Ромэйн шествовала по темно-синему ковру, минуя многочисленные предметы мебели темно-красного дерева, заполнившие все свободное пространство обширной комнаты. Сделанные на века мастером, пренебрегшим понятием комфорта, коренастые, тяжеловесные столы и жесткие кресла не располагали к задушевной, приятной беседе. В комнате не было слышно даже веселого потрескивания поленьев, пылавших в высоком каменном камине; языки пламени не достигали облицовки, а каминная доска располагалась выше головы девушки.

Старый Вестхэмптон оторвался от изучения бумаг, которые он медленно читал, сидя за дубовым столом, и взглянул на внучку. Вокруг седой головы герцога плавало густое облако дыма от его любимых сигар, их специфический аромат заполнил все пространство комнаты и угрожал удушливым кляпом заткнуть Ромэйн рот. Дедушка не приподнялся навстречу внучке, да Ромэйн и не ждала этого: он продолжал относиться к ней как к ребенку. Девушке очень хотелось напомнить деду, что скоро ей исполнится двадцать два года и что многие ее подруги уже нянчат своих первенцев и, по слухам, не собираются медлить с рождением следующих.

Обойдя вокруг длинного стола, девушка наклонилась, чтобы поцеловать старика в щеку. Прикосновение к его морщинистому лицу всегда вызывало у него воспоминание о прикосновении к высохшему пергаменту. Герцог слегка похлопал внучку по плечу, большего она и не ждала: дедушка всегда был сдержан в отношении чувств к единственному ребенку своего единственного сына. Тем не менее Ромэйн твердо знала, что дедушка любит ее так же нежно, как и она его.

— Я думал, ты в гостях у этой зануды леди Фокскрофт, — вместо приветствия проворчал старик.

— Я была у нее.

Герцог взглянул в окно, заметил, что сумерки сгущаются, и кивнул.

— Ну и как поживает эта болтушка? Наверное, у тебя голова идет кругом от последних городских сплетен.

Ромэйн улыбнулась, стянула с рук перчатки и передала их Клэйсону. Дождавшись, когда за дворецким закроется дверь, девушка ответила:

— Полагаю, ты будешь удивлен не меньше меня, когда узнаешь, что леди Фокскрофт надеялась именно от меня услышать последние новости.

— От тебя? Но мы не были в Лондоне с начала года. Что ты можешь сообщить ей нового?

Герцог нетерпеливо застучал по столу. Ведя пальцами по резной спинке кресла и обходя вокруг стола, Ромэйн раздумывала, как бы ей затронуть деликатный вопрос, обсуждение которого при неблагоприятном подходе может вызвать стычку между ней и дедом.

— Всякие провинциальные пустяки, — ответила девушка. — Ты же знаешь, что всегда интересует помещиков: рождения, смерти, венчания,… помолвки.

Густые седые брови герцога сошлись на переносице, а на тонких губах появилась саркастическая улыбка.

— Помолвки. И где ты только наслышалась этих пустяков? Не припомню, чтобы кто-нибудь из наших соседей сплетничал об этом.

Не будучи в состоянии изображать беспечность или равнодушие, девушка, нервничая, сделала еще один виток вокруг стола и опустилась на колени возле кресла, в котором сидел дед. Ромэйн накрыла ладонью узловатую, с венозными прожилками руку старика.

— Дедушка, почему ты отказался принять Брэдли сегодня днем, когда он приехал с визитом?

— Когда ты успела увидеться с этим наглым выскочкой? — не церемонясь, с досадой пробормотал герцог. Нарушив законы приличий, старик никогда не извинялся, хотя от внучки требовал поведения comme il faut [1].

— Черт бы его побрал! Придется спустить с него шкуру, чтобы он понял, что не следует пренебрегать моим требованием не иметь ничего общего ни с кем из членов моей семьи. Я не хочу, чтобы он терся вокруг твоих юбок.

Ромэйн с трудом сдерживала себя, чтобы не выступить на защиту Брэдли. Если она выйдет из себя, это только повредит делу и ничего не изменит к лучшему. Надо сделать так, чтобы дедушка перестал относиться к ней как к ребенку. Она может и должна принимать самостоятельные решения. И она собирается выйти замуж за Брэдли Монткрифа. Сжимая и разжимая кулачки за спиной, Ромэйн вздернула подбородок так, что золотистые волосы волнами заструились по плечам. Припомнив предостережение возлюбленного ни словом не обмолвиться об их уговоре, девушка вымолвила только:

— Я знаю, что он собирался заглянуть к нам сегодня.

— Не сомневаюсь, что цель его визита заключалась в том, чтобы упросить меня позволить ему волочиться за тобой. — Старик покачал головой. — Тебе не следует удивляться, что откажу ему от дома, чтобы заведомо не дать возможности обратиться с подобной просьбой. Я никоим образом не хочу, чтобы моя внучка связала свою жизнь с таким, как Брэдли.

— Дорогой дедушка, надеюсь, ты и сам не веришь в то, что говоришь. Брэдли Монткриф знатный и воспитанный человек, джентльмен.

— Джентльмен? — грубо прервал ее дед. Он поднялся и направился к камину. — Монткриф отнюдь не джентльмен, и люди такого сорта не для тебя. Я надеюсь, что ты выйдешь замуж за человека, который понимает значение слов честь, достоинство, верность, а не за того, кто думает только о том, как бы набить карман. — С лицом, перекошенным от гнева, герцог обернулся к девушке: — Ромэйн, я запрещаю тебе видеться с этим повесой.

— Я не собираюсь подчиняться такому нелепому требованию.

Ромэйн стояла, вцепившись пальцами в спинку дедушкиного кресла. Их взгляды скрестились.

— Дедушка, всю свою жизнь я повиновалась твоей воле. Да, бывало, мы спорили, но ты не можешь отрицать, что в том, что было важно для тебя, я всегда тебе уступала; последнее твое требование находится за пределами моего разумения.

— Ромэйн, моя просьба очень проста. Ты приложишь все усилия, чтобы уклониться от встреч с этим человеком. Если нечаянно ты все-таки окажешься в обществе Монткрифа, ты извинишься и покинешь его.

— Нет.

Преклонный возраст герцога не сделал его походку старчески вялой. Твердыми шагами Вестхэмптон приблизился к внучке. Их разделяло только кресло. Рука с сигаретой описала круг в воздухе.

— Ромэйн, пока ты живешь в Вестхэмптон-холле, тебе придется с уважением относиться к моим требованиям.

— Последнее из них я выполнить не могу.

Неужели он не чувствует, что разрывает ей сердце своими высокомерно-насмешливыми словами? Она вовсе не желает оказаться перед необходимостью выбора между дедушкой и Брэдли.

— Я больше не намерен обсуждать с тобой этот вопрос, Ромэйн. Тебе известно мое требование, и я верю, что ты подчинишься моей воле. Надеюсь также, что у меня не будет необходимости обращаться к мисс Грэндж, чтобы убедиться в том, что ты не своевольничаешь.

Герцог опустился в кресло и углубился в чтение очередного документа. Девушка смахнула нависшие на ресницах слезы и подняла глаза на старика. Дедушка не может быть таким бесчувственным. Прежде, когда ей надо было открыть ему душу, он не отказывался выслушать ее. Должно быть, она недостаточно ясно дала ему понять, как ей хочется стать женой Брэдли. И Ромэйн несмело вымолвила:

— Дедушка, Брэдли хочет жениться на мне.

— Это невозможно, — отрезал герцог, даже не оторвавшись от бумаг. — Если тебе непременно хочется замуж и ты решила пренебречь жизненной мудростью и не выходить за Джорджа Ньюмэна, обещаю, что подыщу тебе подходящую партию во время следующего свадебного сезона.

— Мне нужна не «подходящая партия» и не мужчина, которого ты подыщешь для меня, — я хочу стать женой человека, которого выбрала я и который мне подходит.

Старик горько усмехнулся, и Ромэйн вздрогнула. Он отложил в сторону недочитанный документ и устремил взгляд на внучку.

— Хорошо, Ромэйн, я согласен на твое замужество, но выбери себе другого. Монткриф не подходящая для тебя партия.

— Почему?

— Причины этого не предназначены для девичьих ушек.

— Дедушка…

Герцог сжал губы и нахмурился.

— Я не собираюсь более выслушивать твои неприличные просьбы. Я запрещаю тебе видеться с Монткрифом. Ты поняла меня?

Ромэйн кивнула. В глазах ее стояли слезы. Она поняла, что у нее нет другого выбора, кроме как встретиться сегодня с Брэдли и сбежать с ним в Шотландию, чтобы там выйти за него замуж. Надежда уговорить дедушку проникнуться ее желанием стать женой Брэдли умерла.