– Она занималась спортом?

– Раньше, – тихо сказал отец.

– Она играла в гандбол,- печально сказала мать, – но потом бросила. Сейчас она бегает. Много миль в неделю.

– Много миль? Почему она бросила гандбол?

– Не успевала учиться. Дети – они все такие, чем-то увлекаются, потом бросают. Она пробовала играть в школьном оркестре, на корнете. Тоже бросила.

– Она хорошо играла? В гандбол?

Мать повесила фотографию на место.

– Очень хорошо, – тихо сказал отец. – Она была вратарем. Зря она ушла из команды.

– Я думала, ей было скучно стоять в воротах,- сказала мать. – Я думала, она бросила поэтому.

– Мы не знаем,- ответил мужчина. – Она никогда нам ничего не объясняла.

Сейер снова сел.

– Она хорошо училась в школе?

– Лучше многих. Я не хвастаюсь, это правда, – ответил отец.

– Это задание, над которым работали девочки, в чем оно состояло?

– Сигрид Унсет. Они должны были сдать его ко дню святого Ханса.

– Можно заглянуть в ее комнату?

Мать поднялась и пошла короткими шагами, словно на ощупь. Отец остался сидеть на подлокотнике.

Комната была очень маленькой, но выглядела как отдельный кабинет. Места как раз хватало для кровати, письменного стола и стула. Сейер выглянул из окна и увидел веранду дома напротив. Апельсиново-желтого дома. Под окном на дереве торчали остатки старого птичьего гнезда. Он поискал на стенах постеры, но их не было. Зато в комнате было множество кубков, дипломов и медалей; на фотографиях красовалась сама Анни. На одной она была в форме вратаря вместе со своей командой, на другой – стояла на красивой доске для серфинга. На стенах над кроватью висело много фотографий маленьких детей; на одной из них Анни везла коляску. А вот рядом с молодым парнем. Сейер указал на нее:

– Это ее парень?

Мать кивнула.

– Она работала с детьми?

Он указал на фотографию Анни с беловолосым карапузом на коленях. Девушка выглядела гордой и довольной. Она даже приподняла мальчика перед камерой, почти как трофей.

– Она сидела со всеми детьми на этой улице, если родители просили.

– Она любила детей?

Мать снова кивнула.

– Она вела дневник, фру Холланд?

– Не думаю. Я искала его, – призналась она. – Искала всю ночь.

– Ничего не нашли?

Ада покачала головой. Из комнаты доносилось тихое бормотание.

– Нам нужны имена, – сказал Сейер наконец. – Людей, с которыми мы можем поговорить.

Он смотрел на фотографии на стенах и внимательно изучал униформу вратаря на Анни, черную, с зеленой эмблемой на груди.

– Похожа на дракона?

– Это морской змей, – тихо объяснила мать.

– Почему морской змей?

– Здесь во фьорде жил когда-то морской змей. Это всего лишь сага, старая легенда. Если ты идешь в море на веслах и слышишь, как за лодкой вскипает вода, это морской змей встает из глубины. Ни в коем случае нельзя оборачиваться, просто греби дальше. Если делать вид, что ничего не происходит, и оставить его в покое, все будет хорошо; но если ты обернешься и посмотришь ему в глаза, он утащит тебя глубоко-глубоко. Сага говорит, что у него красные глаза.

– Пойдемте вниз.

Скарре все еще писал. Мужчина по-прежнему сидел на подлокотнике дивана. Он выглядел так, будто изо всех сил старается не взорваться.

– А ее сестра?

– Она прилетит самолетом перед обедом. Она в Тронхейме, там живет моя сестра.

Фру Холланд снова упала на диван и прислонилась к мужу. Сейер подошел к окну и выглянул. Из кухни дома напротив на него уставилось чье-то лицо.

– Дома здесь стоят довольно близко друг к другу, – констатировал он. – Вы хорошо знаете своих соседей?

– Довольно хорошо.

– И все знают Анни?

Она молча кивнула.

– Мы пройдемся по улице, зайдем в дома. Пусть это вас не беспокоит.

– Нам нечего стыдиться.

– Вы можете дать нам несколько фотографий?

Отец поднялся и подошел к полке под телевизором.

– У нас есть видео,- сказал он,- с прошлого лета. Мы были в хижине в Крагерё.

– Им не нужно видео,- бесцветно сказала мать. – Только ее фотография.

– Я охотно возьму его.

Сейер взял кассету и поблагодарил.

– Много миль в неделю? – спросил он затем. – Она бегала одна?

– Никто не мог выдержать ее темп, – просто сказал отец.

– Значит, несмотря на школьные занятия, она позволяла себе тратить время на бег. Много миль в неделю. Значит, все-таки не уроки заставили ее бросить гандбол?

– Бегать она могла когда хочет, – сказала мать. – Случалось, что она бегала до завтрака. А во время состязаний ей приходилось подстраиваться, она не могла уже решать сама за себя. Я думаю, ей не нравилось быть связанной. Она очень независимая, Анни.

– Где она бегала?

– Везде. В любую погоду. Вдоль шоссе, в лесу.

– И к Змеиному озеру?

– Да.

– Она никогда не уставала?

– Она была спокойной и уравновешенной, – тихо сказала мать.

Сейер подошел к окну и увидел женщину, которая торопилась перейти дорогу. Маленький мальчик с соской подпрыгивал у нее на сгибе руки.

– Другие интересы? Кроме бега?

– Фильмы, музыка, книги и так далее. И маленькие дети,- ответил отец.- Особенно когда она была младше.

Сейер попросил их составить список всех людей, окружавших Анни. Друзей, соседей, учителей, членов семьи. Парней, если их было несколько. Когда список был готов, Сейер насчитал сорок два имени с более или менее полными адресами возле каждого.

– Вы будете говорить с каждым из списка? – Этот вопрос задала мать.

– Да. И это только начало. Мы дадим о себе знать, – закончил он.

– Мы должны заглянуть к Торбьернe Хаугену. Тому парню, который искал Рагнхильд вчера. Он ждет нас.

Автомобиль скользил мимо гаражей, Скарре листал свои заметки.

– Я спросил отца насчет гандбола, – сказал он. – Пока вы были в ее комнате.

– Да?

– Он сказал, что Анни подавала большие надежды. У команды был грандиозный сезон, они ездили в Финляндию и выиграли турнир. Он не понимает, почему она бросила. Ему кажется, что-то случилось.

– Может быть, стоит поговорить с ее тренером? Может быть, причина именно в нем? Или это была женщина?

– Мужчина, – ответил Скарре. – Он звонил каждую неделю, уговаривал ее вернуться. У команды начались большие проблемы, когда она ушла. Никто не мог заменить Анни.

– Мы позвоним в Управление и узнаем, как его зовут.

– Его зовут Кнут Йенсволь, он живет на улице Гнейсвейен, дом восемь. Прямо тут, внизу, по склону.

– Большое спасибо, – сказал Сейер, приподняв брови. – Я вот думаю кое о чем, – продолжал он.- Может быть, Анни схватили днем, пока мы сидели в доме на Гранитвейен, в нескольких минутах ходьбы, и волновались за Рагнхильд. Позвони Пилстреду. Спроси Снуррасона, не может ли он немного ускориться.

Скарре взял мобильный телефон Сейера.

– Просто нажми на четверку.

Скарре нажал на клавишу, спросил Снуррасона, снова подождал… и дал отбой.

– Что он сказал?

– Что холодильник полон. Что каждая смерть трагична, что бы ни явилось ее причиной, и что целая толпа людей ждет возможности похоронить своих любимых, но что он понимает нашу озабоченность и просит тебя прийти через три дня за предварительным устным заключением. Письменного придется подождать.

– Ну-ну, – пробормотал Сейер. – Не самое худшее, что можно услышать от Снуррасона.

Раймонд размазал масло по лепешке. Он сконцентрировался на том, чтобы она не сломалась, далеко высунув язык изо рта. Сейчас четыре лепешки лежали друг на друге с маслом и сахаром между ними; рекорд у него был шесть.

Кухня была маленькая и очень уютная, но сейчас в ней царил беспорядок после готовки. Еще один бутерброд был приготовлен для отца – батон без корки с топленым салом со сковороды. Когда они поедят, он должен помыть посуду, а потом он, как обычно, подметет пол. Он уже вылил отцовскую бутылку с мочой и наполнил кувшин водой. Сегодня солнца не было видно, все казалось серым, и пейзаж за окном выглядел грустным и плоским. Кофе вскипел три раза, как и положено. Раймонд положил пятый бутерброд наверх и остался очень доволен. Он как раз собирался налить кофе в отцовскую кружку, когда услышал, как перед дверью останавливается автомобиль. К своему ужасу, он увидел, что это полицейский автомобиль. Он остолбенел, отпрянул от окна и забился в угол гостиной. Наверное, они приехали забрать его в тюрьму! А кто тогда будет заботиться об отце?