У Сереги с некоторых пор шалила печень, ныло сердце. По утрам в глазах плавали мягкие розовые круги — признак неважной крови. А ведь Серега питался неплохо, продукты доставал отменные, была возможность. Правда, и ему в последнее время приходилось туговато. Не оттого, что поставщики заламывали крутую надбавку сверх номинала, за этим Серега никогда не стоял, свято веря в истину: живешь сам — дай и другим, иначе все пойдет прахом. Прошли времена, когда «блиновоз» ложился брюхом на асфальт под тяжестью продуктов, набитых в его бездонный трюм после объезда ряда продуктовых точек. С пойлом еще туда-сюда, а с закуской туговато. Но «блиновоз» Серега менять не собирался: придет время, появятся продукты. Жизнь, она по синусоиде ползет, Блинов это понимал, хотя и заботил его в основном день сегодняшний... «Паразиты! — в третий раз подумал Блинов и вздохнул. — Все хотят жрать, а работать — пусть другие. Что за народ пошел? Ведь именно после работы приятно поесть, а они норовят до. И особенно выпить. Моду взяли... А какие они после этого работники? Тот чумазый лентяй, что сидит в цехе, — вот какие они работники!»

Серега непотребно выругался вслух и посмотрел на часы. До встречи с Платоном Ивановичем Сорокиным, бывшим коммерческим директором обувной фабрики, оставалось час десять минут. Можно успеть заскочить в лавку к Сысою, отовариться. Дома у Блинова шаром покати. Утром последнее подъел в паре с очередной приятельницей, что осталась ночевать у него, так как муж замучил ее подозрениями. Приятельница недвусмысленно дала понять Блинову, что не прочь вообще перебраться в его роскошную квартиру. Но Блинов пока воздерживался от положительного решения. Приятельница обещала и сегодня навестить Серегу. А какие забавы на голодный желудок?

...

Сысой «держал» небольшой гастроном в полуподвальном помещении огромного многоэтажного дома, выходящего фасадом в тихий Спортивный переулок. Скромный магазин на два крохотных торговых зала внешне проигрывал в сравнении с близлежащим универсамом. Однако пользовался популярностью у жителей окрестных улиц. Правда, не всегда устойчивой... А вот у людей известных, отмеченных перстом судьбы, магазин снискал особое расположение. Сутулясь и пряча головы в плечи, знаменитости почтительно стучали согнутыми пальцами в оцинкованную дверь служебного входа. Дверь отворялась, оставляя за порогом дворовых ребятишек, готовых костьми лечь, но дождаться, когда вновь появится, сгибаясь под тяжестью кошелок, известный киноартист или диктор телевидения...

Серега Блинов, как и многие люди его круга, имел доступ в заведение Сысоя. И сейчас, стараясь не замарать доху, он крался между бортом продуктового фургона и облупившейся стеной дома. «Вот зараза, поставил свою тачку», — переживал Серега, утешаясь мыслью, что неспроста подогнали фургон: что-то привезли.

В тесной подсобке стоял густой дух копченой колбасы. Из глубины магазина доносились крики. Это, вероятно, Сысой вел переговоры с водителем грузовика...

В стороне застенчиво смотрел в зарешеченное окно молодой человек в замшевом пальто, с ондатровой шапкой в руках. Серега признал в застенчивом молодом человеке известного в городе драматического артиста. Но фамилия актера, как назло, вылетела из головы. Да мало ли он их повидал на вечеринках!

- Привет артистам! — воскликнул Серега.Блинов?! — обернулся актер.

По его кислому тону было ясно, что ему не очень-то хотелось встретить здесь знакомого. Неспроста же он воротил скулу к окну.

- Что, брат, проголодался? — наседал Блинов.

- Да вот, понимаешь, день рождения грядет. Надо, понимаешь.

- Нафаршироваться, — подхватил Блинов, мучительно стараясь вспомнить имя актера.

Понятное дело: рядом с ним эта знаменитость — нищий студент. Все же Блинову льстило знакомство. Актер в городе считался человеком прогрессивных убеждений, а Блинов уважал прогрессивные взгляды с детства, когда клянчил у заморских туристов жвачную резинку. Это потом уже, с появлением денег, у Сереги появилась гордость.

- А что привезли? — поинтересовался Блинов.

- Бес его знает, — демократично ответил актер. — Сысой сказал стоять.

- Постоим, — согласился Блинов. — Курить будешь? — Он откинул полу шубы, достал коробку «Кента».

Актер милостиво протянул руку. Закурили.

- Давно стоишь? — спросил Блинов.

- Минут тридцать, — вздохнул актер и повел головой в сторону коридорчика. — Это еще ничего. А то они так орали, точно наш главреж.

- А что, орет главный?

- Орет. На репетициях. Попробуй помолчи. Вместе со шляпой съедят. Артисты народ прожорливый.

- Я вижу. — Блинов кивнул на сумку, стоящую у ног актера.

Крики в коридорчике стихли. Видно, скоро появится и Сысой.

- Шуба у тебя знатная, Блинов, — сказал актер.

- Волчище. Матерый, — согласился Блинов. — А у тебя что, Англия? Вроде бы туда ездили, в газетах писали... Ну и как там?

Актер сбил пепел в расколотое блюдце.

- Да как тебе сказать, Блинов. Всем все до фени. Полное равнодушие... У нас вот хотя бы у Сысоя концерт послушаешь. А там — молчат. Как пришибленные. Соберутся в своем гардене, помитингуют молча о какой-нибудь муре и разойдутся. Черт их знает, молчуны какие-то.

- Да. Скучно им, — согласился Блинов. — Сысоя на них нет.

И тут, легок на помине, явился Сысой — лысый, небритый, в белом засаленном халате. Позади него топал сапожищами мужик в армяке.

- Договорились, е-мое! — Сысой протянул ему руку, заросшую шерстью. Короткие, точно обрубленные, пальцы держали три рубля.

- Договорились! — Шофер принял деньги и хлопнул ладонью о ладонь Сысоя, словно пальнул из ружья.

Сысой проводил шофера и обернулся к гостям.

- Ну что? Сысой, Сысой... Всем Сысой! А что Сысою?

- Ладно, не куражься. — В тоне актера звучала грубовато-дружеская интонация. — Контрамарку тебе принес. На премьеру. Второй ряд.

Актер вынул белый фирменный листочек, положил на стол.

- На черта мне твои контрамарки? Я в театры век не ходил и ходить не буду. В театры знаешь кто ходит? Кто жизни чужой завидует. Кому своего не хватает. А у меня свой театр... С утра санитар пришел, нюхал все. Я ему завернул пакет — ушел. Потом явился инспектор из торга. Все крутил мне насчет какой-то бабы, что кассиром у меня работала: дескать, я ее вынудил уволиться. Завернул ему пакет — ушел. Потом явились пожарники. Двое. Тары-бары насчет тары. Завернул — ушли... Так полный день стою заворачиваю подарки, как Дед Мороз... А ты мне —в театр. Ты, милый, пришли сюда писателя. Такую комедию сварганим — театр разнесут, ей-богу. А то все пишут про нас, карикатуры строчат, соревнуются. Их бы сюда, на наше место, художников этих... Хотите послушать? Время есть?

Актер замялся. Но отказать завмагу не решился. Сысой сунул голову в темную дверь и крикнул:

- Вера! Нет меня! На базе! — И, ворча, отошел от двери. — Всем заведующий нужен. Как что — заведующего подавай, жалобу писать будут...

Сысой придвинул табурет и сел. Блинов и актер опустились на чисто вымытую лавку. Блинов надеялся, что Сысой назовет актера по имени, но, видно, и Сысой запамятовал, как кличут актера.

- Будете? «Пепся-кола», едри ее. — Сысой водрузил на стол три бутылки. — Вот вы думаете, что Пантелеев — жулик. Между прочим, моя фамилия Пантелеев... А почему ко мне инспектор заявился? Да потому, что я ее, суку, кассиршу ту, взашей выгнал. И поделом — наглела с покупателем. А мне чужого не надо, я и так богатый. Только не за счет покупателя — государственные инструкции дозволяют. Взгляните во двор. Хоть одну щепку мою во дворе найдешь? Горсть муки не просыплю. Мне эта естественная убыль самому нужна, усыпки-утруски не допущу. Не платить же мне грузчикам из своего кармана, верно? И девчонок своих не заставлю, и так на их руки смотреть мужику совестно: ящики ворочают, кидают. Потом детей не донашивают, с мужьями разводятся...

Из коридора в подсобку вошли двое парней. Сигареты стыдливо тлели в согнутых ладонях. Пантелеев метнул в парней нетерпеливый взгляд.