Я проглатываю чувства, которые наводняют мое тело. Еще один живой родственник? Неужели это возможно? Жалящие слезы раскачивают мой мир. Переполняющая боль от горя и потерь наводняет мое сердце.

— Послушай, — говорит Джекс, снова положив руку мне на плечо. — Я сказал, что ты в безопасности со мной. Я имел это в виду.

Смотрю на него искоса, пытаясь скрыть внезапную угрозу слез.

— Я здесь не для того, чтобы взорвать твой мир, Саша. Я здесь, чтобы собрать его. Я могу сделать это для тебя. Клянусь. Клянусь жизнью моего младшего брата. Клянусь мужской честью. Моим положением в этом гребаном правительстве, как агента. И долгом, в котором я перед твоей тетей.

— Каким долгом? — Слова слетают с дрожью, и я снова чувствую себя ребенком. Не тринадцатилетней убийцей, а двенадцатилетней девочкой с косичками, которая любила читать и охотилась на динозавров, которая мечтала о жизни, наполненной любовью семьи, в которой ей было отказано с первого момента ее жизни.

— Однажды она помогла мне. Помогла вернуться в строй. Я тоже был сломлен, — Джекс машет Адаму, когда тот открывает мою дверь и отходит в сторону, прося меня выйти из машины. — Она помогла Адаму. И многим, многим другим. Она скала, Саша. Как и ты. Только она уверена в своем месте в мире. Она хочет передать тебе этот подарок. И сделает это добровольно. Мое предложение и ее не связаны. Ты можешь пойти со мной сегодня вечером и сказать мне «нет» завтра. Но, Саша, не отказывай ей из-за меня. Она слишком важна для тебя.

Я выхожу из машины не потому, что хочу принять его предложение и попасть в этот самолет, а потому, что если я не буду двигаться достаточно быстро, слезы потекут по щекам. А если я начну плакать перед ним, я никогда не остановлюсь. Я могла бы потянуться к нему рукой и прижаться щекой к его груди. А если это произойдет, я сломаюсь. Меня не станет. Потому что, если я расскажу кому-нибудь свою историю, если выпущу все ужасы, которые скрываются внутри меня... я никогда не перестану плакать. Это может стать потоком слез, который никогда не закончится. Я проведу всю оставшуюся жизнь, утопая в бассейне жалости к себе.

Я не могу впустить его. Даже на мгновение. Потому что один момент приведет к следующему. Они нагромоздятся друг на друга, как камни башни. И эта башня возвысится в вечность, если я не буду осторожна. Я создам постоянно растущую башню вечной печали, если выпущу хотя бы одну каплю того, что меня преследует.

Поэтому я иду к самолету молча. Мое дыхание прерывается. Один вдох с каждым шагом вперед, мой разум закручивается от страха, ненависти и тоски. Один выдох с каждой эмоцией, когда я оставляю их всех позади.

И к тому моменту, когда Джекс сопровождает меня наверх по трапу черного самолета, положив руку на талию, я снова беру все под контроль.

Слезы отступают. Страх превращается в мужество. Ненависть превращается в гнев. А тоска… ну, остается тоской. Мне нужна тоска. Мне нужна пустота в моем сердце, чтобы напоминать мне о том, что может стать возможным.

Жизнь.

Не полумертвая девочка, которая живет в прошлом.

А жизнь. Настоящая жизнь, наполненная обещанием будущего. Все, что мне нужно, это Ник Тейт, чтобы заполнить пустоту, которую он оставил, и я снова смогу стать цельной.

Угольно-черный внешний дизайн самолета резко контрастирует с теплым интерьером. Полы песочного цвета блестят, и отражение моих туфель заставляет меня чувствовать, будто я стою в прозрачном бассейне с водой. Я шагнула в кабину и осмотрела все.

Вход ведет в зону отдыха с двумя парами мягких кожаных кресел с каждой стороны небольшого стола для совещаний. Но справа от меня, вниз по узкому коридору есть еще одна комната, отделенная маленькой дверцей. Все стены теплого цвета охры, а отделка — полированная желто-тонированная древесина. Тянусь к ней кончиками пальцев, когда делаю еще один шаг вперед. Такая гладкая.

Джекс слегка подталкивает меня в спину, поворачивая направо, к разделенной части кабины.

— Мы пропустим зал заседаний и выпьем в зоне отдыха, Эсси, — говорит он ближайшему бортпроводнику. Она одета, как официантка, в черные шерстяные брюки, накрахмаленную белую рубашку и черный фартук, который держится на ее талии.

— Конечно, сэр, — отвечает она, забирая у меня пальто и набрасывая его на свою руку. Джекс снимает пальто и кладет его поверх моего.

— Знаешь, чего хочешь? Или нужна винная карта?

Я игнорирую его предложение и начинаю идти, желая посмотреть, что меня ждет. Чувство такое, будто я вхожу в новый мир. Я часто бывала на частных самолетах и всегда бронирую билеты первого класса, когда нужно их покупать на коммерческие рейсы. Но у Форда никогда не было доступа к самолету вроде этого.

Это роскошь, чистая и простая.

— Вот, Саша, — произносит Джекс с нежным кивком, который говорит мне идти быстрее. — Мы ужинаем в хвосте самолета.

Вторая комната гораздо более неформальная, но все же элегантная. Диван цвета сливочного масла тянется вдоль одной стороны фюзеляжа, изгибающийся в дальнем конце кабины достаточно, чтобы сформировать полукруглую столовую. Небольшой стол с необходимым количеством места для двух человек, чтобы удобно поесть; фарфор и серебро поблескивает под приглушенным светом.

Я сажусь на длинный диван, а Джекс садится на его округлую часть. Кожа настолько гладкая, что мне хочется ее потрогать.

— Весьма приятно, да? — говорит Джекс, наблюдая, как я оцениваю декор. На стене висит картина. Никогда раньше не видела картин на стене частного самолета.

— Вау. Я чувствую, что это мир скрытых богатых людей, а меня только что пригласили в клуб.

— Как секрет, да?

Я смотрю на Джекса, и он подмигивает мне. Меня это тревожит, хотя он и делает это с улыбкой.

— Что-то вроде того, — отвечаю я, глядя на свои руки.

Что, черт возьми, я делаю? Вовлекаешься в нечто лучшее, чем одиночество, — вот какой ответ звучит в моей голове.

— Разве у твоего отца нет частного самолета?

— Мы им не владеем, — едва вслух произношу я, — если это то, о чем ты. Мы используем их. В студии, в которой он работает, есть, и они отвозят нас в нужные места, но к нам не обращаются, как к кинозвездам.

— Удивлен, — говорит Джекс. Появляется Эсси, выставляя напитки перед нами. — Спасибо, Эсси, — говорит он ей со всем своим очарованием и непринужденностью. Как будто это его мир, и ему в нем комфортно. — Я имею в виду, — продолжает он, его взгляд теперь направлен на меня, — Форд Астон очень богат. Родился таким. Он похож на человека, которому в жизни нравятся лучшие вещи.

— Так и есть, — отвечаю я, а волосы на затылке становятся дыбом. — Лучшие вещи — это дрессировка собак для защиты, которые стоят столько же, сколько породистая скаковая лошадь, старые комфортабельные дома в окрестностях, от которых с легкостью можно пройти к художественным музеям и паркам, частные школы и лучшая еда. Но он не показушный. Он не щеголяет своим богатством. И никогда не жил на свое наследство. Он работящий человек.

— Хммм, — говорит Джекс, делая глоток своего виски.

Я смотрю на свой напиток — розовую смесь в бокале мартини с вишней на дне. Претенциозно.

— Мне нравится пиво.

— О, сегодняшняя ночь не для пива, Саша. Пиво для легкой беседы с друзьями в местном баре или в чьей-то гостиной. Сегодня праздник. И это «Космо». У Эсси они получаются слабоваты, поэтому я не пытаюсь споить тебя.

— Только я могу споить себя, агент Джекс. У тебя нет надежды использовать такой простой трюк, чтобы застать меня врасплох.

— Ты права, — его голос грохочет в груди, гул, который заставляет мой живот сделать сальто. — И кроме того, я не пытаюсь застать тебя врасплох. Я пытаюсь заставить тебя опустить свою защиту.

— Меня не впечатлить деньгами, поэтому сегодня вечером ты мог бы отвезти меня и на такси, и получил бы то же самое.