— Как вы себя чувствуете? — Улыбка у него вышла виноватая.

— Вполне сносно, — вежливо ответила я. — И спасибо за цветы, они моего любимого цвета.

— Я рад.

Казалось, он доволен. Возникла неловкая пауза.

— Очень жаль, что я не смогла сегодня выйти на работу. Наверное, у вас много дел?

— Похоже на то, правда? Как там Линда и домашние?

— О, все в порядке. — Я не могла больше сдерживаться. — Мистер Фрейзер, что будет с Брайаном? Он просто хотел поднять мне настроение.

— Как и многие другие, — был неожиданный ответ. — Тут весь день вокруг вашей палаты толчется уйма народу. Но, насколько я знаю, больше никто не осмелился взять быка за рога.

— Но Брайан совсем другой, — торопливо сказала я. К.Ф. поднял брови. — У него нет родителей, и если вы уволите его…

— Его увольнение от меня не зависит, — перебил К.Ф. — Но ради его же пользы, а также ради остальных нужно что-то предпринять.

— Вам не кажется, что с него уже довольно? — Я знала, что переступаю черту, но это было и ради Саймона, не только ради Брайана.

— Мне кажется, ему еще недостаточно, — последовал непреклонный ответ. — И в один прекрасный день плоды, быть может, придется пожинать Саймону Порриту.

В этот момент дверь снова открылась, и вошли мои родители. Со смешанным чувством смущения и облегчения я представила их.

— Вы можете подумать, что я не умею читать, — по-детски пробормотал К.Ф., пожимая руку маме. — Я имею в виду табличку на двери. Но так получилось, что моя мать лежит в соседней палате уже пять недель, и я почти перестал чувствовать себя посетителем.

«Пять недель, — подумала я. — Должно быть, у нее что-то серьезное». Я видела, что мама уже очарована. Ей нравились крупные мужчины с улыбкой школьника. Я часто гадала, почему она вышла замуж за папу, хотя меня это вполне устраивало.

— Я так рада познакомиться с вами, мистер Фрейзер, — говорила она. — Девочки рассказали мне, как вы были добры к Кон во вторник, и собиралась написать вам и поблагодарить.

Мама всегда благодарила людей — врачей, священников, контролеров в автобусе — всех, кто сделал для нее что-то, выходящее за рамки должностных обязанностей. К.Ф., игнорируя комплимент, направился к двери:

— Я удаляюсь. Рад был с вами познакомиться. Всего наилучшего.

— Какой милый мужчина, — прокомментировала мама. — Мария, наверное, ошиблась. Она сказала, что он тебе не нравится.

«Ну вот, начинается», — подумала я. Но надо было сначала разобраться с более важными вопросами.

— Вы принесли мои вещи?

Оказалось, что нет. Доктор посоветовал им не забирать меня из больницы до воскресенья. У папы были дела в городе, так что он собрался уходить, оставляя со мной маму.

— Если кто-то и должен быть здесь, так это ты, — сердито сказала ему я, чувствуя, что родители не на моей стороне. — Я подозреваю, твой аппендицит тебя все еще беспокоит?

— Что это за жизнь без пары болячек? — парировал он и убежал.

— Или тройки, — с неожиданной мрачностью заметила мама. — Пока мы были в отъезде, аппендицит не раз беспокоил его. Я изо всех сил старалась отправить его сегодня к врачу, но он упорно утверждает, что это просто от перемены климата.

Она вздохнула и вдруг стала такой несчастной.

— Мам, ты волнуешься?

— Да нет, не особенно. Я больше волнуюсь за тебя. — И опять завела разговор об аварии. — Если бы только там был мистер Фрейзер! Он уж не позволил бы тебе ехать дальше в таком состоянии.

— Но ничего же не случилось, — защищалась я.

— Но могло, милая…

Вдруг в дверь постучали. Я сказала «войдите».

— Медсестра сказала, что вам уже настолько лучше, что я могу одним глазком взглянуть на вас, — произнес приятный голос. Вошла женщина лет пятидесяти пяти в голубом халате. Что-то в ее улыбке подсказало мне, что это и есть моя соседка. Моя мама тоже, видимо, подумала об этом, поднялась и сказала:

— Как мило с вашей стороны зайти к нам. Вы, должно быть…

— Хелен Фрейзер. Как вы себя чувствуете? — спросила она, взяв меня за руку.

— Замечательно. Меня вообще не должно здесь быть, — нетерпеливо ответила я. — А как у вас дела?

— Я полностью с вами согласна!

Более пристально вглядевшись в ее улыбку, я заметила тщательно скрываемую за ней физическую слабость. Как сказал К.Ф.? «Не такая уж легкая операция». Я охотно поверила в это.

Мама и миссис Фрейзер сразу понравились друг другу, и я не стала вмешиваться в их разговор. Я лениво прислушивалась сначала к маминому рассказу про Испанию, потом к рассказу миссис Фрейзер про Калифорнию, где жила ее замужняя дочь, Джанет, и трое внуков, которых она еще не видела.

— Но скоро увижу.

Она объяснила, что они с мужем поедут туда, «как только я разделаюсь с этой проблемой». Выяснилось, что она находится в больнице на предварительном лечении с середины сентября и очень переживает, что пришлось оставить «Дэвида и Кена» без присмотра. Мама ненавязчиво поинтересовалась, что за операция ей предстоит.

— Какая-то гадость, название которой я никак не могу выговорить, — с показной веселостью ответила миссис Фрейзер. — Они собираются каким-то образом увеличить мое сердце.

Вскоре после этого она встала.

— Теперь ваша очередь навестить меня. Кен сказал, что вы придете, если я вас очень попрошу.

— С удовольствием, — смущенно ответила я. — И спасибо, что заглянули ко мне.

Я знала, что, должно быть, ужасно выгляжу. Мама принесла мою косметичку, но я еще не успела воспользоваться ею, как и переодеться из неприглядной больничной ночной рубашки. Смотрелась я, наверное, как беспризорница. Должно быть, миссис Фрейзер было жаль меня, иначе почему ее глаза так ласково смотрели на меня, когда мы прощались?

— Рада была познакомиться, Кон, — сказала она.

На следующий день мне разрешили встать на обед, и, когда пришла Мария, я устроила ей экскурсию. Она все еще мечтала стать медсестрой и несколько раз повторила мне это. Я подумала, что она не представляет, чего хочет, и спросила, как родители отнеслись к ее работе у Саймона.

— Вполне нормально. Разумеется, про его жену они не знают.

Я искоса посмотрела на нее.

— Я хочу сказать, это же просто городские сплетни, их это не касается. Если уж на то пошло, это не касается никого из нас. И вообще, думаю, сейчас они не особенно обо мне волнуются. У них что-то свое на уме.

Оставшись одна, я собралась было навестить миссис Фрейзер, но медсестра сказала, что она плохо спала ночью и сейчас отдыхает, так что я стояла у окна в своей палате и смотрела на дремлющий Дублин. Мысли мои были беспокойны. Этот папин аппендицит… И насколько серьезная операция предстоит миссис Фрейзер?..

Я попросила Марию оставить дверь открытой, так что вместо стука раздался хрипловатый голос:

— Можно войти?

Я повернулась, не веря своим ушам. У меня начались слуховые галлюцинации — я слышала голос того, кого здесь быть не могло… наверное, все из-за сотрясения. Но я ошиблась. На пороге стоял Саймон, в брюках, шотландском кардигане и золотисто-коричневом свитере-поло.

— Так я могу войти? — снова мягко спросил он.

— О… о да, мистер Поррит, конечно.

В следующую минуту я почувствовала, что он обнял меня за плечи, слегка сжал и поцеловал в щеку.

— Как у вас дела? И не называйте меня «мистер Поррит»!

— Я… в порядке.

Это была неправда. В данный момент, садясь, я чувствовала слабость в ногах.

Дермот целовал меня сотни раз, все мужчины на этаже целовали меня на прошлый день рождения, вчера меня поцеловал Брайан; поцелуй Саймона был таким мимолетным, что с трудом вообще мог считаться поцелуем. Но дело было не в нем, а во мне. Сколько можно обманывать себя, говоря, что хочу помочь ему с братом, и при этом все время думать, хорошо ли я выгляжу! Даже сейчас я мысленно благодарила Бога, что успела накраситься и надеть халат, который мне подарили на день рождения в августе, белый с рукавами три четверти… а все почему?.. потому что, как и многие другие, я влюбилась в него.