Редкие листья на деревьях казались совершенно оранжевыми, за счёт того, что их освещали жёлтые фонари, а в воздухе рассыпалась взвесь мельчайших капелек прохладной влаги. Дима медленно брёл по засыпающему городу и думал о том, насколько же всё-таки быстротечна жизнь, когда в его кармане запиликал мобильный. Звонила Света, которая протараторила что-то о том, что Аня попала в большую беду и завтра они с ней встречаются около клиники, где Ане предстоит сделать аборт. Она говорила сбивчиво, и Дима только чудом умудрялся уловить суть повествования. В итоге он понял, что к этому шагу её принудил сам Ратмир, которому была не нужна обуза в виде ребёнка, а ещё, что Аня не хочет идти на этот шаг. Узнав у Светы адрес клиники, Дима пообещал завтра быть на месте в два часа дня и отключил телефон. Потом всё так же раздумывая, пошёл домой. Он раздумывал о том, стоит ли ему звонить Владу, и сообщать о том, что он узнал. И стоит ли вообще ехать завтра неизвестно куда, а главное, неизвестно зачем. Чтобы спасти чужого ребёнка, которого не хочет убивать девушка, пару раз промелькнувшая в поле его зрения? Это полная ерунда, ведь альтруистом он никогда не был. Зачем же тогда? Доказать Ратмиру, кто из них круче? Возможно. Он бы не ошибся, если бы сказал, что где-то глубоко внутри уже решил для себя, что Аня не только испуганная девушка, в судьбе которой он невольно принял участие, но и средство для того, чтобы в итоге достать Ратмира и указать ему его место.

Поразмыслив ещё немного и приняв решение не думать о том, о чём можно будет подумать завтра, Дима поплотнее запахнул полы пальто и направился в сторону дома.

На часах было без двадцати два, когда Дима припарковал свою чёрную «Ауди» возле клиники, адрес которой назвала ему вчера по телефону Света. Он и сам не знал, зачем делал всё это, зачем сейчас бросился к девушке, которую едва знал. Ведь можно было просто договориться о встрече с Ратмиром через Влада и попробовать решить этот вопрос более-менее мирным путём. Но нет, кажется, уже и Диме стало это совершенно не нужно. И, как бы он ни гнал от себя эту мысль, но она всё равно билась у него в голове: в случае мирных переговоров и возможных извинений со стороны Ратмира, об Ане придётся забыть. Потому что уж слишком глупо было бы спрашивать о судьбе девушки.

Он прошёлся по небольшой аллейке, ведущей ко входу в клинику, на ходу доставая сигареты и закуривая. Может, стоило позвонить Свете и выяснить их с Аней местонахождение? Дима дошёл до входа, выбрасывая окурок от наполовину выкуренной сигареты в урну и доставая мобильный, когда его внимание привлекли две девушки, сидящие на скамейке чуть поодаль от входа. Пухленькую брюнетку, которая гладила по голове свернувшуюся калачиком на скамейке Аню, он не знал и видел сегодня впервые, но это, очевидно, и была та самая Света. А вот в том, что лежащей на скамейке девушкой была Аня, — он не сомневался.

— Привет, — мягко поздоровался он со Светой, — Я Дима, знакомый Ани, мы созванивались вчера.

Света на его приветствие только кивнула и слегка улыбнулась, а Аня вообще никак не отреагировала. Её голова покоилась на коленях подруги, а взгляд был устремлён в одну точку.

— Хей, — он присел возле неё на корточки, и девушка перевела на него невидящий взгляд, — Ты чего киснешь? Я за тобой приехал, так что никуда не нужно идти. Поехали.

От этих слов лицо Ани скривилось, и она беззвучно заплакала, а Дима перевёл непонимающий взгляд на Свету.

— Мы здесь с десяти утра, уже вышли оттуда, — она говорила тихо, видимо, чтобы не тревожить подругу.

— Но ты же сказала, что только в два, — напомнил ей Дима.

— Ратмир привёз нас к десяти. Кстати, скоро он подъедет за ней, тебе лучше уехать.

Дима ухмыльнулся. Если она думает, что он вот так просто примчится-умчится, испугавшись какого-то Ратмира, то она жестоко ошибается.

— Так, ну-ка давай, моя хорошая, поехали, — он встал и подхватил Аню на руки, унося её из скверика к машине.

Рядом тут же засеменила Света, с самым обеспокоенным выражением лица.

— Ты в своём уме? — зашипела она где-то в районе его правого плеча, — Ты не понимаешь, во что ввязываешься.

— Я разберусь сам, — Дима усадил несопротивляющуюся Аню на пассажирское сидение и обратился к ней, — Может, хочешь сзади полежать?

Аня покачала головой, самостоятельно пристёгиваясь, и Дима кивнул, снова поворачиваясь к топчущейся неподалёку Свете.

— Тебя подвезти?

— Нет, я на машине, — она неопределённо махнула куда-то в сторону, — Блин, удачи вам, ребята.

Дима холодно улыбнулся в ответ, и сел за руль. Удача никогда ему не изменяла, по крайней мере, до последнего времени, а даже если она от него и отвернулась, тем интереснее становилась жизнь.

— У тебя выпить есть? — Аня, сидела в уголочке его спальни, обхватив колени руками и положив на них подбородок. В глазах стояли непролитые слёзы, а взгляд был каким-то потухшим.

— Есть, что хочешь? Коньяк, ликёр? Или полегче чего?

— Коньяк.

Дима подошёл к бару и вытащил из него дорогущий французский коллекционный коньяк, который не решался выпить даже когда был в совершенно неадекватном состоянии.

— Сейчас бокал принесу, — он поставил бутылку рядом с ней, но Аня покачала головой и, потянувшись, взяла бутылку в руки. Откупорила и приложилась к ней, делая изрядный глоток прямо из горлышка.

Дима пожал плечами и устроился на полу рядом с девушкой.

— Не хочешь на кресло переместиться, там удобнее? — кивнул он на широкое кожаное кресло в углу комнаты.

— Нет, мне тут хорошо, — Аня ещё раз отпила из бутылки и протянула напиток Диме.

Несмотря на соблазн, от выпивки пришлось отказаться, потому что он ожидал, что каждую минуту в его дверь может раздаться звонок, и к этому моменту хотелось быть в трезвом уме и твёрдой памяти.

Аня снова отхлебнула из бутылки и неожиданно для Димы начала рассказывать.

— Ты знаешь, до тринадцати лет я была пай-девочкой. Отличные оценки, примерное поведение. Мы с родителями тогда жили в Луге. А потом папа умер от сердечного приступа, и тогда всё кругом перевернулось.

Новый глоток из бутылки, и Дима краем глаза заметил, как она закусила губу. Очевидно, воспоминания захватили её всю, а он не торопил её с повествованием. Если захочет — расскажет.

— Когда мне было пятнадцать, мама вышла замуж снова. Новый папа, — она хмыкнула на слове «папа», — был очень нежным и заботливым. Иногда, даже чересчур.

По её телу прошла судорога, а Дима понял, что услышит дальше.

— Он так увлёкся своей страстью к дочке, что казалось, совершенно забыл о маме. Каждый раз, когда мама уходила на сутки на работу, он приходил ко мне.

Она снова сделала большой глоток из бутылки, и повернула заплаканное лицо к нему.

— А мне так не хотелось рушить мамино счастье, понимаешь? — эти слова вырвались из груди судорожным всхлипом. А Дима сидел рядом с ней и не мог ничего сделать. Он просто не имел права хоть как-то её успокоить, потому что сам был таким же чудовищем, как и её отчим.

— Я терпела это три года, пока мне не исполнилось восемнадцать и я не смогла уехать из Луги в Питер. Мама ведь была почти при смерти, когда умер папа. Я не думала, что она сможет когда-то оправиться от произошедшего. А с ним она была счастлива снова, и я не имела права отнимать у неё это счастье. Тогда весь мой мир перевернулся, а моё тело стало только способом хоть как-то устроиться в этом мире.

Она надолго замолчала, уткнувшись взглядом в стену напротив, а Дима не мешал ей. Он не мог ничего поделать, кроме того, чтобы сидеть и слушать, то, что она ему расскажет дальше.

— Ты знаешь, моё тело стало лучшим инструментом для достижения цели. Я всегда нравилась мужчинам, а, по моим наблюдениям, их абсолютно устраивала роль бездушной куклы, которая не лезет в их дела.

Новый глоток и маска холодности, которая сменилась циничной усмешкой.