Не притронувшись к круассанам на столе, они выходят на улицу в сырую пасмурную погоду в поисках места перекусить. Марго молча держит его за руку всю дорогу, а через десять минут они сидят друг напротив друга за угловым столиком в Restaurant des Beaux-Arts. Марго покупает ему обильный обед их трех блюд (отказав ему в оплате счета и настояв, чтобы он взял десерт и кофе), а потом они идут по rue de l’Universitй. Квартира семьи Жоффруа находится на пятом этаже шестиэтажного дома; и, как только они втискиваются в размером с птичью клетку кабинку лифта, Уокер обнимает Марго и покрывает ее лицо отрывистыми чувственными поцелуями. Марго рассыпается в смехе; она продолжает смеяться, доставая ключ из сумочки и вставляя его в дверь. Квартира оказывается роскошным местом, более шикарным, чем Уокер мог себе представить, огромное пространство комфорта, отражающее богатство на шкале, никогда не виденной им. Марго однажды сказала ему, ее отец работал в банке, но забыла добавить при этом, что он был президентом банка; а сейчас она ведет Уокера короткой экскурсией комнат с толстыми персидскими коврами, с позолоченными зеркалами, с хрустальными люстрами и антикварной мебелью — новый взгляд на недовольную собой, вечно ускользающую Марго. Она выглядит чужой обстановке, в которых выросла, чужой, но без бунтарства (здесь она лишь на время, в поисках нового места); и, похоже, каким разочарованием для родителей должно быть то, что она в свои тридцать лет до сих пор незамужем, как и ее робкие попытки попытки стать художником тоже не добавляют покоя этому владению буржуазной респектабельности. Переменчивая Марго с ее любовью к приготовлению еды и вечным желанием секса все еще ищет свое место в этом мире, все еще несвободна.

Приблизительно так залезает в дебри своих мыслей Уокер, следуя за ней на кухню, а, минуту спустя, он понимает, что нарисованный им ее портрет более сложен. Марго не живет здесь со своими родителями. Ее комната — наверху, небольшая комната служанки, купленная ее бабушкой в подарок, когда ей исполнилось двадцать один год; и она зашла в квартиру Жоффруа только лишь за пачкой сигарет (найденные в ящике стола рядом с раковиной). Экскурсия была небольшим бонусом, добавляет она, теперь Уокер может представить, как и где она выросла. Когда он спрашивает ее, почему она предпочитает жить в крошечной chamber de bonneвместо того, чтобы с комфортом проживать здесь, Марго улыбается и говорит: найди причину сам.

В ее комнате, размером с треть его номера, довольно спартанская обстановка. Небольшой столик и стул, небольшая раковина, небольшая кровать с бельевыми ящиками под матрасом. Непотревоженная чистота, никакого декора нигде — будто они вошли в келью набожной монашки. Одна книга лежит на полу рядом с кроватью: сборник стихов Поля Элюара Capitale de la douleur. Тетради для зарисовок небольшой горкой лежат на столе, стакан, заполненный карандашами и ручками, несколько холстов на полу, прислоненных к стене оборотом наружу. Уокеру очень хотелось бы повернуть их к себе лицом, но Марго не предлагает ему посмотреть на них, и он не решается тронуть холсты без ее согласия. Он потрясен простотой ее комнаты, случайным проникновением во внутренний мир Марго. Скольким людям она разрешила войти сюда? интересно Уокеру.

Он бы хотел думать, что только ему.

Они проводят два часа в узкой кровати Марго, и, когда Уокер все же уходит, он уже опаздывает на встречу с Сесиль Жуэ. Конечно, виноват он; и, говоря правду, он просто позабыл о встрече. С того момента, как он начал целовать Марго, рандеву в четыре часа испарилось из его памяти, и если бы не Марго, посмотревшая на часы и сказавшая ему: А не должен ли ты быть где-то через пятнадцать минут?, он бы так и лежал рядом с ней — уж лучше, чем вскакивать с постели, запрыгивать в одежду и выкатываться наружу.

Он озадачен ее словами. Несколько часов назад она была твердо настроена против его плана, а сейчас она ведет себя как его соучастник. Передумала ли она свое отношение к плану, спрашивает он себя, или решила посмеяться над ним, проверяя, насколько он глуп, что готов сам пойти в западню? И подозрения говорят в пользу, скорее всего, последнего, но, даже и так, он благодарит ее за напоминание о встрече, и потом, на выходе у открытой двери, покидая крохотную комнатенку, он второпях говорит Марго, что любит ее.

Нет, ты не любишь, отвечает она, качая головой и улыбаясь. Но мне приятно, что ты так думаешь. Ты сумасшедший, Адам, и каждый раз я вижу тебя, ты становишься все более сумасшедшим. Скоро ты станешь таким, как я.

Он входит в La Palette в четыре двадцать пять, опоздав почти на полчаса. Он не удивился бы, если бы Сесиль уже не было там, гневно вылетая оттуда и клянясь вылить на него тысячи проклятий при следующей случайной встрече. Но нет, она все еще там, спокойно сидит за столом в задней комнате, читает книгу; полувыпитая бутылка прохладительного напитка стоит перед ней; в этот раз — в очках, а на голове — маленькая темно-синяя шляпка, похожая на берет. Пристыженный, запыхавшийся от бега, в мятой одежде, все еще пахнущий сексом, со словом сумасшедшийвсе еще в голове, Уокер подходит к столу, репетируя на ходу различные извинения, и тут Сесиль смотрит на него и улыбается — совершенно незаслуженная улыбка прощения.

И все же, садясь на стул, Уокер рассыпается в извинениях, изобретая небылицу о длинной, почти часовой очереди на почте, чтобы позвонить в Нью Йорк, но Сесиль пожимает плечами, говоря ему, не волнуйся, никаких проблем, он не должен объяснять ничего. Затем, держа себя за левое запястье, она постукивает по наручным часам указательным пальцем правой руки и говорит: У нас в Париже есть правило. Когда люди встречаются, кто пришел первым, тот ждет другого полчаса — никаких вопросов при этом. Сейчас — четыре двадцать пять. По моим подсчетам, ты пришел раньше на пять минут.

Хорошо, говорит Уокер, пораженный такой логикой, выходит, я кипячусь по-напрасну, да?

Что я пытаюсь тебе сказать.

Уокер заказывает кофе, шестой или седьмой за день, и тогда, с характерной гримасой, Сесиль указывает на книгу, которую она читала — зеленый переплет без суперобложки, очевидно, старое издание, побитая, вытертая годами книга, будто только что спасенная от мусорной корзины.

Я нашла ее, говорит она, уже не контролируя, расплывшийся во всю ширь улыбки, рот. Ликофрон на английском языке. Отпечатан в Гарвардском университете. В тысяча девятьсот двадцать первом. С переводом — (она переворачивает страницу к заглавию) — А.У.Мэйр, профессор Эдинбургского университета.

Надо же как быстро, говорит Уокер. Как же ты смогла найти ее?

Извини. Не могу сказать.

Да? А почему?

Секрет. Может быть, расскажу, когда ты вернешь мне эту книгу, но только потом.

В смысле — я могу взять ее почитать?

Конечно. Держи у себя сколько хочешь.

А перевод? Ты посмотрела на него?

Мой английский не так хорош, но, похоже, перевод сухой и педантичный, боюсь, скорее старомоден. Хуже того, это — перевод в прозе, так что вся поэзия отсутствует. По крайней мере даст тебе хоть какое-то представление — вот почему у меня с ним столько забот.

Сесиль открывает книгу на второй странице поэмы и показывает пальцем на линию тридцать один, где начинается монолог Кассандры. Она говорит Уокеру: Почитай мне немного вслух? Потом сам поймешь.

Уокер берет книгу и стремительно вгрызается в текст: Увы! Несчастная кормилица моя, сожженая впоследствии военными кораблями льва, рожденного за три вечера, кого сторожевой пес старого Тритона с зубами лезвий проглотил живьем. Но он, живой, мясник, сам в мясе у чудовища, кипящий паром чаши в сердце без огня, разорвал всю щетину главы чудовища; он, убийца своих детей, разрушитель моей отчизны; кто вонзил смертельную стрелу в грудь своей второй матери неуязвимой; кто также посредине лошадиных скачек схватил в свои объятия коня неподалеку от крутых холмов Кронуса, где страшащая лошадей могила землерожденного Исхена; кто также убил злую сторожевую собаку, охраняющую узкий пролив Авсонийского моря, рыбача рядом с ее пещерой, львицу, загрызшую быков, однажды уже возвращенную к жизни ее отцом; она, кто не страшилась Лептинитов, богиня подземного мира…