Колина представили остальным как Джона Маккензи, друга из Плимута.

В воскресенье Колин приехал позже, чем обычно. Выйдя в парк поискать себе местечко под солнцем, я наткнулась на Йена и Рут, нетерпеливо ожидавших его у автостоянки.

— Надеюсь, у него не спустило колесо, — со знанием дела заметил Йен.

Рут оказалась более осведомленной:

— Нет, просто она красит ресницы. Это обязательно нужно делать, если куда-то идешь. — «Анютины глазки» уставились на меня. — Правда, Дебора?

Поспешно согласившись, чтобы поддержать представительницу своего пола, я поинтересовалась, кто это — «она».

— Тетя Мэри, — беспечно ответил Йен. — Папа привезет ее пообщаться с нами. У нее мало знакомых в Англии.

— Только в Шотландии, — добавила Рут, — как и у нас.

Тетя Мэри, вероятно, была одним из членов большой семьи Камерон.

Час спустя, когда я дремала на солнышке, послышался знакомый голос:

— Папа, давай мы с тобой будем играть против Рут и тети Мэри?

Йен стоял у теннисной сетки, размахивая ракеткой. Я с любопытством повернулась, чтобы посмотреть на эту «тетю Мэри». Невысокая девушка с копной медно-рыжих блестящих волос держала Колина за руку. Так же они стояли и на том снимке в газете… Конечно же! В статье упоминалось, что настоящее имя Хани Харрис — Мэри. Там еще говорилось, что она валлийка…

Не люблю капитулировать, но в тот момент я твердо решила сбежать, выбрав кружной путь, чтобы меня не заметили на площадке. Мои щеки пылали ярким румянцем — не только от потрясения, но еще и от гнева, к которому примешивалось сильное беспокойство. Если Колин выходил в свет с Хани Харрис, как судачили в Найроби, он имел на это право, но привезти ее сюда, в Торкомб, в такой знаменательный день… Ужасно! Недавно я прочла, что ее последняя пластинка попала в десятку самых популярных, но сегодня будет звучать классика для старых и немощных людей!

За ленчем, который я проводила в одиночестве (мама с Джоном ушли куда-то), Колин представил меня Хани.

— Как поживаете, мисс Харрис? — вежливо спросила я и получила в ответ озорную обаятельную улыбку.

— Пожалуйста, зовите меня Мэри. Это мое настоящее имя, и я хочу, чтобы сегодня вечером звучало только оно.

Я кивнула, немало удивившись. Значит, она действительно собирается на концерт хора. Колин сошел с ума? Между тем мне пришлось признать, что Хани Харрис, то есть Мэри Макрей, — очень милая девушка, веселая и простодушная. Она играла с близнецами так оживленно, как будто они были ее ровесниками.

Концерт прошел успешно, на всех лицах вокруг меня было написано истинное удовольствие. К моему облегчению, Колин, стоявший во втором ряду, совсем не отличался от остальных мужчин в темных костюмах, хотя его и было слышно. Адам оказался прав: его голос тек плавно, как хрустально-прозрачный ручей, безупречный и неутомимый. Когда хор грянул религиозный гимн, этот ручей превратился в огромную реку. Чудесный голос креп, набирал силу, ведя остальных за собой, и под конец все в зале слышали только его. Я все это время с тревогой поглядывала на Адама, но все обошлось. Председатель правления произнес благодарственную речь, и через несколько минут всех пригласили на ужин.

Когда все закончилось, Колин начал пробираться к выходу мимо моего стула, но вдруг был остановлен пожилой леди.

— Полагаю, это вы — тот самый молодой человек с сильным голосом? — решительно сказала она.

У нее был вид идеальной школьной училки, безошибочно узнаваемый теми, кто и сам относится к той же породе. В глазах старушки за толстыми стеклами очков читалось не только восхищение, но еще и лукавство. «С такими, — подумала я, — нужно быть настороже». Вероятно, Колин это тоже понял, а может, и нет. Он расплылся в улыбке:

— Ради всего святого, только не говорите об этом никому. Иначе у меня будут неприятности!

Шотландский акцент не оставлял никаких сомнений, синие глаза весело смотрели на старушку. Всякий, кто когда-либо видел выступления Колина Камерона, тут же догадался бы — вот он, собственной персоной!

— Я так и подумала, — удовлетворенно закивала старушка. — Вы из Шотландии.

Вот тут нужно было быстренько улизнуть, но Колин вновь улыбнулся и доверительно сообщил:

— Моя дочурка терпеть не может тех, кто выбалтывает чужие секреты. Но, сдается мне, вы не из таких, миссис…

— Пакстон, — живо представилась пожилая леди. — Я подумала, что не могла ошибиться, — победоносно добавила она. — Для меня честь познакомиться с вами. Ваш голос доставляет мне величайшее удовольствие уже многие годы. Надеюсь, вы споете для нас соло, мистер Камерон?

Последние слова миссис Пакстон прозвучали слишком громко — старушка от волнения совсем позабыла о просьбе Колина, — и вокруг сразу же раздался удивленный гул голосов, распространившийся по залу подобно морскому приливу. Председатель поднял голову, старшая сиделка изумленно уставилась в нашу сторону, а какой-то пожилой джентльмен тут же воскликнул:

— Эй, сэр, порадуйте нас чем-нибудь из Гарри Лодера!

«О нет, — подумала я, замирая, — только не после Сибелиуса и церковной музыки! Адама хватит удар!» Я оглянулась и увидела его лицо. Оно было… нет, не злым, а бледным и покорным. Адам знал, что именно так и случится, знал, что Колин выйдет на первый план. Но почему? Неужели такое случалось и прежде?

Колин показал представителям старшего поколения все, на что был способен. Каждая песня в его исполнении становилась спектаклем одного актера, а когда он спел последние строки одной из них: «Здесь утешенье, в Галааде, и исцеленье больной души», как ему хлопали! Почти у всех на глазах были слезы.

— Кажется, у нас теперь есть еще одна причина поблагодарить мистера Баллестая, — произнес расчувствовавшийся председатель, пожимая руку Адаму. — За то, что он привез к нам Колина Камерона!

Когда мы все рассаживались по машинам, Адам строго следил, чтобы ни одна из них не уехала без полного комплекта пассажиров. Сам он вез троих участников хора, которые жили далеко. В большом старом дворе приюта, превращенном в автостоянку, мне удалось пробиться к нему сквозь толпу.

— Мои поздравления. Это было великолепно!

Адам хмуро посмотрел на меня исподлобья:

— Спасибо, но ты не ошиблась в объекте своих поздравлений?

— Нет, не ошиблась. Всегда есть тот, кто делает всю работу, и тот, кто оказывается в центре внимания.

Лицо Адама трогательно просветлело. Взгляд серых глаз, устремленный в даль, вернулся ко мне, на губах расцвела улыбка. Это была улыбка не горечи, а признательности. Он сделал шаг вперед, и, прежде чем я это осознала, его руки опустились мне на плечи и губы медленно приблизились к моим.

В этом поцелуе совсем не было грубой, пугающей страсти, как в прошлый раз. Он был нежным и скорее дружеским, сдержанным и аккуратным, но это проявление чувств на публике ясно показало мне, как глубоко он был тронут.

— Извини, — смущенно произнес Адам, резко отстранившись. — Ты поедешь со своей компанией? — как-то суетливо спросил он, и я, повернувшись, наткнулась на пристальный взгляд Колина.

«Как долго он стоял позади, шпионя? Почему не кашлянул тактично? Зачем так на меня смотрит?» — думала я сначала сердито, затем со смущением и потом раздраженно. Ладно, пусть смотрит, если хочет! Это его вина, что Адаму потребовалось утешение.

— Вы закончили… гм-м… беседу?

Холод в голосе Колина был вовсе неуместен. Какое ему дело, кто меня целует или кого я целую в ответ? И мне совсем не хочется ехать домой с ним.

— Адам, а у тебя в машине не найдется местечка для меня?

Он с сожалением покачал головой:

— Увы, милая, она уже битком набита. Ну что ж, увидимся. И спасибо тебе еще раз.

Я уныло побрела за Колином к его синему автомобилю. Когда мы развезли по домам двоих участников хора, Колин заговорил со мной в первый раз;

— Ну, Дебра, что-то вы притихли. Вам понравилось, как мы выступили?