Глеб провел ладонью по ее щеке.

Марина повернула голову, подставляя под ладонь Глеба незаметный рубец у самого уха.

— Я просила тебя, помнишь? Просила. Я стояла у твоей кровати на коленях, я видела твои глаза между бинтами и просила. И ты обещал мне, клялся, что бросишь свой мотоцикл. А вышел из больницы и забыл свое обещание.

Они никогда не вспоминали о том июньском вечере, год назад. Глеб и Марина возвращались с залива. Неожиданно из-за поворота навстречу им выскочил на большой скорости самосвал. Глеб вывернул руль и налетел на столб. Два месяца он пролежал в больнице с переломом ноги и травмой головы. Марине повезло. Только шрам на правой щеке…

Глеб притянул к себе Марину, усадил рядом на жесткую кровать и положил голову ей на колени.

— Столько лет знаем друг друга, а оказывается, ничего друг о друге не знаем, — произнесла Марина. — Всегда считали Никиту неповоротливым, добродушным тюфяком. И вдруг такой категорический тон. Уверенность. Настоящий мужчина.

— Чужую судьбу решать легко. — В просветленной темноте комнаты Глеб видел подбородок Марины и прядь ее волос.

— Никита искренен. И хотел тебе помочь, я верю.

В углу комнаты, за тумбочкой, раздалось слабое шуршанье, точно неосторожно тронули сухой лист.

— Появилась, — вздохнула Марина. — Как всегда, когда ты в этой комнате.

— Ты хотела вызвать санитаров эпидемстанции, — сказал Глеб.

— У них все телефон занят… Представляю эту мышь. Маленькая, с бусинками глаз. А сколько пользы от них! На ком бы медики проводили эксперименты?

— На ком? — Глеб приподнялся. — На мне! На преступнике! Убийце!

Он вскочил на ноги, схватил с тумбочки книгу и швырнул в угол. Повалившись на кровать, он ударился головой о стену, но боли не почувствовал. Заложил руки за голову и уставился в потолок немигающим взглядом. Неясные тени сновали по потолку, и казалось, потолок шевелится.

— А что? Логическое продолжение мысли Никиты. Преступники такие же отходы рационального общества, как и всякие там бабки. И для блага общества можно проводить на них медицинские эксперименты…

— Перестань! — перебила Марина. — Преступники… Слово-то какое. Тоже мне преступник! Ты сейчас, по существу, такой же несчастный, как та женщина.

— С небольшой разницей, — усмехнулся Глеб.

— Такой же, такой же! Ты тоже жертва! — горячо воскликнула Марина и положила голову на грудь Глеба. — Как все нелепо, глупо, дико! Не думай об этом, Глебушка. Я понимаю, это трудно. Но ведь ты сильный. В конце концов, тебе выпало в жизни страшное испытание. И принимай это как испытание.

В углу вновь раздалось осторожное копошение.

— Вот нахалка! — Глеб провел по полу ногами.

Возня в углу прекратилась.

— А если меня… найдут?

— Если найдут… — вздохнула Марина. — Кит подсказал удачную мысль. Боялся, вот и не явился. Выпил вина и боялся обвинений, что пьяным сел за руль…

Глеб разглядел контуры бутылки с минеральной водой. Запрокинул голову и сделал несколько глубоких жадных глотков из горлышка. Холодная полоска воды, все удлиняясь, стекала от уголка рта на шею точно порез и проникала под рубашку, на грудь.

Он поставил бутылку на стол.

— Кит немного пережал — его рассуждения были слишком гладкими… Но ты думаешь иначе, я знаю.

Глеб шагнул к стулу, стянул со спинки куртку.

— Я сейчас пойду. Может, мне и поверят? Может, поверят… Вызовут вас, вы подтвердите… И потом, разве в этом дело — выпил я или нет… Не в этом дело, Мариша…

— Никуда ты не пойдешь!

Глеб повернул голову: тон Марины, сухой, раздраженный, его удивил. Он ждал. Но Марина молчала.

— Мариша… а ведь я мог, понимаешь… Мог вывернуть руль. Но растерялся, испугался. Понадеялся, что проскочу. Вот беда-то какая!

— Не мог ты, не мог! — крикнула Марина.

— Мог!

— Не мог, дурак! Если бы мог, ты б это сделал!

Глеб надел куртку, вялыми пальцами нащупал петельку нижней пуговицы. Присел на кровать и тронул Марину за плечо:

— Перестань, перестань. А то я сам зареву… Ты что?

— А то! — Марина ладонью вытерла слезу. — А то, что у меня будет ребенок. Я не хотела тебе говорить. Но ты не имеешь права теперь думать только о себе!

* * *

Из показаний свидетелей по делу № 30/74.

Свидетельница А. Павлиди:

«…Никита проводил меня до остановки троллейбуса. Когда подошел мой троллейбус, мне показалось, что Никита облегченно вздохнул. Да и меня чем-то тяготило наше общение. Я проехала остановку и слезла. Вернулась на Менделеевскую. Улица была темной и пустой. Вдали светился фонарь. Я прошла шагов двадцать и увидела у фонаря мужскую фигуру. Это был Никита. Впрочем, я не убеждена, так мне показалось. Я повернула назад. Почему? Не знаю. Не могу объяснить. Домой я вернулась в половине двенадцатого».

Сергей Павлович Павлиди ремонтировал холодильник. Он подложил два тома Большой энциклопедии, повалил холодильник набок и пытался продеть покрытую пылью пружину в такое же пыльное колечко. Сергей Павлович в технике ничего не понимал, но знал: стоит продеть пружину, и холодильник перестанет дребезжать на полгода. Он мог давно приобрести новый холодильник, однако привык к этому. Привязанность к старым вещам. Иногда ему приходилось выдерживать довольно бурные скандалы с женой по этому поводу.

И Сергей Павлович торопился. Он хотел закончить ремонт до прихода жены. Пружина не поддавалась. К тому же выпала и куда-то запропастилась шайба.

— Что ты ищешь? — Алена вошла в кухню.

Сергей Павлович не ответил, продолжая ощупывать каждую подозрительную щель.

— А мамы нет? — Алена и так поняла по опрокинутому холодильнику, что матери дома нет. Встреча с матерью сейчас Алену не устраивала — мать моментально заметит, что с Аленой происходит что-то неладное, и пристанет — не отвязаться… Интересно, что там выискивает на полу отец?

— Ну что тебе до этого? — рассердился Сергей Павлович. — Шайбу!

— Эта, что ли? — Алена наклонилась и подняла кружочек с дыркой посредине.

— Эта, эта! — Сергей Павлович повеселел.

Алена села к столу и придвинула бутылку кефира. Сейчас выпить стакан и пойти спать. Легкий хмель, от которого клонило ко сну в троллейбусе, прошел, уступая место тяжелой безразличной усталости. Скорей в постель, накрыться с головой и уснуть. Завтра предстоит суматошный день. С утра надо опередить проныр из второй лаборатории и выписать жидкий азот. Это первое. Поймать профессора Монастырского и обговорить с ним выступление на ученом совете.

— Ты помоги мне. — Сергей Павлович посмотрел на дочь. — С боков подстраховать бы.

Алена отставила стакан. Отец наклонился, продел руки под холодильник. Лицо его покраснело, а на шее выступили запутанные жилы.

— Не такой он и тяжелый. — Алена помогала изо всех сил. — Старенький ты у меня становишься, папка.

— И ты не молодеешь. — Сергей Павлович уперся грудью, придвигая холодильник к стене. — Вот. Кажется, все в порядке, осталось подключить.

Алена откинула дверцу и принялась расставлять на полках кастрюли, банки.

— А что, папа, я заметно старею?

— Ты? Заметно. Настоящая бабушка. — Сергей Павлович поднял сухой смуглый палец. — Женщинам нашего рода не уступают место в транспорте до семидесяти лет, запомни.

— Это скорее говорит о падении нравов.

Сергей Павлович не ответил. Он разглядывал какую-то детальку, что валялась у плинтуса. Очередной ремонт всякий раз оставлял после себя какую-нибудь вещицу, что повергало Сергея Павловича в страшное беспокойство.

— А это откуда? — вздохнул он. — Нет, сменю. Пора. Двадцать лет служит. Ты еще в детский сад ходила.

Алена захлопнула дверцу.

— Замуж мне надо. Внука вам родить.

— Да не мешало бы, — согласился Сергей Павлович. — Я не против. Скоро на пенсию выметаться. Люди мы обеспеченные, помогли бы, если что… Сколько парней толкается в твоем институте. Никто не нравится?

— Почему же? Нравятся. Видно, я не нравлюсь.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: