Будь преступником, размышлял я, которому не улыбается месяцами жить за границей, выведывая, кого стоит ограбить, спокойно оставался бы дома, в Мельбурне, и продавал картины богатым туристам… Тем, что могут позволить купить под настроение вещь стоимостью в 10 тысяч фунтов. Все просто. Расспрашивай про их коллекции, потом незаметно переводи разговор на их серебро, фарфор, прочие художественные ценности… Нет, не нужны обладатели Фаберже, Рембрандта или других знаменитостей. Их продать практически невозможно. Моими жертвами стали бы богачи попроще — с грузинским серебром, неизвестными работами Гогена.

Покупая мои картины, они дают свои адреса. Легко. Никаких проблем. Как в супермаркете: большой оборот и мелкие товары. Если жертвы разбросаны по всему миру, местная полиция вряд ли обратит внимание, что все недавно побывали в Австралии.

Будь преступником, думал я, скрывающимся под маской дельца с безупречной репутацией, не стал бы рисковать, продавая подделки. Копию картины маслом всегда можно определить под микроскопом. А большинство опытных перекупщиков в состоянии распознать ее невооруженным глазом. Художник — это не только подпись в углу картины, но и сама картина. Манера наносить мазки так же индивидуальна, как и почерк. По ней можно безошибочно определить автора, как по следам на пуле определяют, из какого оружия она выпущена.

Будь преступником, я бы, как паук, сидел в своей паутине с подлинником Маннингса, рисунком Пикассо или картинкой какого-нибудь недавно умершего модного художника. А маленькие богатые мушки сами бы слетались. Для приманки есть подсадные утки в каждой столичной галерее. Именно так попались на крючок Мейзи и Дональд.

Предположим, продал картину англичанину, ограбил его, получил картину назад. Затем продал ее американцу, ограбил его, получил картину назад и так далее, до бесконечности. Предположим, продал Мейзи картину в Сиднее, а, получив ее назад, выставил для продажи в Мельбурне… Вот здесь споткнулся. Что-то тут не сходилось.

Если бы Мейзи оставила картину на виду, ее украли бы вместе с другими вещами. Возможно, так оно и случилось. Теперь картина украшает галерею Ярра-ривер. Но в таком случае, зачем поджигать дом? Зачем мистер Гриин поехал в Англию ковыряться в развалинах?

Это имело смысл лишь в том случае, если картина Мейзи — копия, и воры не смогли ее найти. Чтобы не искушать судьбу, предпочли поджечь дом. Да, возразил сам себе, но ведь я только что решил — не стал бы рисковать, продавая копии. Хотя… Разве Мейзи сумеет отличить мастерски сделанную копию от оригинала? Конечно, нет.

Вздохнул. Чтобы одурачить даже Мейзи, нужно найти талантливого художника, который, вместо того чтобы творить самому, согласится копировать чужие произведения. А такие на асфальте не валяются. Как бы то ни было, но Мейзи купила свою картину в галерее-однодневке, в Сиднее, а не в Мельбурне. Так что, возможно, в других городах они все-таки шли на риск.

Впереди показалась громада отеля, отделенная от меня последним участком парка. Ночной воздух освежал. Вдруг остро почувствовал зияющую пустоту вокруг — путник на огромном континенте, песчинка под звездами. Шум и тепло «Хилтона» вновь сократили необъятную вселенную до вообразимого размера.

Поднявшись к себе, набрал номер Хадсона Тейлора, полученный от его секретаря. Ровно девять часов. Мне ответил вежливый, по-австралийски звонкий голос, в нем была сытость хорошо отобедавшего человека.

— Двоюродный брат Дональда Стюарта? Это правда, что малышку Регину убили?

— К сожалению, да.

— Какая трагедия. Такая милая молодая женщина.

— Да.

— Послушайте, чем я могу быть полезен? Достать билеты на скачки?

— Дело в том, что квитанция и документ, удостоверяющий, где приобретена картина, украдены. Брат хотел бы связаться с галереей, продавшей Маннингса, — это необходимо для получения страховки, — но он забыл ее название. А поскольку я ехал в Мельбурн на розыгрыш кубка…

— Это несложно, — ответил Хадсон Тейлор. — Хорошо помню то место. Ходил туда с Дональдом посмотреть картину, а после служащий галереи принес ее в «Хилтон». Одну минутку. — Он задумался. — Так вот, с ходу не вспомнишь… ни названия галереи, ни фамилии владельца… Прошло несколько месяцев. Но эти сведения у меня в конторе. Заскочу туда утром и поищу. Вы будете завтра на скачках?

— Да.

— Как насчет того чтобы пропустить по стаканчику? Расскажете про беднягу Дональда и Регину, а я дам нужные сведения.

Сказал, что это вполне устраивает. Он объяснил, где и когда смогу его найти.

— Народу — не протолкнуться, — добавил он, — но если будете стоять в определенном месте, не разминемся.

Выбранное им место было многолюдным и открытым. Мне оставалось только надеяться — сам меня найдет.

Джик объявился в 8 утра. Звонок.

— Спускайся в кафетерий, позавтракаем.

— О'кей.

Спустился на лифте и через фойе прошел в ресторанчик. Джик в темных очках сидел за столиком один, опустошая тарелку с огромным омлетом.

— Кофе тебе подадут, — сказал он. — Все остальное возьмешь сам на стойке. — Кивком головы указал на большой, заставленный всякой всячиной стол в центре зала.

— Как дела?

— Идут.

— Сукин сын, — скривился он.

— Ну, как твои глаза?

Театральным жестом снял очки и наклонился ко мне, чтобы сам посмотрел. Глаза еще розоватые, воспаленные, но улучшение было огромное.

— Что Сара, сменила гнев на милость?

— Ее с утра подташнивает.

— Что… оно самое?

— Бог его знает. Надеюсь, нет. Ребенка я пока Fie хочу.

— Она хорошая девушка.

Взглянул на меня.

— Говорит, что лично против тебя ничего не имеет…

— Хотя… — продолжил я.

Кивнул.

— Синдром наседки.

— На роль цыпленка ты не годишься.

Господи, да конечно. Я уговаривал ее не унывать, выкинуть из головы это маленькое недоразумение. Ведь муж у нее — не тепличное растение.

Ну и что она?

Расплылся в улыбке.

После моих подвигов в постели сегодня ночью поняла.

Без особого интереса подумал, насколько удачно складывается их сексуальная жизнь. Судя по тому что рассказывали его бывшие подружки, ожидая своего непредсказуемого возлюбленного, успехи на этом фронте у него зависели от настроения. «И глазом моргнуть не успеешь, а он уже готов», — это запомнилось.

Предполагал, что не слишком изменился.

— Как бы то ни было, — продолжал он, — а машина у нас есть. Чертовски глупо, если не поедешь с нами на скачки.

— А Сара, — осторожно поинтересовался я, — не будет злиться?

— Говорит, не будет.

Принял это предложение, вздохнув про себя. Похоже, теперь без ее разрешения он и шагу не сделает. Неужели так всегда бывает, когда женятся? Даже у самых отчаянных?

— Где был вчера вечером? — спросил он.

— В пещере Алладина. Навалом сокровищ, и мне еще повезло, что не облили кипящей краской.

Рассказал про галерею, про картины Маннингса, про мой недолгий план. А еще — насчет ограблений.

Это пришлось по вкусу. Глаза возбужденно заблестели. Джик пришел в знакомое мне состояние азарта.

— А как мы это докажем?

Произнеся «мы», тотчас осознал свою обмолвку.

Грустно усмехнулся, оживление его заметно поубавилось.

— Так как же?

— Еще не знаю.

— Хотел бы помочь.

На языке вертелся десяток ехидных ответов, но сдержался. У прошлого не было права разрушать настоящее.

— Ты сделаешь то, что захочет Сара, — сказал я тоном, не допускающим возражений.

— Не строй из себя начальника, черт тебя возьми.

Завтрак закончился вполне мирно. Мы прекрасно понимали что к чему, стараясь построить новые отношения на обломках старых.

Позже, когда в назначенное время встретил их в холле, убедился, что и Сара сделала определенные выводы, решив не давать воли эмоциям. Она протянула мне руку, сумев улыбнуться. Слегка пожал ей руку и символически поцеловал в щеку. Она оценила это по достоинству.