Нам могут сказать: под «аналогичными свойствами» имеется в виду способность к вычислению. И незачем воображать себе какие‑то фантастические облака — достаточно представить вполне реальные компьютеры (пусть и компьютеры далекого будущего). Тридцать лет назад Эд Фредкин из MIT предсказал (на семинаре по последствиям развития ИИ для общества в Вилла–Сербеллони), что с помощью ИИ человечество рано или поздно достигнет практического бессмертия. Психологические процессы личности, утверждал он, будут загружаться в компьютер. Затем человек умрет, а его (ее) индивидуальное сознание и личность продолжат существование, может быть, не вечно (второй закон термодинамики и все такое), но на достаточно долгое время. Недавно ту же идею высказал еще один сотрудник MIT, Ханс Моравек [35].

Может быть, в атмосфере MIT разлито что‑то этакое? Кажется, нет. Дело в том, что и Фредкин, и Моравек — известные шоумены, сделавшие «ошеломление обывателя» своей второй профессией. Далеко не все их коллеги по MIT разделяют их взгляды. Особенно подробно возражает им Род Брукс, в чьих работах по «ситуационной» робототехнике показано, что для развития сознания совершенно необходимо взаимодействие тела с окружающей средой [12].

Другие исследователи темы ИИ/И–жизни, не входящие в MIT, разделяют ту же точку зрения. Они критикуют декартово различение «разума» и «тела», а некоторые из них (например, Батлер [13]), хотя и не все (см., например, Кларк [15]), заходят так далеко, что отрицают и необходимость ментальных образов. Они сосредотачиваются не на внутренних образах (как в СДИИ), а на динамике тесного взаимодействия тела с окружающим миром. С их точки зрения наши понятия разума, сознания и самости описывают не какие‑то таинственные нематериальные явления и даже не абстрактные мыслительные функции. Скорее это указания на определенные аспекты взаимодействия, безусловно материального по своей природе, между телом и миром. Короче говоря, все разговоры о сознаниях без тел или о личностях, избежавших смерти путем превращения в компьютерные программы, попросту бессмысленны.

В области ИИ эти идеи относительно новы; однако они уже много лет развиваются по меньшей мере в двух областях философии. Одна из них — теория автопоэза, философия биологии, созданная нейрофизиологом Умберто Матурана ([31]; см. также [10]). Вторая — континентальная феноменология, развиваемая, например, Морисом Мерло–Понти [33]. И там, и там сознание понимается исключительно как явление, укорененное в телесном взаимодействии личности с окружающим миром. («Тело» здесь означает именно «тело»: это не синоним «мозга».)

Мерло–Понти рассуждает об умелом использовании орудий, в особенности таких, без которых человек не может обойтись, как трость для слепого. Трость слепого, говорит он, является почти что частью тела. Конечно, это не часть тела в прямом смысле — она не способна заболеть, он может уронить ее на пол. Однако, говоря феноменологически, она дает ему «прямое» перцептивное познание почвы под ногами, такое же, как пальцы или подошвы ног. Психологически она для него «прозрачна». Ему дается в ощущениях не палка или даже палка, вступающая в контакт с почвой; он при посредстве этой палки познает и испытывает саму почву. Таким же образом и микроскоп как психологически, так и оптически «прозрачен» для умелого пользователя; то же самое можно сказать и о текстовой компьютерной программе для того, кто хорошо с ней знаком. Даже такое сложное «орудие», как самолет–истребитель, в бою оказывается «прозрачным» для умелого пилота, который воспринимает свой самолет почти как продолжение собственного тела.

Энди Кларк, философ, испытавший на себе глубокое влияние ситуативной робототехники и теории автопоэза, недавно развил свои взгляды на эту тему в весьма неожиданной на первый взгляд теории «самости» ([14]; [16], глава 8). Он не спорит ни с чем, что я говорила выше о «самости» ИИ, однако делает к этому удивительное добавление. Он рассматривает такие «когнитивные технологии», как чтение, письмо и набор текста (очевидно, столь же психологически «прозрачные», как трость слепого), как сенсорные/моторные протезы, лишь по техническим причинам находящиеся за пределами нашего организма. Если (говорит он) мы как следует задумаемся о когнитивном механизме, или сознании того или иного человека, то поймем, что эти технологии от него неотъемлемы. Это не просто «орудия», которых может и не быть, это существеннейшие стороны нашего повседневного мышления и действия. Таким образом, самость не ограничивается ни черепом, ни даже кожей, но простирается в наше материальное и культурное окружение. Иными словами, она включает в себя всевозможные (легкодо–ступные и получаемые автоматически) культурные артефакты: карандаши, компьютеры, банкноты, юридические процедуры, телевидение, даже поп–музыку.

Сюда можно добавить также и религию. Представим себе человека, действия и взгляды которого, часто бессознательно, определяются религиозными обычаями и верованиями и который постоянно сверяется с этими верованиями при принятии любого сложного решения. Весьма возможно, что этому способствуют также определенные религиозные ритуалы и культурные артефакты, например, алтарь, четки или Библия. Для такого человека культурный институт религии является (согласно Кларку) неотъемлемой частью его (ее) сознания или самости. Дело не только в том, что данную религию высоко ценят или верят в ее требования. Дело в том, что, не будь религии, этот человек был бы другим человеком. Соответственно, религиозное обращение (совершившееся) может сделать его другой личностью — Савла превратить в Павла. А если он(а) попадет на необитаемый остров, сама его (ее) самость окажется под угрозой, если только он(а) не вспомнит наизусть множество библейских цитат и/ или не сделает себе четки из ракушек или кокосовых орехов.

Нам не обязательно принимать представления Кларка о «расширенной самости», хотя его статья и была номинирована «Философским ежегодником» как лучшая во всех областях философии за десятилетие (критику концепции Кларка см. [13], глава 6). Однако необходимо отметить ее существование. Это связано с тем, что идеи Кларка представляют собой крайнюю форму подчеркивания телесности, типичной для многих современных исследователей ИИ/И–жизни. Эти идеи очень далеки от рассуждений о бестелесном сознании и бессмертии, представленных, например, Фредкином. Короче говоря, представление, часто доводимое до абсурда, о том, что исследователи ИИ/И–жизни неизбежно должны мечтать о бессмертии личности в виде компьютерной программы, ошибочно. (Вы, возможно, отметили, что у этих дискуссий имеются свои богословские параллели, например, в связи с идеей телесного воскресения.)

Далее, что сказать о сознании? Прежде всего необходимо отметить, что никакой «проблемы сознания» не существует. Существует множество проблем, связанных с сознанием (словом, имеющим много значений), и на некоторые из них пролили свет или даже подсказали решения новые идеи, связанные с ИИ. Один из таких примеров — рефлексивное самосознание, в котором мыслящий субъект познает (до некоторой степени) себя. Как мы указали выше, концепция рекурсии помогла нам понять, как такое возможно. Второй пример можно увидеть в клинических случаях «множественной личности», когда с одним человеческим телом оказываются связаны два (или более) потока сознания, одно из которых может иметь «прямой», но безответный доступ к другим. С декартовской точки зрения это парадокс, нечто совершенно невозможное. Однако сравнение человеческого мозга с вычислительной машиной объясняет, как такое возможно [6].

Второе, что необходимо отметить, — существует одна особенно загадочная проблема, связанная с сознанием: каким образом сознательные переживания как таковые (то, что философы называют qualia) могут существовать в материальной по преимуществу вселенной и (как, судя по всему, и происходит) производиться мозгом. Несмотря на нынешний бум нейрофизиологических сочинений, посвященных сознанию, на мой взгляд, никакого прорыва в философском понимании этой загадки пока не произошло [8]. Одних корреляций между мозгом и сознанием явно недостаточно. Время от времени мы видим, что при таком‑то событии в мозгу возникает (возможно, даже «должно возникнуть») такое‑то, а не иное сознательное переживание. Но почему при этом вообще возникает какое‑то сознательное переживание — остается тайной. Я убеждена, что ответ на этот вопрос, когда (и если) мы его получим, будет исходить как из нейрофизиологии, так и из исследования ИИ. В самой нейрофизиологии сейчас все более активно используются компьютерные понятия. Некоторые философы ИИ полагают даже, что у нас уже есть путь к решению проблемы qualia ([41]; [22], глава 12). На мой взгляд, однако, само понятие «переживания» для нас еще настолько смутно, что для какого‑то продвижения в этом направлении необходима понятийная революция (как в нейрофизиологии, так и в философии сознания), столь же фундаментальная, какой стала в физике теория поля Кларка — Максвелла. Пока что мы бродим в философском тумане.