— Вперед! Они почти в наших руках. Лишь мгновенное сожаление о баранине и яблочном пироге промелькнуло у Десмонда и остальных всадников. Они развернулись и направились к развилке дороги вслед за Ранульфом, обрадованные, что дело идет к завершению. А на обратном пути в Лондон можно будет снова заглянуть на эту ферму.

Жена фермера злорадно ухмылялась им вслед. Такие страсти рассказывали парнишки о доме, из какого сбежали. Бедолаги! Конечно, хозяину лучше знать, как обходиться со слугами, но больно ей стало жалко мальчиков. Их господин, высокий златокудрый рыцарь, такой благородный с виду, выходил, по их рассказам, сущим дьяволом.

Тем временем Ранульф и Десмонд с отрядом мчались во весь опор. Вот-вот, за следующим поворотом дороги или в ближайшей долине, они настигнут свою добычу. Тогда начнется самое интересное. Один из солдат, Джон Боумен, засмеялся и сказал своему приятелю:

— Эта фермерша визжала громче своей свиньи. Можно подумать, что я ее лягнул. Столько шуму из-за какого-то поросенка.

Ранульф услышал и повернулся в седле.

— Это не просто поросенок, это их еда на всю грядущую зиму. Голодные годы нелегко забываются.

Ранульф говорил тихо и спокойно, но солдат понял, что получил нагоняй, и решил больше таких оплошностей не допускать.

Ранульф вел свой отряд мимо полей и лугов, речушек и рощ неуклонно, но не таким неистовым галопом. Нигде не было видно Морганы и ее спутницы, но они, несомненно, появятся вон за тем поворотом дороги или за следующим. Теперь, когда победа была близка, его гнев остыл, и он более спокойно мог обдумать ситуацию. Моргана смотрит на него свысока из-за разницы в их положении. Для ее гордости это большая обида. Он человек не тщеславный, однако знает себе цену в глазах любой женщины и остального мира. Пусть у него никогда не было ни титула, ни богатства, но в его жилах течет кровь северных принцев и ирландских вождей. У него сильное здоровое тело, крепкие руки, зубы тоже крепкие, белые и воля, которой подчиняются солдаты, а шрамов столько, сколько полагается настоящему воину. Себя и свою одежду он содержит в чистоте и нравится женщинам. Но только не собственной жене! Ранульф заскрежетал своими крепкими белыми зубами.

Он прекрасно мог бы обойтись и без жены, особенно такой. Леди Моргану подарком не назовешь: вдова изменника с владениями в беспокойном Уэльсе, родине мятежных кельтов, похожих на его собственных драчливых сородичей. Однако где-то между супружескими клятвами и постельной церемонией он начал примиряться с судьбой. Будучи человеком благочестивым, Ранульф хотел бы верить, что это случилось во время обмена клятвами. Однако честность заставляла его признать, что, скорее всего, это произошло в часовне, в тот момент, когда ему захотелось коснуться ее волос и пропустить сверкающие локоны сквозь свои пальцы. Или когда он увидел ее в постели с рассыпавшимися по плечам пламенеющими прядями.

Какая магия была в этих сверкающих локонах, изгибе нежной белой шеи и во всей ее царственной осанке! Она красавица и — его жена. Его охватило не только желание, но и гордость. А потом эта глупышка сбежала.

Ему не приходило в голову, что у Морганы тоже имеется своя гордость. Все еще испытывая мучительную боль и унижение от бегства жены, он въехал в маленький городок Литл-Нодинг.

Всадники миновали базарную площадь и двигались по узким мощеным улочкам, затененным выступавшими верхними этажами домов, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. И тут Ранульф заметил мышастую кобылу и крапчатого мерина.

— Ну, леди Моргана, — прошептал он, — наконец момент настал. Теперь вы узнаете, что в курятнике правит петух, а не курица.

Он пришпорил коня и помчался за своей добычей. Эта поспешность спасла его от унижения, выпавшего на долю Десмонда и еще одного солдата: какая-то служанка вылила на них полный ночной горшок из окна второго этажа над лавкой торговца свечами.

— Проклятье! Ты что делаешь, несчастная! — закричал Десмонд. Служанка вызывающе посмотрела на него и исчезла из виду. Голодные, рассерженные, грязные, они тем не менее поскакали за своим командиром, как и положено хорошим солдатам.

Последние секунды охоты даже несколько взбодрили их. Как поведет себя сэр Ранульф? Отлупит жену? Свяжет по рукам и ногам и отвезет, как тюк, обратно в Лондон? Или захочет развестись и оставит в ближайшем монастыре до расторжения брака?

Ранульф догнал беглянок, оставив отряд ярдах в пятидесяти позади. Они ссутулились под плащами, низко надвинув на лица капюшоны, однако из-под ближайшего к нему выбивался рыжий локон. Ранульф схватил поводья и сильной рукой остановил лошадь.

— Почему вы прячетесь в такой прекрасный день, миледи? Явите миру свою красоту!..

Он протянул руку, сорвал капюшон и... увидел испуганное веснушчатое лицо рыжего деревенского мальчишки.

Подскакали, звеня шпорами, его люди. Десмонд стянул плащ со второй фигуры: мальчик лет десяти, хотя и высоковатый для своего возраста, явно приходился первому братом.

Десмонд не верил своим глазам. У него даже мелькнула мысль, что колдовство превратило женщин в мальчиков, и он перекрестился.

Однако Ранульф сразу понял, в чем дело. Его опять одурачили. Пока они шли по ложному следу, Моргана и Бронуин продолжали убегать от них по другой дороге.

Старший мальчик заметил гневные искры в глазах Золотого Рыцаря.

— Не сердитесь на нас, ваша милость. Миледи сказала, чтоб мы переоделись ради потехи, и поклялась, что вы не причините нам зла!

Освободив мальчика, Ранульф гневно погрозил кулаком ярким синим небесам.

— Господь и все святые, — проревел он, — чем я прогневил вас, что мне досталась такая жена?

Глава четвертая

— Сколько нам еще скакать сегодня, миледи? — снова захныкала Бронуин.

— Пока не найдем пристанище, — терпеливо ответила Моргана, борясь с раздражением, ибо Бронуин, как заведенная, монотонно задавала один и тот же вопрос в продолжение последних двух часов. Правда, девушка отправилась с хозяйкой по своей охоте, даже настояла на том, чтобы сопровождать ее, клянясь в вечной преданности. Но это было задолго до мучительной пытки жарой, пылью и глубокими колеями. Теперь извилистая дорога вела по дикой местности, скалистой и пустынной. Моргана тоже начинала падать духом.

Она предлагала Бронуин остаться у радушной жены фермера и дождаться более достойного эскорта, который она пришлет за ней из замка, но девушка и слышать об этом не хотела. Будучи всего на семь лет моложе Морганы, она находилась под ее покровительством почти всю жизнь и пошла бы за нее в огонь и воду.

К ночи у Бронуин не осталось сил даже на нытье, а Моргана думала лишь об ужине и о том, куда приклонить раскалывающуюся от боли голову. Остатки хлеба и сыра она отдала камеристке больше для утешения, чем для утоления голода. В довершение зол обе они промокли и дрожали от холода, ибо мрачное небо, грозившее дождем весь последний час, наконец обрушило на них серый свинцовый ливень.

Огибая подножие холма, женщины заметили вдали приветливое мерцание огней. Гостиница или постоялый двор. Они обрадовались, как пилигримы, завидевшие Иерусалим, и пришпорили лошадей с вновь вспыхнувшим воодушевлением.

Гостиница оказалась простой и не очень чистой, но жилистый хозяин встретил их с преувеличенным радушием. Да, у него найдется комната для ночлега и остатки зайца с луком, если юноши проголодались. Моргана подумала, что, наверное, манна небесная в пустыне не казалась более вожделенной.

Они поели в кухне, где заспанная судомойка с помощью слуги протирала кружки грязной, когда-то белой, тряпицей. Хотя жена хозяина сменила тон, увидев медь и серебро в кошельке Морганы, все же она сомневалась, что чумазые парни подходят для общей спальни, в которой уже устраивались на ночлег два богатых купца, священник и лавочник.

Хозяйка ворвалась в кухню, когда Моргана вытирала остатки подливы корочкой хлеба.