Тысчу лет живет Макоша-Морок,
След крадет, силки за хвоей ставит,
Уловляет души человечьи,
Тысчу лет и Лембэй пущей правит,
Осенщину-дань сбирая с твари:
С зайца — шерсть, буланый пух с лешуги,
А с осины пригоршню алтынов,
Но никто за тысчу зим и весен
Не внимал напеву Паскараги!
Растворила вещая Планида,
Словно складень, камень несекомый,
И запела ангельская птица,
О невзгоде Русь оповещая:
Первый зык дурманней кос девичьих
У ручья знобяник-цвет учуял, —
Он поблек, как щеки ненаглядной
На простинах с воином-зазнобой —
Вещий знак, что много дроль пригожих
На Руси без милых отдевочат.
Зык другой, как трус снегов поморских,
Как булатный свист несметных сабель,
Когда кровь, как жар в кузнечном горне,
Вспучив скулы, Ярость раздувает,
И киркою Смерть-кладоискатель
Из сраженных души исторгает.
Третий зык, как звон воды в купели,
Когда Дух на первенца нисходит,
В двадцать лет детину сыном дарит,
Молодицу ж горлинку — в семнадцать.
Водный звон учуял старичище
По прозванью Сто Племен в Едином,
Он с полатей зорькою воззрился
И увидел рати супостата.
Прогуторил старый: «эту погань,
Словно вошь на гаснике, лишь баней,
Лютым паром сжить со света можно…»
Черпанул старик воды из Камы,
Черпанул с Онеги ледовитой,
И дополнив ковш водой из Дона,
Три реки на каменку опружил.
Зашипели Угорские плиты,
Взмыли пар Уральские граниты,
Валуны Валдая, Волжский щебень
Навострили зубья, словно 1ребень,
И как ельник, как над морем скалы,
Из-под камней сто племен восстало…
Ax вы, цветики, цветы лазоревы,
Алоцветней вы красной зорюшки,
Скоротечней вы быстрой реченьки!
Как на вас, цветы, лют мороз падет,
На муравушку белый утренник, —
Сгубит зябель цвет, корень выстудит!
Ах ты, дитятко, свет Миколушка,
Как дубравный дуб — ты матёр-станлив,
Поглядеть кому — сердцу завистно,
Да осилит дуб душегуб-топор,
Моготу твою — штоф зеленого!
На горе стоит елочка,
Под кудрявою — светелочка,
Во светелке красны девушки сидят,
На кажинной брилянтиновый наряд,
На единой дочке вдовиной —
Посконь с серою мешковиной.
Наезжали ко светлице соколья, —
Всё гостиные купецки сыновья,
Выбирали себе женок по уму,
Увозили распригожих в Кострому,
Оставляли по залавочкам труху —
Вдовью дочерь Миколашке-питуху.
Вы белила-румяна мои,
Дорогие, новокупленные.
На меду-вине развоженные,
На бело лицо положенные,
Разгоритесь зарецветом на щеках,
Алым маком на девических устах,
Чтоб пригоже меня, краше не было,
Супротивницам-подруженькам на зло.
Уж я выйду на широкую гульбу —
Про свою людям поведаю судьбу:
«Вы не зарьтесь на жар-полымя румян,
Не глядите на парчевый сарафан,
Скоро девушку в полон заполонит
Во пустыне тихозвонный белый скит».
Скатной ягоде не скрыться при пути, —
От любови девке сердца не спасти.
Западите-ка, девичьи тропины,
Замуравьтесь травою-лебедой, —
Молоденьке зеленой не топтати
Макасатовым красным сапожком.
Приубавила гульбища-воленья
От зазнобушки грамотка-письмо
Я по зорьке скорописчату читала,
До полуночи в думушку брала.
Пишет девушке смертное прощенье
С Ерусланова, милый, городка, —
На поминку шлет скатное колечко,
На кручинушку бел-гербовый лист.
Я ложила колечко в изголовье, —
Золотое покою не дает.
С ранней пташкою девка пробудилась! —
Распрощалася с матерью, отцом.
Обряжалася черною монашкой,
Расставалась с пригожеством-красой…
Замуравьтеся, девичьи тропины,
Смольным ельником, частою лозой.