Ни один человек не показался опасным.

Объявили посадку. Разношерстная публика, включая Джика и Сару, — поднялась с мест, взялась за ручную кладь, поплелась на летное поле.

И тогда, только тогда, я его увидел.

Это был один из тех двоих, что сбросили с галереи.

Сначала немного сомневался, а потом понял — он. Сидел среди ожидавших пассажиров, читая газету. Встал, глядя, как Джик и Сара предъявляют посадочные талоны, выходят на летное ноле. Провожал их глазами, пока те не поднялись по трапу самолета. Потом сбросил оцепенение и направился в мою сторону. Екнуло сердце. Был не в состоянии бежать.

Он выглядел так же. Совершенно так же. Молодой, сильный, целеустремленный. И шел прямо ко мне. Но — даже не взглянул. Метра за три от меня был телефон-автомат. Остановился около него и стал шарить по карманам — в поисках монеты.

Ноги отказывались слушаться. Я все еще считал, что он меня увидит. Посмотрит внимательно, узнает… Чувствовал, как под бинтами выступил пот.

— Завершается посадка на рейс Алис-Спрингс — Аделаида — Мельбурн.

Надо идти. Надо пройти мимо него, чтобы добраться до двери. Пошел. Казалось, вот-вот почувствую его тяжелую руку. Нет. Добрался до двери, показал посадочный талон и вышел на летное поле.

Не сдержал желания обернуться. Увидел — поглощен телефонным разговором, даже не смотрит в мою сторону.

Но путь до самолета был долгим. Господи, помоги же нам всем!

Я сидел у окна — в самом хвосте самолета. Как и в прошлый раз, завороженно смотрел на пустынные красные пространства древней земли. Пустыня, в недрах которой была вода, громадные озера. Пустыня, где семена растений годами дремали в раскаленной пыли, расцветала после дождя. Страна испепеляющей и жестокой жары. Но местами — очень красивая.

Поразительно, меня, художника, она совершенно не волновала. Совсем не хотелось ее писать.

Спустя некоторое время снял свою дурацкую шляпу, положил на пустое место рядом, попытался найти удобное положение. Сидеть нормально, откинувшись в кресле, мне не позволяла сломанная лопатка. Никогда бы не подумал, что можно сломать лопатку…

Ненадолго закрыл глаза, ох, как досадно чувствовать себя слабым!

Мой отъезд из больницы был «подарен» врачом. Сказал, что не может удерживать, если я решил выписаться. Но лучше было бы полежать два-три дня…

— Тогда пропущу Кубок.

— Да вы с ума сошли!

— Ага! Нельзя ли устроить так, чтобы тут сказали… Мое состояние — «удовлетворительное», «выздоравливаю»… Если кто-то позвонит, поинтересуется. И чтобы ни в коем случае не говорили, что выписался, да?

— Зачем это?

— Просто хочется, чтобы мерзавцы, из-за которых попал сюда, думали — лежу в прострации. Всего несколько дней. Если вам не трудно. Пока не уеду далеко-далеко.

— Второй попытки наверняка не будет.

— Как знать!

— Именно это вас беспокоит?

— Да.

— Хорошо. Пару дней будем так отвечать. А это что такое? — спросил он, указывая на покупки Джика.

— По мнению моего друга, самая удобная одежда.

— Разыгрываете?

— Он художник, — сказал я, словно этим можно было объяснить любые крайности.

Через час врач вернулся, принес подписать какую-то бумажку. Увидев меня, чуть не лопнул от смеха. Я уже натянул на себя все это великолепие и как раз примерял шляпу.

— Неужели собираетесь ехать в таком виде?

— Конечно. На такси.

— Давайте уж я сам вас отвезу, — сказал со вздохом. — Если станет плохо, привезу обратно.

Он вел машину осторожно. Губы у него чуть подергивались.

— Человек, имеющий достаточно смелости, чтобы разгуливать в таком виде, не должен бояться бандитов.

Он остановил машину у самых дверей аэропорта. Смеясь, уехал.

Голос Сары прервал мои воспоминания.

— Тодд…

Она стояла в проходе у моего кресла.

— С тобой все в порядке?

— М-м…

Посмотрела на меня с беспокойством, прошла в сторону туалета. К тому времени, когда возвращалась назад, я уже собрался с силами и остановил ее шлепком.

— Сара… за вами следили в аэропорту. Вероятно будут следить и в Мельбурне. Скажи Джику, чтобы взял такси, засек, кто у него на хвосте, и обязательно ушел от него. Потом надо вернуться на такси в аэропорт — забрать нашу машину, которую взяли напрокат. О'кей?

— А этот… хвост… он в самолете?

— Нет, он звонил по телефону… Из Алис-Спрингса.

— Ладно.

Она пошла к своему месту. Самолет приземлился в Аделаиде, одни люди вышли, другие вошли, и мы опять взлетели. До Мельбурна был еще час пути. Где-то в середине полета Джик отправился туда же, где была Сара.

На обратном пути тоже остановился.

— Вот ключи от машины, — сказал он. — Садись в нее и жди нас. Тебе нельзя появляться в «Хилтоне» в таком виде. Сам не сможешь переодеться.

— Смогу.

— Не спорь. Отвяжусь от хвоста и приеду за тобой. Жди.

И пошел, не оглядываясь. Взял ключи, положил их в карман джинсов, а потом пытался убить время, думая о приятном.

Когда приземлились в Мельбурне, долго после ухода Джика и Сары не выходил из самолета. В деловом центре страны мой наряд привлекал к себе еще больше внимания. Но меня это ни капельки не трогало. Самое лучшее лекарство от смущения — усталость и тревога.

Джик и Сара, у которых — кроме ручной клади — никакого багажа не было, спокойно прошли мимо конвейера с чемоданами. Прямо к веренице такси. В аэропорту толкались прибывавшие на Кубок болельщики, но лишь один человек, это я видел хорошо, пробивал себе дорогу в одном направлении — за Сарой и Джиком.

Молодой, ловкий, он скользил в толпе, как угорь. Около стоянки такси отпихнул в сторону женщину с ребенком, перехватив у нее машину, шедшую за той, в которую сели Сара с Джиком.

Они послали именно его, подумал я. Потому что знал Джика в лицо. В Художественном центре плеснул ему в глаза скипидар.

Не так уж плохо. Умом эта детка не отличается, и Джику не очень трудно будет отвязаться. Побродил по залу, изображая из себя полного идиота. Нет, больше никто не показался мне опасным. Наконец, пошел к машине. Открыл ее, забрался на заднее сиденье, снял сослужившую службу шляпу и, устроившись поудобней, стал ждать возвращения Джика и Сары.

Их не было почти два часа. За эго время окоченел, устал и начал про себя ругаться.

— Прости, — запыхавшись, сказала Сара. Она распахнула дверцу и плюхнулась впереди.

— С этим гаденышем пришлось изрядно попотеть, — объяснил Джик. — Ты в порядке?

— Голодный, холодный и злой.

— Тогда все нормально, — весело сказал он — Понимаешь, прилепился к нам, как гнида. Это малый из Художественного центра.

— Да, видел его.

— Мы доехали до Виктория Роял, хотели сразу выйти через боковой выход, поймать другое такси — не тут-то было. Тогда забежали в бар перехватить чего-нибудь. Он болтался у книжного киоска.

— Сообразил, что лучше не показываться, раз его засекли, — сказала Сара. — Вышли наружу, подозвали такси, отправились в Ноти Найнти. Это, пожалуй, единственное шумное место в Мельбурне, где можно потанцевать, поесть…

— Там яблоку негде упасть, — закивал Джик. — Мне пришлось отстегнуть за столик 10 долларов. Но для нас — замечательно. Кругом темные уголки, освещение в фантастических тонах. Заказали напитки, заплатили, изучили меню, потом пошли танцевать.

— А он стоял в очереди у самых дверей, ждал столик. Мы выбрались через запасной выход — по лестнице к раздевалкам. Там были наши сумки. Спокойно забрали их и ушли.

— Он и не сообразил, что специально от него убежали, — сказал Джик. — Там сегодня просто столпотворение.

— Отлично.

Джик ловко помог мне преобразиться из туриста в стиле «Алис-Спрингс» в любителя бегов в стиле «Кубок Мельбурна». Довез до «Хилтона», оставив машину на стоянке, и мы прошли в главный зал. Будто никуда и не уезжали.

Никто не обратил ни малейшего внимания. Было полно возбужденных людей, предвкушавших завтрашние скачки. Одни, в вечерних туалетах, спускались по лестнице из танцзала, собирались кучками, громко переговаривались; другие — выходили из ресторана, приглашая друг друга опрокинуть еще стаканчик в баре. И все обсуждали свои шансы на выигрыш. Скачки — вот что их интересовало.