Автобус свернул, и огни «Олимпа» утекли в сторону. Тотчас Неля услышала въедливый голос соседки:

- Ты чо девку-то окурлычиваешь?! Лебедь белоголовый!

Парень перевел на бабку красивые глаза и поправил свою вязаную шапку.

- Тебе что не сидится, бабка? Вот пристала, — ответил он нахальным тоном. — Может, это моя невеста!

- Как же, невеста. Из банного треста! Гляди-ка на него. Только увидел и глаза уже пялит, девку в краску вгоняет. Совсем стыд потеряли...

В автобусе оживились. Принялись разглядывать, кого это старая песочит. Неля покраснела, хоть под скамью спрятаться... В автобусе засмеялись. Незлобиво, расположительно. Послышались реплики, смешки. О том, что девушка и впрямь хороша, грех такую не заметить. Ив этих шутливых фразах звучала доброта, желание людей отвязаться от своих, возможно, не очень приятных мыслей. Пробудить в себе молодость и озорство, растерянное в казенной суете минувшего дня. И Неля чувствовала это. И это ей нравилось. Именно такая причастность к большому людскому миру была одной из главных причин, связавших ее с потоком, что омывал день-деньской Универмаг. Она уже не краснела. Наоборот. Ее глаза сияли обычной добротой. И еще той, особой радостью, что притягивает посторонних, растапливает сердца.

- Моя остановка! — проговорил парень, нахально пялясь. — Сойдем?

Неля с лукавой укоризной покачала головой.

- Вот нахал так нахал! — всерьез возмутилась тетка.

Парень подмигнул Неле и выскочил из автобуса. С улицы послал ей воздушный поцелуй, и Неля ответила улыбкой. Может, действительно стоило выйти вместе с ним на этой остановке?

Мать была дома. Она сидела за чистым кухонным столом и что-то разглядывала в швейной машине. У матери было бледное заплаканное лицо. Опять, видно, бузили со своим Петюней, подумала Неля.

- Я сама разогрею обед, — упредила она мать и, распахнув дверцу холодильника, оглядела полки. — Ох и вечер сегодня обалденный! Хочешь, в кино сходим на десять?

- У меня дома кино, — ответила мать. — Поясница ноет. Не заболеть бы.

- Бегаешь весь день по своим подъездам... Вечернюю почту разнесла? А то давай помогу.

Мать вздохнула. Что-что, а вздыхать она была мастерица. Вышла вот замуж за этого Петюню. Когда они вместе, кажется, что старшая сестра с братом, а не жена с мужем. Конечно, теперь он прописан в их квартире, не вытуришь. Да и любит она его. Ну и пусть любит. Неля и сама бы ушла, да некуда. Снять комнату — деньжищи нужны, да еще какие! А общежития в Универмаге нет. Да и вообще с этим вопросом в торговой системе полный завал, поэтому и сбегают девчонки кто куда. А если кому и выделяют комнату, так разговор идет по всему управлению. Да и кому? Старым сотрудникам, со столетним стажем. А на нее, на малявку, никто и внимания не обратит... Сердце щемила жалость к матери. Отец умер, когда Неле было три года. Мать жила с отцом как за каменной стеной, не работала, да и специальности особой не имела. А после кончины отца припекло — пошла работать. То счетоводом при ЖЭКе, то экспедитором на фабрике. Наконец пристроилась почтальоном. Работа суматошная, но занятость неполная. Ее и устраивало — можно подрабатывать шитьем. Мать долго была одна. А потом появился Петюня.

- Татьяне сегодня жалобу написали, — проговорила Неля, чтобы не молчать.

- Давно пора.

Мать не любила Татьяну. И все боялась, что та начнет влиять на Нелю.

- За что же ей жалобу написали?

Неля рассказала. И мать вдруг заняла сторону той «лошади»!

- И вообще, толку мало от твоей работы, вот что я тебе скажу, — подытожила мать. — Сохнешь на ней за гроши. Это ж надо! Другие хотя бы знакомства имеют.

- А я что, не имею? Вон какую колбасу принесла.

- Колбасу... В универсаме нашем и купила. Штамп за версту виден, на обертке... Хитрости твои!

Неля смутилась.

- Что же делать, мама... Если я такая.

Мать убрала ладонь с потертого хребта старенькой швейной машины. Хотела что-то сказать, но передумала, только глубоко вздохнула...

- И сама ты такая же, как и я, а говоришь, — помедлив, добавила Неля. — Мы с тобой такие... Павловы.

- Ну и хорошо, — еще раз вздохнула мать.

Неля достала из шкафчика тарелку, налила в нее суп. Села, привычно упершись пятками о перекладину табурета.

- Ну... как там твой директор, Фиртич этот, фордыбачит? — Мать была в курсе всех дел Универмага.

- Фордыбачит. — Неля выловила мясо и посолила. — Он такой... Да! Забыла тебе рассказать. — И Неля засмеялась. — Мне сегодня в автобусе какой-то парень глазки строил. Смех! Народ кругом зыркает, а он свое. Как тебе это понравится!

Но мать даже не улыбнулась. Она смотрела на Нелю, полуприкрыв глаза, словно на яркий предмет.

- Ты чего, мама?

- Между прочим, я с твоим отцом познакомилась почти так же. А через два дня зарегистрировались. И ни на секунду об этом не пожалела.

- Здрасьте! — озадаченно воскликнула Неля и заморгала в изумлении. — Выходит, мне надо было с ним сойти на первой же остановке?!

- Не знаю, — ответила мать. — Но смешного тут ничего нет. Может, это и вправду была твоя судьба!

- Таких судеб у меня на день сто раз, в магазине работаю. Каждый второй глазки строит. — Неля свела брови в прямую линию. — Могу дать тебе слово... Как только появится возможность, я съеду отсюда, сниму угол. Живи со своим Петюней спокойно.

Больше в тот вечер они не разговаривали.

Спекулянтка Светлана Бельская проснулась от лязганья замка.

- Бабоньки! Подъем! — послышался мужской голос.

Светлана резко приподнялась и села. Надорванный воротник пальто завалился набок. Яркий свет падал из распахнутой двери и освещал фигуру дежурного милиционера с мятым чайником, на носик которого были нанизаны две алюминиевые кружки.

- Позавтракаете. Подметете камеру, веник в углу... Если кому надо куда пройти, говорите сейчас. Потом будет не до вас.

Он подошел к железному, привинченному к полу табурету и поставил на него чайник. Вытащил из кармана несколько кубиков сахара.

Светлана осмотрелась. На соседних нарах, сунув кулак под щеку и подтянув красный платок к подбородку, посапывала цыганка. Заколка с золотым набалдашником выпала из немытых волос и валялась у самого лица. «Спит, дрянь, — тоскливо подумала Светлана. — А тут ошивайся из-за нее». Но злость против цыганки притупилась, уступив место тревоге.

- Послушайте... Долго мне здесь торчать?

- Днем приедет судья, определит кому сколько, — охотно ответил милиционер. — Что, пойдешь в туалет? Пользуйся. Дежурство сдавать буду. — Он принялся тормошить цыганку за плечо. — Подъем! В туалет.

Ресницы цыганки дрогнули, открывая затуманенные сном глаза.

- Чего дергаешь! Свою дергай! — Цыганка приподнялась. — Ну?!

- Не ну, а за дело! Камеру подметете. Придет судья — чтобы не злить по ерунде. А то всю катушку размотаете, пятнадцать суток.

- Ладно. Иди себе, — проворчала цыганка. — Уборная где?

- Я и жду. Тоже мне царевна-лебедь. Золото сыплется.

Цыганка подобрала булавку, сунула в чащобу черных волос, опустила с нар тощие ноги в теплых чулках. Нашарила сапоги. Натянула...

В коридоре было тепло. На деревянной скамье сидели два небритых парня. Один курил, пряча в ладони сигарету, другой вертел в руках шапку. Тут же, повернувшись спиной к парням, сидела старуха в тулупе.

- Курить запрещается! — строго напомнил милиционер.

- Слушаюсь, начальник, — бодро согласился парень и порыскал глазами, куда приткнуть сигарету.

- Шапку вертеть можно? — ехидно спросил второй.

- Повякай мне еще! — одернул милиционер. — Вам что, бабушка?

- Жалоба у меня. Сверху каплет, комнату заливает.

- Это не к нам. В ЖЭК вам надо.Так они ж еще спят. Замок на ЖЭКе.

- И ты б спала, бабуля, — посоветовал тот, с шапкой.

- Спала-а-а, — подхватила старушка. — На голову каплет. А кровать сто пудов, мне ее с места не сдвинуть.