные панно и даже пивные пробки и винные этикетки с изображением всевозможных морских обитателей. При этом в поле зрения Джун каким-то образом попали длинные пальцы Бретта, машинально скользящие по запотевшей пивной бутылке. У него были большие, сильные руки, мозолистые, в мелких шрамах и царапинах.

Он осушил остатки пива и поставил бутылку перед собой. Бармен тут же подал ему другую. Бретт слегка приподнял ее, адресуя этот жест Джун, и сделал глоток. Здесь, вдали от своего дельфина, он казался более раскованным, более открытым.

Бретт повернулся на табурете и сидел теперь лицом к посетителям паба. Его волнистые волосы ниспадали на воротник рубашки, тугой ком мускулов перекатывался при каждом движении. Наверное, в его доме одни карты и пиво, подумала Джун и удивилась причудливости своих мыслей.

Она тоже повернулась к пабу, выждав, разумеется, некоторое время, чтобы Бретт не подумал, будто она копирует его. Зачем скрывать: ей было приятно увидеть знакомое лицо среди чужих лиц. Может быть, поэтому она чувствовала себя уютно и легко, сидя под вращающимся вентилятором и слушая какую-то рваную музыкальную мелодию.

Этот паб и в самом деле приятное местечко, пришла к выводу Джун.

— Где вы живете? — спросила она и сразу отвела взгляд, застеснявшись почему-то своего вопроса.

— В «Шеффилдс ранчо», недалеко отсюда, вниз по дороге.

Джун сразу припомнился великолепный въезд в усадьбу. Совсем не его стиль, подумала она. Но вслух заметила:

— Звучит красиво.

— Дом и вправду очень красивый. Викторианский стиль, с колоннами, галереями и прочей ерундой. Но я живу в лодочном сарае.

Вот это больше ему подходит, решила Джун. И, помолчав, зачем-то сообщила:

— А я остановилась в квартире моего отца, в сотне ярдов отсюда.

Бретт положил ногу на ногу и уставился в глаза Джун, словно пытался прочитать ее мысли.

— А чем, миз Джун, вы занимаетесь у себя в Англии?

Джун без труда уловила в его тоне изрядную долю сарказма, и все же оттого, как он произнес ее имя, ее будто омыло теплой волной.

— У меня дистрибьютерская фирма в Реддинге. Это небольшой городок, примерно в ста милях от Лондона. Но я владею только половиной фирмы. Вторая половина, к сожалению, собственность моего бывшего мужа.

Бретт поднял брови, но во взгляде его не было ни капельки восхищения, которое Джун всегда замечала, когда упоминала о собственной фирме.

— И что же ваша дистрибьютерская фирма распространяет?