— Вы ему звонили?

— Еще нет. Я… этот полисмен пришел и… я просто не знаю, что сказать. Джефф буквально трясется над Хейли. Это его убьет.

— Ему надо сообщить, — мягко сказала Уинсом. — Ведь он как-никак отец. Может быть, это сделать мне?

— Если вас не затруднит.

— Вы знаете номер телефона в отеле?

— Я всегда звоню ему на мобильный. — Донна продиктовала номер. — Телефон в кухне на стене.

Уинсом встала и вышла из гостиной, Донна шла следом. Из окон кухни виднелся склон холма, берущего начало практически на заднем дворе дома. На склоне был разбит обширный сад, к зеленой изгороди которого притулился маленький сарайчик для хранения садового инвентаря. В окна, занавешенные тюлем, колотил град. Уинсом сняла трубку и набрала номер, который продиктовала ей Донна. Ожидая ответа, она решала в уме, что следует сказать. Через несколько гудков включился автоответчик мобильного телефона Джеффа.

— Ничего страшного, — утешила Донну Уинсом и набрала номер телефона справочной. Оператор переключил ее на отель «Фэвершем». Когда ей ответили, она попросила соединить ее с Джеффом Дэниэлсом. После долгого молчания женский голос на другом конце линии объявил:

— Мне очень жаль, но телефон в номере мистера Дэниэлса не отвечает.

— Так может быть, он на совещании? — предположила Уинсом. — На деловом совещании. Он занимается продажей машин. Проверьте, пожалуйста.

— На совещании? — изумленно переспросила женщина. — Мы не проводим у себя никаких совещаний. У нас и помещений таких нет.

Уинсом поблагодарила и повесила трубку.

Она посмотрела на Донну Маккарти, на выражение надежды и ожидания, светившееся на ее лице. Ну что, черт возьми, она могла сказать этой женщине? Ладно, как бы там ни было, у нее будет немного времени, чтобы поразмыслить, пока она повезет Донну в иствейлский морг на опознание тела ее падчерицы.

Энни не потребовалось много времени, чтобы доехать до Ларборо-Хед из Уитби, куда она была временно откомандирована для работы в полицейском управлении на Спринг-Хилл, относящемся к Восточному округу Скарборо, где штат детективов значительно поредел ввиду болезней и недавних праздников. Она снимала комнату на Уэст-Клифф, в гостинице миссис Барнеби, где всегда останавливались командированные офицеры полиции. Комнатка была отличная, хотя и очень маленькая; все удобства ее состояли из совмещенной с туалетом ванной комнаты, вида на море из окна, телефона, электрочайника и нескольких чашек. Однако прошлой ночью… ну, прошлой ночью она изменила прекрасной комнатке миссис Барнеби.

Была суббота, и Энни, заработавшись допоздна, вдруг сообразила, что уже невесть сколько лет не позволяла себе оттянуться по полной. Вероятно, именно это она и внушала себе, когда девушки, работающие в управлении, пригласили ее выпить в ближайшем пабе, а потом пройтись по клубам. Она не заметила, как в разгар веселья оторвалась от девушек, и теперь надеялась лишь на то, что они не видели, чем закончился для нее тот вечер. Теперь вина и стыд, терзающие Энни, жгли ее желудок почти так же, как похмельная изжога. Доехав до поворота, она остановила машину у края неогороженной дороги примерно в сотне ярдов от края обрыва. У нее сжалось сердце, когда в первой же появившейся перед ее глазами фигуре она узнала знакомые очертания дородного тела суперинтенданта Брафа.

— Добрый день, инспектор Кэббот, — объявил он, хотя было еще раннее утро. — Рад, что вы сумели к нам присоединиться.

Энни принеслась сюда как на крыльях, потому замечание начальника могла бы счесть бессмысленным, но решила пропустить его слова мимо ушей. Она привыкла к подобным излияниям Брафа, имевшего репутацию ленивого и тупого приспособленца. Он мечтал лишь о том, как бы поскорее выйти на пенсию — до этого события ему оставалось служить шесть месяцев, — а потом… потом ему виделись бесчисленные партии в гольф и бесконечный отдых на курортах Коста-дель-Соль. За годы службы он не проявил ни должной энергии, ни предприимчивости, чтобы как-то пополнить свой карман, потому и жил сейчас не в собственном доме, а в убогой съемной квартире с пожилой испанской потаскухой, неравнодушной к вульгарной бижутерии, дешевым духам и еще более дешевой выпивке. Такие слухи ходили среди его сослуживцев.

— Сэр, я не ожидала увидеть вас на ногах в это время, да еще в воскресенье, — произнесла Энни с такой искренней радостью, какую только смогла изобразить. — Вы, наверное, были в церкви.

— Да, вы-то понимаете, что обстоятельства сильнее нас. Долг, Кэббот, долг, — ответил Браф. — То самое магическое слово. Чувство долга заставляет нас порой совершать невозможное. — Он жестом указал на край обрыва, где виднелась сидящая фигура. — Это там, — пояснил он тоном человека, не желающего иметь ничего общего с непристойным зрелищем. — Сержант Нейлор и детектив-констебль Бейкер введут вас в курс дела. А мне надо идти в управление и взять на себя руководство расследованием. Нам уже пришлось шугануть оттуда местных репортеров, но этим мы только возбудили интерес местных СМИ. Вы поймете, о чем я говорю, когда сами увидите тело. Ну, до встречи, детектив Кэббот. Жду, что вы сработаете на сто двадцать процентов. Помните, на все сто двадцать!

— Да, сэр. Всего хорошего, сэр, — кланяясь его удаляющейся спине, ответила Энни.

Шепотом бормоча проклятия, она, согнувшись под ветром и обходя скользкие от дождя травяные кочки, начала подниматься на холм. Морская соль оседала на губах и жгла глаза. Сквозь сощуренные веки Энни смогла рассмотреть тело, сидящее в кресле-каталке и обращенное лицом к морю. Подойдя ближе, поняла, что это женщина, голова которой опирается на подголовник. По одежде от самого ворота и до подола расплывалось широкое густое пятно крови. Энни с трудом проглотила подкатившийся к горлу комок. Она привыкла к виду жертв преступления, но несколько выпитых прошлой ночью кружек пива, отлакированных экзотическими коктейлями с зонтиком в бокале, и тут напомнили о себе.

Нейлор и Бейкер стояли рядом с телом, которое осматривал судмедэксперт. Рядом суетился полицейский фотограф. Энни, поздоровавшись, обратилась с вопросом к Нейлору:

— Что у нас тут?

— Смерть при подозрительных обстоятельствах, — со свойственным ему лаконизмом ответил Нейлор.

Детектив Бейкер улыбнулась.

— Это я вижу. — Энни пристально разглядывала открытую кровавую рану от уха до уха, в которой белели хрящи. — Оружие не обнаружено?

— Нет, мэм.

— Кто-нибудь смотрел там, внизу? — спросила Энни, указывая на подножие утеса.

— Только что послал туда двоих полицейских, — ответил Нейлор. — Но им надо спешить, скоро начнется прилив.

— Какое бы оружие мы ни нашли, ясно одно: она не сама нанесла себе такую рану, — заключила Энни. — А чайки не могли так постараться?

— От них всего можно ожидать, — согласился Нейлор, глядя на крикливую стаю. — Они становятся все нахальней и нахальней, а то, что они побывали на теле, не вызывает сомнений. — Вытянув указательный палец в сторону головы, он продолжал: — Видите эти раны вокруг уха? Думаю, они не кровоточат потому, что к тому времени, когда птицы начали клевать, кровь уже вытекла из тела. Мертвые тела не кровоточат.

Врач поднял голову, бросил на сержанта выразительный взгляд и объявил:

— Томми, да ты почти доктор медицины! Уверен, ты скоро и диплом получишь.

Энни снова ощутила в желудке неприятные позывы — противный липкий ком подкатил к горлу. Нет, только не это. Она не допустит, чтобы ее вырвало на глазах у Томми Нейлора. Да еще эти чайки… Она всегда ненавидела их, даже боялась — еще с той поры, когда ребенком жила в Сент-Айвсе на полуострове Корнуолл. Энни и без хичкоковских «Птиц» знала, какую опасность может представлять стая чаек. Однажды они начали виться роем над ее коляской, пока отец, отойдя не более чем на двадцать ярдов, устроился рисовать живописную группу старых дубов. Это было самое первое воспоминание в жизни Энни. Она вздрогнула и спросила: