— Три месяца, начиная с первого сентября.

Нет, они не знают, что помещение сейчас не занято. Не вправе его сдать до первого декабря. Музей изобразительных искусств внес плату вперед. Что еще? Фирма не имеет права открывать имена лиц, заключивших сделку.

Пришлось прибегнуть к невинной лжи. Создал впечатление, что, дескать, тоже занимаюсь недвижимостью. И у меня есть клиент, которому нужно свободное помещение. Тогда «Холлоуэй и сын» упомянули некоего мистера Джона Грея, дали его почтовый адрес. Я поблагодарил их. Мистер Грей, добавили они, немного смягчившись, снял галерею для небольшой частной выставки, и их совсем не удивляет, что его там уже нет. Как я узнаю мистера Грея, если увижу? Они не могут сказать: все переговоры велись по телефону и с помощью почты. Можно написать ему самому, если мой клиент желает иметь помещение галереи в своем распоряжении до первого декабря.

А почему бы и нет? В любом случае это не может навредить, подумалось мне. Разыскал подходящий лист бумаги и замысловатым почерком с завитушками сообщил мистеру Грею: мне дали его координаты «Холлоуэй и сын»; не продаст ли он на последние две недели лицензию, чтобы разместить там выставку замысловатых акварелей моего друга? Назначьте цену сами, говорилось в письме, но разумную. Искренне ваш, писал я, Перегрин Смит.

Пошел на яхту, чтобы спросить Сару и Джика, можно ли указать их обратный адрес.

— Все равно не ответит, — сказала Сара, прочитав письмо. — Я бы на его месте не ответила.

— Первый принцип рыбной ловли, — молвил Джик, — забросить крючок с наживкой.

Письмо отправил, получив неохотное согласие Сары.

Не ожидал, что оно даст какой-то результат.

По случаю знаменитых скачек в Мельбурне было полным-полно народу. Но Джику удалось перехватить забронированные номера, от которых кто-то отказался.

— Где?

— В «Хилтоне», — ответил он.

Я не мог позволить себе такой роскоши, но мы все равно поехали. В студенческие годы Джик жил на небольшие подачки от семейного треста, и выяснилось, что этот источник до сих пор не иссяк. Содержание лодки, эллинга, «эм-джи» и жены ни в коей мере не зависело от живописи.

На следующее утро мы летели в Мельбурн. Думы не слишком согревали душу. Сара сидела со мной, и ее осуждающий взгляд леденил мне затылок. Она наотрез отказалась остаться в Сиднее. Ее любовь обуздала присущий Джику азарт и склонность к опасным приключениям. Впредь его реакция в критических ситуациях могла оказаться не столь безупречной. Естественно, если попадем в такие ситуации. Поиск в Сиднее ни к чему не привел. Не исключено, что и в Мельбурне будем иметь Маннингса в доступной всем экспозиции. И закрытую частную галерею. Если так, то что потом?

Так хотелось вернуться домой, имея при себе достаточно доказательств, подтверждающих: ограбление дома брата напрямую связано с покупкой картины в Австралии, покупка — начало всего. Это сняло бы подозрения полиции, вдохнуло в Дона жизнь и успокоило Регину в нормальной человеческой могиле. Если бы! Надо торопиться, иначе — конец, Дональд уже на грани. Часами просиживает перед портретом.

В Мельбурне шел дождь, дул штормовой ветер. Мы были благодарны судьбе, приютившей нас на бархатной груди «Хилтона». С порога радовали глаз яркие тона, медь, позолота и стекло. Персонал улыбался. Лифты работали.

Распаковался. Повесил в шкаф свой единственный костюм, слегка помявшийся в сумке. Взялся за телефон.

В мельбурнском отделении «Монга вайнярд пропрайетари лимитед» веселый голос сообщил, что с Дональдом Стюартом из Англии дела вел управляющий мистер Хадсон Тейлор. В данный момент его можно найти на винограднике к северу от Аделаиды. Нужен телефон? Записывайте…

Вытащил карту Австралии. Мельбурн, столица штата Виктория, был внизу, в юго-восточном углу. Аделаида располагалась в четырехстах пятидесяти милях к северо-западу. Извините, в семистах тридцати километрах: австралийцы уже перешли на метрическую систему, что вызывало у меня изрядные затруднения с устным счетом.

Хадсона Тейлора не было. Жизнерадостный голос сообщил, что он отбыл в Мельбурн на скачки.

Его лошадь принимает участие в розыгрыше кубка. В голосе чувствовалась гордость. Не могу ли найти его где-нибудь по телефону? Несомненно, если дело не терпит отлагательств. Он остановился у друзей. Вот номер. Позвоните в девять.

Вздыхая, спустился на два этажа — и обнаружил Джика с Сарой у себя. Она прыгала по комнате от радости.

— Билеты на скачки! Завтра и во вторник. И пропуск на машину, и машина. Понял? «Уэст индиз» играют против «Виктории» на крикетном поле… И тоже есть билеты.

Джик радовался, как ребенок.

— Чудеса сферы услуг «Хилтона», — сказала Сара. Такая программа ее устраивала.

— Что собираешься предложить на сегодня? — спросил Джик.

— Сможете вынести Художественный центр?

Оказалось, смогут. Даже Сара согласилась, не стала делать никаких зловещих предсказаний.

Художественный центр штата Виктория располагался в громадном новом здании. С чудесами современной техники и дизайна, с самой большой стеклянной крышей в мире. Джик набрал в легкие побольше воздуха и во весь годное продекламировал, что Австралия — величайшая и единственная мужественная страна, еще оставшаяся в коррумпированном, прогнившем, закованном в цепи, воинственном, кровожадном, алчном, свободоненавистническом мире. Окружающие взирали на него с удивлением. А Сара нисколько не удивилась.

Маннингса мы обнаружили в одном из лабиринтов галереи. Он прямо светился в необыкновенном свете, заливавшем все здание. «Отъезд сборщиков хмеля» — с великолепным огромным небом, цыганами, повозками и детьми. Чуть поодаль сидел за мольбертом юноша, прилежно работавший над копией. Рядом с ним на столике стояли большие банки с льняным маслом и скипидаром, с опущенными в растворитель кистями. Под рукой — открытый ящик, полный красок. Невдалеке два — три человека, наблюдающих за его работой. Наверное, зеваки.

Мы с Джиком зашли сзади — тоже посмотреть. Юноша бросил недовольный взгляд. На мольберте стояла едва начатая картина. Художник наносил бледно-желтый тон на рубашку человека, находившегося на переднем плане.

— Эй! — воскликнул Джик, неожиданно хлопая коллегу по плечу. — Это халтура. Вы такой же художник, как я — помощник газосварщика.

Не очень-то вежливо с его стороны, но уголовно не наказуемо. Лица редких посетителей выражали смущение, но не возмущение. Что касается малого, то на него это подействовало, как красное на быка. Глядя дикими глазами, вскочил на ноги, опрокинув мольберт. Тогда Джик с большим удовольствием добавил:

— То, что вы делаете, преступно.

Малый среагировал по закону безжалостной рептилии. Схватив банки с льняным маслом и скипидаром, выплеснул их в глаза Джику. Поймал его за левую руку. Свободной правой рукой он сгреб палитру с красками и размахнулся, целясь мне в лицо. Инстинктивно увернулся. Он промазал, а палитра шлепнулась на Джика, закрывавшего лицо руками. Сара стремительно бросилась к мужу, в волнении налетев на меня, и малый вырвался.

Он побежал к выходу, проскользнув мимо двух обалдевших посетителей средних лет. Пытался догнать, но не нашел. Он прекрасно знал все ходы и выходы, а я — нет. С трудом отыскал дорогу назад, к Джику.

Вокруг уже собралась приличная толпа. Сара от страха совсем озверела. Вся сила ее гнева обрушилась на меня, как только попал в поле ее зрения.

— Сделай что-нибудь! — пронзительно кричала она. — Сделай что-нибудь, он ослепнет. Я говорила, что тебя не надо слушать!

Поймал ее запястья в тот момент, когда она в истерике бросилась на меня. Сила у нее была нешуточная.

— Сара, — сказал я твердо, — Джик не ослепнет.

— Нет ослепнет, ослепнет, — орала она, пиная меня снизу ногами.

— Ты что, хочешь, чтобы он ослеп?!

Мои слова обрушились на нее, как пощечина. Внезапно вернулась способность соображать. Маниакальная энергия стала убывать. Она становилась нормальной.

— Льняное масло совершенно безопасно, — размеренно говорил я, — а скипидар вызывает жжение, но не более того. Он не повредит зрению.