Улица была совершенно пуста. Никакого движения. Я первым вышел через оконный проем и с чувством облегчения остановился. Джик вынес добытый мед, уложил его в багажник. Взял у меня инструменты — положил туда же.

— Порядок?

Кивнул. Мы спокойно сели в машину. Комментатор орал в микрофон, чтобы перекричать рев трибун.

…ПРИБЛИЖАЮТСЯ К ФИНИШУ — РИНГВУД, ОН ОБОШЕЛ УАНДЕРБАГА НА ПОЛКОРПУСА, ТРЕТЬИМ ИДЕТ НЬЮХАУНД, ПОТОМ ДЕРРИБИ, ПОТОМ ВАЙНЕРИ…

Когда Джик завел мотор и двинул, машину наполнил рев трибун.

…КАЖЕТСЯ, УСТАНОВЛЕН РЕКОРД! ПОСЛУШАЙТЕ, КАК ГУДЯТ ТРИБУНЫ! ПОВТОРЯЮ РЕЗУЛЬТАТЫ, ВОТ ОНИ, НА ТАБЛО:… ПЕРВЫЙ — РИНГВУД, ВЛАДЕЛЕЦ МИСТЕР РОБЕРТ КАМИ… ВТОРОЙ УАНДЕРБАГ…

— Уф, — выдохнул Джик. Его борода весело торчала вверх, а губы растянулись в улыбке до ушей. — Неплохо все провернули. Можно будет заняться кражами бумаг для каких-нибудь политиков.

— И без нас таких хватает.

Обоими овладела эйфория, которую обычно испытываешь после того, как опасность миновала.

— Не обольщайся, — сказал я. — У нас впереди еще много всего.

Он подъехал к «Хилтону», поставил машину, занес папку и картины в мою комнату. Движения быстрые, точные. Ему надо поскорее вернуться на ипподром к Саре, сделать вид, что никуда не уезжал.

— Мы сразу вернемся, — обещал он, помахав рукой.

Через две секунды после того, как дверь закрылась, постучали.

Открыл. Там стоял Джик.

— Не мешало бы все-таки узнать, кто выиграл Кубок-то?

После его ухода я стал разглядывать добычу.

Чем больше смотрел, тем яснее понимал, что мы попали в самую точку. И незачем изображать, что Сара с Джиком были на бегах. Нельзя терять на это время. Ожидая их здесь, в «Хилтоне», с опасной добычей в руках, чувствовал, что сижу на пороховой бочке. Внутренний голос требовал — убирайся отсюда поскорее.

Список зарубежных покупателей выглядел совершенно безобидно. Вексфорд держал его просто в шкафу, да и незачем было хранить как-то иначе: один шанс на миллион, что в обычных обстоятельствах кто-нибудь сможет углядеть в нем какой-то особый смысл.

Дональд Стюарт…

Вычеркнуто.

На каждой странице — по три колонки, широкая посередине и две узкие по краям. В левой узкой колонке — даты, а в средней — имена и адреса. В правой узкой — против каждого имени короткий ряд каких-то, на первый взгляд, случайных букв и цифр. Например, против имени и адреса Дональда стояло ММ3109Т, и это не было вычеркнуто вместе с именем. Может, инвентарный номер, подумал я, по которому можно определить, какую картину он купил…

Пробежал глазами по всем зачеркнутым именам в английском разделе. Имени Мейзи Метьюс не было. Что за черт? Почему?

Быстро перелистал документы. Насколько мог понять, иностранные покупатели — в основном — из англоязычных стран. Вычеркнутые фамилии составляли треть всего списка. Если каждое вычеркивание ограбление, то их было сотни.

Снизу обнаружил второй список. В нем, как и в первом, стране отводились отдельные страницы. Только он показался мне гораздо короче.

Англия.

Где-то в середине списка взгляд мой споткнулся…

Миссис Метьюс, Трежер Холм, Уорсинг, Сассекс.

Вычеркнуто.

Меня бросило в дрожь. Похоже, что дата слева — это день, когда Мейзи купила свою картину. Цифры в правой колонке не вычеркнуты — БМС29. Отложил бумаги, минут пять просидел, тупо уставившись в стену и соображая что к чему. Первое и последнее, что понял: мне надо очень много всего успеть до возвращения Джика и Сары с бегов. И еще подумал — внутренний голос иногда ошибается.

На кровати лежала большущая папка, так взбудоражившая Джика в галерее. Открыл ее, стал изучать. И обалдел, увидев несколько упрощенных контурных рисунков наподобие того, что раскрашивал малый в Художественном центре. На ровном белом холсте — эскизы картин в полную величину, четкие и аккуратные, как чертежи.

Их было семь, на всех — лошади. Поскольку эскизы черно-белые, не мог судить с полной уверенностью, но похоже, что три Маннингса, два — Рауля Милле, а еще два… Конские силуэты, написанные в духе старых мастеров… Это не Стаббс, все его картины хорошо известны, может, Херринг? Херринг, подумал я, кивая сам себе.

К одному из холстов обычной скрепкой был приколот небольшой клочок бумаги — памятка, написанная от руки! «Не забудьте отправить оригинал. Узнайте еще, какой палитрой он пользовался, если есть какие-то отличия от обычной».

Снова посмотрел на те три совершенно одинаковые и уже законченные картины, которые мы взяли. Да, все работы на деревянных подрамниках писались по одному трафарету. Холстина тоже одной выработки и качества. Технический уровень исполнения такой, что не придерешься. Действительно очень похожи на настоящего Маннингса. А уж после того, как их покроют лаком, — вообще не отличишь. Но пока не высохли. Разные краски сохнут по-разному. Время высыхания еще зависит от количества использованной олифы или скипидара. Но все-таки примерно определить, когда они были закончены, можно: три-шесть дней назад. Должно быть, их писали одновременно. Конвейер. Серийное производство: красная шляпа, красная шляпа, еще красная шляпа… Правильно, экономили время и краски.

Все три картины написаны очень добросовестно, очень точно. Никакой небрежности. Никакой торопливости. Детали выписаны так же дотошно, как и на копиях Милле в Алис-Спрингсе. Я понимал, что только теперь могу оценить Харли Ренбо по достоинству.

Все три картины были абсолютно законными — в изготовлении копий вообще ничего противозаконного нет. Разумеется, если их не пытаются продать за оригинал.

Поразмышлял над этим еще немножко, а потом начал действовать.

Когда часом позже спустился вниз, служащие «Хилтона» были сама любезность. Разумеется, они могут выполнить любую мою просьбу. Конечно, могу воспользоваться фотокопировальной машиной — сюда, пожалуйста. Да, конечно, могу оплатить свой счет сейчас, а уехать позже.

Поблагодарил за прекрасное обслуживание.

— Очень были рады вам помочь, — ответили мне. Как ни странно, они говорили это искренне.

Поднявшись снова в номер, в ожидании Джика с Сарой собрал свои вещи. Потом, сняв пиджак и рубашку, обмотался, как сумел, бинтами, соорудил нечто похожее на то, что мне сделали в Алис-Спрингсе. Рука теперь была привязана к груди. Что говорить, так было гораздо лучше: она болела, когда болталась сама по себе. Застегнул рубашку поверх бантов и прикинул: если на дорогах пробки, Джик еще не выбрался с ипподрома.

У меня уже начинался легкий мандраж, да и чувствовал себя все-таки погано. Но приготовился ждать. Ожидание продлилось ровно пять минут. Телефон, стоявший у кровати, зазвонил. Снял трубку.

Голос Джика звучал жестко и властно.

— Чарльз, спустись к нам сейчас же.

— Да, но… — сказал я неуверенно. — Что-то важное?

— Слушай, ты, окись хрома хренова! — взорвался он. — Ты хоть что-нибудь умеешь делать без возражений?

— Дай мне десять минут. Мне нужно всего десять минут. Я… только что принял душ, без штанов.

— Спасибо, Чарльз. — И вырубился.

Время пошло, а в башке было пусто, вертелись одни только любимые ругательства Джика. Да уж, если нагл когда-нибудь и была нужна божья помощь, так это теперь. Справившись с тошнотворным приступом ужаса, схватил аппарат и стал названивать по внутренним телефонам.

— Вы не могли бы прямо сейчас прислать в номер семнадцать-одиннадцать носильщика за вещами мистера Кассаветса?

— Пожалуйста, срочно пришлите кого-нибудь в номер семнадцать-одиннадцать. Нужно убрать, мистеру Кассаветсу было плохо…

— Будьте любезны, срочно пришлите медсестру в номер семнадцать-одиннадцать, у мистера Кассаветса ужасные боли…

— Пришлите, пожалуйста, четыре бутылки вашего лучшего шампанского и десять бокалов в номер семнадцать-одиннадцать, поскорее…

— Пожалуйста, принесите кофе на троих в номер семнадцать-одиннадцать, прямо сейчас.