Отметив направление ветра и угол падения солнечных лучей, Джек надел на правую руку перчатку для стрельбы, прицепил к поясу колчан и взял лук с уже надетой на него тетивой.

Стрельбой из лука Джек увлекся еще в детстве, отдыхая в дорогих летних лагерях, куда его неизменно отправляли богатые родители. Именно в такие лагеря обычно ездили дети кинозвезд. Лук и стрелы тут же овладели его сердцем. Смотришь на мишень, натягиваешь тетиву, отпускаешь ее, хлоп — и стрела торчит в «яблочке»! Иногда Джек даже участвовал в соревнованиях, стремясь проверить себя и показать свое искусство (его любимым видом была стрельба с неотмеченной дистанции), но выступал только в личном зачете. Джек Бернс был лучником-одиночкой.

Его лук фирмы «Хатфилд» имел натяжение в тридцать килограммов, ручной работы держатель для правой руки, отшлифованные до зеркального блеска противовесы и усиленные наконечники для быстрой стрельбы.

Теперь Бернс очутился в своей стихии, где существовали только он и мишень, а пустынный окружающий мир простерся до самого горизонта. Вся жизнь и вселенная теперь заключались в луке, тетиве, стреле, остром глазе, сильных мышцах Джека и его желании попасть в «десятку».

— Паршивое дело, детектив, — сказал рядовой коп. — Она молодая и красивая.

Он встал, нацелил носок левого ботинка на мишень, а носок правого отвел в сторону.

Она была голая и лежала лицом вниз в луже собственной рвоты.

Он выбрал стрелу и поставил ее на тетиву.

— Похоже, на ее ляжках и ягодицах сперма, — сказал парень из отдела коронера, соскребая образцы в пластиковый мешок. — Перед смертью она занималась сексом.

Теперь выпрямить спину, вскинуть голову, поднять лук и повернуться к мишени.

— Причина смерти?

Вытянуть руку, напрячь плечо и расслабить локоть.

— Трудно сказать. Судя по деталям, скорее всего, наркотики.

Натянуть тетиву и прижать ее к подбородку.

— Случайная передозировка? — спросил Джек, следя за тем, как коронер тянется к холодному плечу девушки, чтобы перевернуть ее на спину.

Прицелиться. Почувствовать напряжение в спине. Смотреть на мишень. Сконцентрировать сознание и тело.

Когда труп перевернули на спину, с лица девушки упали светлые волосы, и он увидел свою сестру.

Он отпустил тетиву.

Джек Бернс рухнул как подкошенный.

Стрела блеснула в воздухе и вонзилась прямо в центр мишени. Но поскольку он приехал в «Рощу» с целью схватить убийцу, для Джека это было не «яблочко», а человеческое сердце.

Сердце того, кто убил Нину.

Вошла Ванесса — как всегда, в развевающемся бурнусе, потряхивая бусами и благоухая мускусом.

— Я обо всем договорилась. Сегодня вечером ты обедаешь с Коко Маккарти.

Эбби хотела пообедать со всеми тремя одновременно, но Офелия отклонила приглашение, сказав, что предпочитает побыть в одиночестве. Сисси заявила, что ждет важного телефонного звонка, но с удовольствием придет в другой день. Тревога Эбби росла. Она была готова пойти к ним, постучать в двери, посмотреть в глаза Коко, Сисси и Офелии и понять, знают ли они. Но Офелия Каплан казалась расстроенной, Сисси — запутавшейся в своих личных делах, и Эбби не хотела им мешать.

Ванесса налила себе чашку только что сваренного кофе и сказала:

— Эбби, я по-прежнему думаю, что тебе нужно сделать анализ ДНК. — Это все упростило бы. Прядь волос, тайком взятых из трех головных щеток, сравнение с собственной, и дело в шляпе.

Но Эбби была непреклонна. Она ни за что не станет так поступать. Даже ради того, что для нее важнее всего на свете. Много лет назад она поклялась, что не станет обходиться с другими людьми так же, как они обошлись с ней…

Шестнадцатилетнюю Эмми-Лу арестовали на глазах у подруг и бросили в тюрьму, полиция рылась в ее личных вещах, читала ее дневник, прокурор на суде тряс принадлежавшими ей книгами — невинными путеводителями по зарубежным ботаническим садам, журналами мод и любовными романами, — стараясь доказать всему свету, какая она дрянь. Он зачитывал вслух жуткие названия романов и говорил присяжным, что деньги Эйвис Йокум были нужны Эмми-Лу для отъезда за границу, потому что Соединенные Штаты недостаточно хороши для нее, испорченной девицы, которую часто видели с каким-то бродячим хиппи.

После вынесения приговора ее привезли в тюрьму Уайт-Хиллс, заставили пройти унизительный ректальный осмотр, смазали задний проход зеленым мылом, засунули туда резиновую кишку, а потом был медосмотр. Врач, не глядя Эмми-Лу в глаза, спросил, на каком она месяце, причем говорил так равнодушно, что девушка даже не поняла, к кому он обращается. Эмми-Лу лежала на спине, засунув ноги в стремена, а пальцы врача ее ощупывали. Потом прозвучало «примерно два месяца», после чего раздался треск стаскиваемых резиновых перчаток и голос: «Здорова. Может работать».

Последним оскорблением стало то, что ей отрезали длинные золотисто-рыжие косы «в гигиенических целях», сунули поношенное нижнее белье, мешковатое хлопчатобумажное платье и с тех пор заставляли мыться в открытой душевой кабинке на глазах у мужчин-тюремщиков и пользоваться туалетом без дверей.

Нет, Эбби не станет нарушать право Коко, Сисси и Офелии на уединение и проводить анализ ДНК без их согласия.

Она знала об этих трех женщинах очень немногое: только то, что удалось собрать частному сыщику. Они действительно были приемными детьми. Этот факт не подлежал сомнению. Но знали ли об этом они сами? В 1972 году все было по-другому: тогда записи об усыновлении были засекречены, и настоящие матери не имели никакой возможности найти своих детей. Ограниченный доступ к старым записям открыли лишь лет десять назад. И тут люди узнали потрясающие вещи. Многие приемные родители верили, что они имеют дело с официально действующими адвокатами и агентствами и что матери добровольно согласились на усыновление их детей другими людьми. Они понятия не имели, что им отдали похищенных детей или младенцев, проданных матерями, оказавшимися в отчаянном положении.

Слово «проданный» пугало Эбби много лет. Проданный для чего? Как будто ее ребенок был мебелью или собакой. Ее преследовали кошмары. И чувство вины. Она была обязана знать, что ее ребенок родился живым. Была обязана бороться за него. Требовать помощи юриста. Знать свои права. Ее невежество и наивность обернулись тем, что теперь ее ребенок обречен на жизнь в невзгодах и нищете. Однако судя по тому, что она знала об Офелии, Сисси и Коко в их новых семьях, ее тревоги были напрасными. Слава богу, ничего такого в реальности не было.

Но Эбби продолжала преследовать другая страшная мысль: девочке сказали, что ее отдали приемным родителям, потому что родная мать была осуждена за убийство. Эбби хотелось, чтобы приговор был пересмотрен.

Следя за борьбой, отражавшейся на лице подруги, Ванесса поняла, что той овладела мучительная нерешительность и беспокойство. Эбби создала место, где люди могут найти покой, но самой ей это не удалось.

— Кстати, — неожиданно сказала она, — я позвонила в управление полиции Лос-Анджелеса. Все в порядке. Джек Бернс значится в их списках.

Эбби вскинула голову.

— Что?

— Он действительно детектив.

— И расследует убийство своей сестры?

— Этого они не сказали. Эбби, ты ему веришь? А вдруг это только прикрытие, а на самом деле он приехал сюда совсем по другому делу?

Эбби вздрогнула от дурного предчувствия. Неужели он в самом деле приехал за ней? И то, чего она всегда так боялась, все-таки случится?

«Только не теперь! — едва не закричала она. — Не теперь! Подожди немножко. Дай мне встретиться с дочерью на свободе!»

Ури Эделстейн был невидим.

Главный бухгалтер и лучший друг Майкла Фоллона сидел в пуленепробиваемом кабинете своего босса на втором этаже лас-вегасского казино-отеля «Атлантис» и следил за происходившим внизу по системе видеонаблюдения.