Старуха открывает ящичек. Чамди снова поражает буйство красок, но теперь статуэтки богов ему больше не нравятся. Почему они не защитили Сумди и Гудди? Чамди вспоминает про Иисуса. А он почему допустил этот ужас? Пожалуй, даже хорошо, что Чамди оставил Иисуса в приюте.

– Я делаю из глины фигурки богов, а Гудди их продает, – объясняет старуха. – Гудди хотела научиться их лепить. Будем надеяться…

Чамди замечает, как она закусила губу. Он хочет посмотреть на Гудди, но старуха поворачивает его голову к себе.

– Она будет жить? – спрашивает Чамди.

– Конечно, будет. Должна жить, раз ей столько богов помогает, – улыбается старуха. – Смотри, как их много. Ты всех знаешь?

Чамди качает головой. Старуха выбирает фигурку. «Какой он маленький, – думает Чамди. – Она же его на ладони держит, а должно быть наоборот». Но женщине он этого не говорит.

– Ты знаешь, кто это?

Чамди опять качает головой.

У фигурки в одной руке меч, в другой лотос. Всего рук четыре, но в двух ничего нет. Глина выкрашена в желтый цвет, только ладони у богини красные.

– Это Дурга, – объясняет старуха. – Непобедимая. Значит, она не может проиграть. Рассказать тебе про нее?

Чамди сразу вспоминает миссис Садык и детские журналы.

– Не надо, – решительно говорит он. – Я не люблю истории.

– Тогда запомни одно. Дурга покровительствует маленькой Гудди. Поэтому ты ее и спас.

Чамди все время почесывается. Его намасленное тело покрыто слоем грязи, перемешанной с кровью.

– Больше, чем помощь богов, тебе нужна сейчас ванна, – говорит старуха. – И обед. Иди мыться. Туда, за дверь.

– Нет уж, пошли со мной, – вмешивается Ананд-бхаи, возникший в дверном проеме.

– Да оставь ты его здесь!

– Я спас девчонку. Теперь не лезь, – грубо обрывает мать Ананд-бхаи.

Старуха не перечит.

Чамди поднимается и плетется к двери, бормоча молитву и прося выздоровления Гудди.

– В мою комнату, – нетерпеливо командует Ананд-бхаи.

Чамди идет следом. Щурится от солнечного света. Двор пуст. Коза мотает головой, безуспешно пытаясь выдрать из земли колышек, к которому привязана. Зеленая занавеска на двери неподвижна. Ананд-бхаи вталкивает Чамди внутрь.

Здесь все совсем не так, как у Дарзи. На большой кровати лежит Рани, теребит золотые браслеты на запястьях и смотрит телевизор. Ее волосы собраны в узел. По телевизору показывают черно-белый фильм.

– Выключи, – говорит Ананд-бхаи.

Рани поднимается с кровати и выключает телевизор. Стоит и смотрит на Ананда-бхаи, ждет его указаний.

– Сбегай в могольский ресторан за курицей. Быстро! Абдулла ее уже приготовил для меня.

Рани проходит мимо Чамди и молча смотрит на него. Чамди успевает заметить черные синяки на ее руке.

– Выбирай нежирную, – говорит Ананд-бхаи.

Но Рани уже нет, даже зеленая завеса не колышется, будто Рани и не касалась ее секунду назад.

– Ты любишь жирное? – обращается он к Чамди.

Чамди не знает, что ответить, – он никогда не задумывался над этим.

– Нет, – решает он, – не люблю, когда много масла.

– Тогда почему ты весь в масле?

Чамди молчит.

– Ну что, зачем маслом-то вымазался?

– Не знаю…

– Как это – не знаю?

– Просто играл… мы с Сумди играли…

Пальцы Ананда-бхаи сжимают плечо Чамди.

– Что вы хотели украсть?

– Ничего…

– Человек мажется маслом, если хочет проскользнуть куда-то. Так куда вы хотели залезть?

Чамди извивается от боли. Пальцы Ананда-бхаи нащупали нерв на плече и давят все сильнее. Перед глазами черный экран телевизора. Рот открывается, Чамди хочется стонать, кричать, прекратить эту муку.

– В храм… – бормочет он, опускаясь на пол.

Пальцы разжимаются.

– Зачем?

– Сумди придумал, как его ограбить…

Чамди ужасно стыдно: он свалил вину на друга. Может, Сумди его простит? У Чамди нет выбора, Ананду-бхаи надо сказать правду.

– Я хотел залезть в храм через окно и украсть пожертвования. Простите меня.

– А насчет Даббы?

– Дабба умер. Я не соврал.

– Ты про ювелира говорил.

Чамди не знает, как ему быть. Лучше промолчать. Поднять глаза он не решается, разглядывает серый бетонный пол.

– Ясно, – говорит Ананд-бхаи.

Звонит телефон, но он даже головы не поворачивает. Чамди колотит дрожь, он ждет нового удара. Телефон все звонит и звонит, и Чамди очень страшно, потому что Ананд-бхаи не двигается. Телефон замолкает, и в тот же миг Ананд-бхаи говорит:

– Видишь ящик?

Чамди смотрит в пол. Ананд-бхаи берет Чамди за подбородок, заставляет его поднять голову. В бороде Ананда-бхаи по-прежнему висят все те же две рисинки. Ананд-бхаи показывает на старый комод:

– Открой верхний ящик.

Чамди хочет встать с пола, но ноги подгибаются.

– Я два раза не повторяю.

Чамди хочет сказать, что у него нет сил, но вместо этого упирается ладонями в пол и кое-как поднимается. Идет мимо темного экрана к комоду.

– Открывай.

Чамди тянет за бронзовую ручку.

– В ящике карта, – говорит Ананд-бхаи.

Действительно. Большая сложенная карта, в пятнах, будто от пролитого чая. На карте надпись: БОМБЕЙ.

– Подними ее.

Чамди сует руку в ящик. Нащупывает что-то твердое. Достает.

Нож. Похож на тот, который Мунна украл у мясника.

Чамди оглядывается на Ананда-бхаи.

– Дай сюда.

Чамди держит нож за рукоятку. Черную, отполированную многими руками. Касаться ее неприятно. Чамди старается держать нож лезвием вниз.

– Теперь отрежь себе язык.

Наверное, Чамди просто не расслышал.

– Ты мне соврал, – говорит Ананд-бхаи. – Теперь отрежь себе язык.

Он спокоен, в его голосе нет ни раздражения, ни ненависти. Ананд-бхаи стоит, скрестив руки на волосатой груди.

– Я жду. Или ты сам это сделаешь, или я. Имей в виду, я перфекционист. Это значит, что резать я буду медленно и аккуратно. Если получится неровно, начну сначала.

– Простите меня, пожалуйста! Я сказал неправду, чтобы спасти Гудди!

– Гудди мы спасли. А тебе придется заплатить. Как Мунне. Помнишь Мунну? Я поймал его с поличным, вот с этим самым ножом. И ничего ему не сделал, пока он не обнаглел. Он вел себя со мной непочтительно. Сказал, что плевать хотел на полицию. Только мне позволено такое говорить, мне и больше никому. Мунну надо было наказать. И тебя тоже, ведь ты соврал и этим оскорбил меня.

– Прошу вас… умоляю!

– Ладно, я сам все сделаю. Давай нож.

Ананд-бхаи берет нож и крепко хватает Чамди за плечо.

– Ничего, – говорит он. – Ты же не глухой будешь. Слышать куда важней, чем говорить.

Чамди пытается отодвинуться, но цепенеет под взглядом Ананда-бхаи. Не уйти. Он и до зеленой занавески добежать не успеет, этот бандит метнет нож ему в спину.

– Язык!

– Умоляю…

– Высунь язык! – ревет Ананд-бхаи.

Чамди подпрыгивает. Рот открывается сам собой. Ананд-бхаи хватает ногтями кончик языка.

– Теперь понятно, почему ты так много врешь! Вон он у тебя какой длинный! Не дергайся, а то в глаз попаду. Ну вот, сейчас я тебе язык одним махом оттяпаю. На счет три. Вдохни поглубже. Раз, два…

Чамди мычит.

– Перестань! По голове я тебя пока не бил, с чего ж ты вдруг поглупел?

Он делает маленький надрез. По лезвию ножа бежит кровь.

– Чувствуешь? Я начал.

Из глаз Чамди катятся слезы.

Ананд-бхаи отпускает язык.

– Простите, простите меня, – молит Чамди. – Я что угодно…

– Что? Давай говори, пока можешь.

– Что угодно для вас сделаю…

– Я тебе велел отрезать язык. Простое дело, а ты даже этого не выполнил.

– Что угодно, только не это! Я всю жизнь буду милостыню для вас собирать!

– Очень надо.

– Буду делать, что прикажете. Воровать буду.

– Еще что?

– Воровать… все буду делать, все, что скажете!

– Точно?

– Честное слово!

Ананд-бхаи проводит указательным пальцем по лезвию. Шумно втягивает воздух пару раз, как будто в носу у него что-то застряло.