Вечером, когда «Баюклы» уже снялся с якоря и от туристов остались на острове только воспоминанья, сор возле Змейки в траве, где жгли костер, вмятины тел, Ольга Миронова все еще сидела на станции. Сидел новый начальник Павлов, листал журнал наблюдений. Сидела за столом дежурная Вера Агеева. Она как раз звонила к себе домой.

Но ей ответила только дочь Марьяна, Агеева не было до сих пор, как исчез еще днем, никому не сказавшись, что было странно. Неизвестно где ходит. Тем более — сам всегда укладывал спать девчонок, читал им на ночь. Его забота — укладывать. Но вот — нет. Можно бы поискать по знакомым, телефон — перед носом, но Вера его искать не привыкла. Эта пропажа сама найдется, не денется. Все же приходилось обращаться к Ольге Мироновой с просьбой, чего Вера не любила. Это она потом еще припомнит Агееву, что пришлось просить.

— Ольга Васильевна, — сказала Вера. — Можно на пятнадцать минут сбегать домой? Девчонкам, уж ложиться пора, Агеева нет…

— Конечно, — сказала Ольга. — Мы же пока тут.

— Если нужно, я могу подежурить, — сразу предложил Павлов. — На «Баюклы» вполне выспался, так что — могу.

— Ну что вы! — жеманно отказалась Вера Максимовна, удалилась с плавностью.

Павлов проводил ее внимательными глазами:

— Серьезная, кажется, особа…

— Учится на заочном, — сказала Ольга, не желая ответить по существу. Сразу сменила тему: — Ваша жена тоже сейсмолог?

— Нет, к счастью, — улыбнулся Павлов. — Она в музыкальной школе работает, в Южном, по классу скрипки. Как у вас тут насчет скрипки?

— Баян в клубе есть, пианино, правда — расстроенное, — сказала Ольга помедлив, переварила для себя музыкальную школу; его жена, значит, тоже, — прямо наследственность для начальников станции. — Константин Шеремет на гитаре играет, очень неплохо.

— Скрипки вам не хватает, — засмеялся Павлов. — Дочка пошла в первый класс, не хочу срывать им учебный год. Пока обживусь, то да се.

— Без семьи обживаться трудно, — сказала Ольга.

— Ну, это мне не грозит, — засмеялся уверенно. — Получу квартиру, весной приедут. А я пока в боковушке расположусь, тут, на станции, если не возражаете. Я уже бросил там чемодан.

— Может, мою квартиру… — начала Ольга. Но он перебил сразу:

— Ваша квартира — ваша. А меня в поселке даже больше устраивает, клуб, школа — все рядом для моих женщин. Без квартиры я не останусь, это не беспокойтесь.

— Клюев и дом выбьет, — засмеялась Ольга.

— Отдельный дом мне не нужен, — ответил Павлов серьезно, будто Юлий Сидоров. — Я люблю, чтоб были соседи, радио орет за стеной — пусть, люблю, чтоб живые лица кругом. Одиночество как раз неважно переношу, испугался в детстве.

Он улыбнулся, скулы в нем напряглись, кожа обтянула их туго. Но Ольга за день уже привыкла к этой улыбке.

— Кто же вас так напугал? — вяло спросила Ольга.

— Скорее — что, — усмехнулся Павлов. — Как-нибудь потом, если к слову придется…

Тут вернулась Вера Агеева. Следом за ней, почти сразу, вошла баба Катя — эта уж не пропустит, чтоб новый человек да мимо ее дома. Ольга подмигнула бабе Кате, но та вроде чем-то была взволнована, не ответила. Сказала прямо с порога:

— Как звать-величать-то, новый начальник?

— Павлов, Геннадий, — назвался Павлов охотно.

— А по отчеству?

— Андреевич, — улыбнулся Павлов. — Но откликаюсь и так.

— Павлов, Геннадий Андреевич, — повторила баба Катя с раздумьем вроде, даже с сомнением. — Ну что ж. Нетрудно запомнить, это бывает…

Непонятно — чего «бывает».

— Едва загнала в кровать, — сообщила Вера Агеева, — Не желают ложиться, ждут, видите ли, отца. А отца черти носят…

— Загулял, значит, — хмыкнула баба Катя. Снова насела на Павлова: —А откуда сам, если не секрет?

— Испугаете человека, баба Катя, — засмеялась Ольга.

— Ничего, — сказал Павлов, — выдержу. Родился вроде в Хабаровске, так что — местный, дальневосточный.

— А пусть гуляет, мне что! — хмыкнула Вера Агеева.

Тут баба Катя засмеялась чему-то, тряхнула головой, будто отогнала муху, вытаращила глаза, как Мария, подмигнула Ольге, сказала:

— У меня внучка замуж выходит, так что всех приглашаю на ужин!

— Мария?! — ахнула Ольга. — За Константина?

— А то за кого же? — ответила баба Катя гордо. — У ней хахалей нет: с пяти лет с Константином гуляет.

— Успел все же до пенсии, собрался, — хмыкнула Вера Агеева.

— А ты, девушка, не завидуй, — сказала ей баба Катя. — Ты уж у нас пристроена.

— Вот кому не завидую, так это Костькиной жене…

Ольга хотела вмешаться, но баба Катя ответила быстро, как припечатала Верку:

— Сама знаешь, что врешь.

И сразу отвернулась от Веры. Та — промолчала, занялась на столе бумагами, потом вовсе вышла в темную комнату, где «зайцы».

— Все уж сидят за столом, — сказала баба Катя. — Идемте!

— А удобно? — Павлов взглянул на Ольгу.

— Еще чего! — сказала баба Катя, взяла его за рукав, потащила за собой в дверь.

Ольга шла сзади, посмеиваясь. Завидовала темпераменту бабы Кати, жизненной ее силе, оптимистическому напору, с которым баба Катя встречает все в своей жизни — хорошее и дурное, хорошего все же — больше. Окружена родными, держит их весело, крепко: гони — не уйдут. Юлий вошел как свой, теперь — Костя. Ольга всегда завидовала большим, добрым семьям: горе — поделят, радость — умножат, все в такой семье проще…

У Царапкиных было шумно. Гремел магнитофон. Горели все лампы. Стол был раздвинут. Лидия танцевала на пятачке с мужем Юлием, прижимаясь к нему тесно. Директор Иргушин, раскидав по полу длинные властные ноги, глядел на них с улыбкой. Лиза Иргушина хлопотала возле стола, носила к нему тарелки. Задержалась около мужа, потерлась щекой, засмеялась, убежала за фужерами в кухню. Филаретыч, умиротворенный возней с туристами, благостный, сидел в уголке тихо, тянул лимонад из стакана. Сияющая Мария держала за руку Костьку, таращилась на него, будто только сейчас увидела. Была хорошенькая, в белом платье — как школьница, только белобрысых косичек ей сейчас не хватало. Зато был шиньон.

Бросилась Ольге навстречу, повисла на шее:

— Ой, мы с Костиком жениться решили! Хорошо, правда?!

— А это после увидим — как, — засмеялся Иргушин.

Мария уже подскочила к Павлову:

— Ой, хорошо, что вы к нам пришли! Я боялась, что не пойдете! Мне хочется, чтобы всем было весело. Я бабушке говорю: «А вдруг он не — пойдет?» А она говорит: «Как это не пойдет? За рога приведем!..»

— Болтушка! — засмеялась баба Катя. Крикнула в другую комнату: —Где вы там ходите, мама? Все уже собрались! Человек вон приехал!

— Мы пока на маяке будем жить, — рассказывала Мария Павлову, от души занимала гостя. — Вы еще не были на маяке? Ой, там так хорошо! Правда, Костик? Во все стороны видно! Скалы. Позавчера нерпу выкинуло на скалы. Там часто что-нибудь выкинет!

Константин кивал молча, поскольку вставить слово все равно возможности не было. Да и не хотелось ему сейчас говорить. Просто было внутри тепло, мягко, давно так не было. С детства. Может быть — никогда.

Но Павлов все же нашел просвет, вклинился:

— Вы, значит, там и работаете, на маяке?

— Костик, наоборот, хотел на цунами, — затараторила Мария. — Но мы сейчас с маяка не можем уйти. У Костика отец старый, ему нужен уход. Мы же не можем его оставить!

— Большое движение! — заметил Иргушин с ехидством. — Юлий — к нам на завод, Константин — на цунами, Мария теперь — на маяк.

— А ты чего же отстал? — поддержала Ольга. — Завод все равно уже самый крупный, расти тебе некуда. Тоже шел бы куда-нибудь, хоть в узел связи.

— Почему — именно в узел связи? — быстро спросил Иргушин.

Что-то дрогнуло у него в лице. Или Ольге показалось.

— Да просто так сказала, — засмеялась она. — Чего испугался? Работа, конечно, тяжелая, не мальков разводить. Кларе Михайловне трудно с коллективом справляться. Вот и займись, помоги — сделай самый крупный узел в Союзе.