– Почему?

– Как обычно. Алкоголизм и жестокое обращение. Но это версия матери. А Ада Холланд очень сурова, так что ничего нельзя сказать наверняка.

– Но ведь Сёльви уже совершеннолетняя? И может решать за себя?

– Уже, видимо, слишком поздно. Я больше думаю про Аду, – добавила она.- Она не получила назад свою девочку, как я.

– Готово! – раздался крик с кухни.

Они поднялись и пошли смотреть. Рагнхильд сидела, склонив голову набок, и выглядела не слишком довольной. Серая пыль заполняла большую часть листка; из облака торчала передняя часть машины, с фарами и бампером. Капот был длинный, как у американских автомобилей, бампер выкрашен в черный цвет. Он выглядел так, как будто скалился широкой беззубой улыбкой. Фары были скошены внутрь. Как китайские глаза, подумал Сейер.

– Он сильно шумел? Когда проезжал мимо?

Наклонившись над кухонным столом, полицейский почувствовал сладкий запах жвачки.

– Очень сильно.

Он посмотрел на рисунок.

– Ты сможешь нарисовать для меня еще один рисунок? Только фары?

– Но они были такие, как ты видишь! – Она показала на рисунок. – Они смотрели вбок.

– И такого же цвета, Рагнхильд?

– Нет, он был не совсем серый. Но здесь не так уж много цветов,- она потрясла коробкой со взрослым видом.- Это был цвет, которого тут нет.

– Какой?

– Такой, у которого нет имени.

В его голове возник целый ряд названий: сиена, сепия, антрацит…

– Рагнхильд, – осторожно спросил он. – Ты не помнишь, было ли у машины что-нибудь на крыше?

– Антенны?

– Нет, что-то побольше. Раймонд говорил, что на крыше лежало что-то большое.

Она взглянула на него и немного подумала. – Да! – воскликнула она вдруг. – Маленькая лодка.

– Лодка?

– Маленькая черная лодка.

– Я не знаю, что бы я без тебя делал, – улыбнулся Сейер и пальцами сжал хвостики-антенны. – Элисе, – добавил он, – у тебя красивое имя.

– Никто не хочет меня так звать. Все говорят Рагнхильд.

– Я буду звать тебя Элисе, хорошо? Она смущенно покраснела, закрыла коробку, свернула альбом и протянула все это ему.

– Нет, это все теперь твое?

Она моментально снова открыла коробку и продолжила рисовать.

– Один кролик лежит на боку!

Раймонд стоял в дверях комнаты отца и беспокойно раскачивался туда-сюда.

– Какой?

– Цезарь. Бельгийский большой.

– Нужно его убить.

Раймонд так испугался, что пукнул. Этот маленький выброс газов никак не повлиял на воздух в закрытой комнате.

– Но он же дышит, он просто лежит!

– Нет смысла кормить тех, кто все равно умрет, Раймонд. Положи его на колоду. Топор прислонен к задней двери в гараже. Береги руки! – добавил он.

Раймонд снова выбрался наружу и понуро направился вперевалку через двор к клеткам с кроликами. Он некоторое время смотрел на Цезаря через решетку. Тот лежал точно как ребенок, свернувшись в мягкий комочек. Глаза зверька были закрыты. Он не пошевелился, когда клетку открыли и к нему осторожно протянулась рука. Раймонд бережно погладил кролика по спине, как обычно, теплой. Сильно собрал кожу на загривке и поднял его. Сердце кролика билось вдвое тише, и он выглядел совершенно обессиленным.

Потом он сидел, облокотившись о кухонный стол. Перед ним лежал альбом с национальной сборной, птицами и зверями. Он выглядел совершенно подавленным, когда появился Сейер. На Раймонде не было ничего, кроме спортивных штанов и тапочек. Волосы всклокочены, белый и мягкий живот обнажен. Круглые глаза глядели обиженно, а губы были надуты так, как будто он усердно что-то сосал, может быть, леденец.

– Добрый день, Раймонд! – Сейер сильно наклонился к коротышке, пытаясь успокоить его.- Ты думаешь, я не вовремя?

– Да, я занимаюсь своей коллекцией, а ты мне мешаешь.

– Да, я тебя понимаю. Такие вещи действительно раздражают. Но я бы не пришел, если бы это не было очень важно, надеюсь, ты понимаешь.

– Нуда, нуда.

Раймонд, немного смягчившись, зашел в дом. Сейер последовал за ним и выложил на стол альбом и карандаши.

– Я хочу, чтобы ты немного порисовал для меня, – осторожно попросил он.

– О нет! Ни за что на свете! – Раймонд выглядел таким обеспокоенным, что Сейеру пришлось положить ему руку на плечо.

– Я не умею рисовать, – захныкал коротышка.

– Все умеют рисовать,- спокойно возразил Сейер.

– Во всяком случае, не людей.

– Людей тебе рисовать не придется. Только автомобиль.

– Автомобиль?

Теперь он глядел очень подозрительно. Глаза сузились и стали больше похожи на обычные.

– Автомобиль, который вы встретили с Рагнхильд. Тот, что ехал так быстро.

– Плохо, что вы пристаете ко мне с автомобилем.

– Это очень важно. Мы искали его, но никто не объявился. Может, это и есть тот мерзавец, Раймонд, и тогда мы должны его поймать.

– Я же сказал, что он ехал слишком быстро.

– Но что-то ты же должен был увидеть, – убеждал Сейер, понизив голос. – Ты ведь видел, что это автомобиль, так? Не лодка и не велосипед. Или, например, не караван верблюдов.

– Верблюдов? – Раймонд засмеялся так громко, что его белый живот задрожал.- Это было бы весело, толпа верблюдов на дороге! Это были не верблюды. Это был автомобиль. С лыжным чехлом на крыше.

– Нарисуй его, – Сейер уже даже не просил.

Раймонд сдался. Он сел за стол и высунул язык. Пара минут ушла у Сейера на то, чтобы понять, что он был абсолютно честен в оценке своих художественных способностей. Результат был похож на пеклеванный хлеб на колесах.

– Ты можешь закрасить его?

Раймонд открыл коробку, тщательно оглядел все карандаши и выбрал красный, наконец. Потом полностью сконцентрировался на том, чтобы не вылезать за контур.

– Красный, Раймонд?

– Да,- коротко ответил он и продолжал раскрашивать.

– Так машина была красной? Ты уверен? Мне казалось, ты говорил, что она была серой?

– Я сказал, что она красная. Сейер, тщательно подбирая слова, отодвинул табурет от стола и заговорил:

– Ты сказал, что не помнишь цвет. Но что, скорее всего, машина была серая, как думает Рагнхильд.

Раймонд обиженно почесал себе живот. – Я лучше помню сейчас, знаешь. Я сказал вчера, тому, кто приходил, что она была красной.

– Кому?

– Просто мужчине, который проходил мимо и остановился у клеток. Он хотел посмотреть на кроликов. Я говорил с ним.

Сейер почувствовал покалывание вдоль позвоночника.

– Это кто-то знакомый?

– Нет.

– Ты можешь рассказать мне, как он выглядел?

Коротышка отложил красный карандаш и вытянул нижнюю губу.

– Нет, – сказал он наконец.

– Не хочешь?

– Просто человек. Ты все равно будешь недоволен.

– Будь так любезен. Я помогу тебе. Толстый или худой?

– Нормальный.

– Темный или светлый?

– Не знаю. Он был в кепке.

– Неужели. Молодой парень?

– Не знаю.

– Старше меня?

Раймонд взглянул на полицейского.

– О нет, не такой старый, как ты. Ты же совсем седой.

Ну спасибо, подумал Сейер.

– Я не хочу его рисовать.

– Можно не рисовать. Он был на машине?

– Нет, пришел пешком.

– Когда он уходил, то пошел вниз по дороге или вверх, на вершину Коллена?

– Не знаю. Я пошел к папе. Он был очень хороший, – вдруг сказал Раймонд.

– Охотно верю. Что он сказал, Раймонд?

– Что кролики замечательные. И не хочу ли я продать одного, если появятся маленькие крольчата.

– Продолжай, продолжай.

– Потом мы поговорили о погоде. О том, как сухо. Он спросил, слышал ли я о девочке у озера и знал ли я ее.

– И что ты ему сказал?

– Что я ее нашел. Он сказал, очень жаль, что девочка мертва. И я рассказал о вас, что вы были тут и спрашивали меня об автомобиле. Автомобиле, переспросил он, шумном автомобиле, который постоянно ездит по здешним дорогам на ужасной скорости? Да, сказал я. Его я тоже видел. Он сказал, что это. Это был красный «Мерседес». Я наверняка ошибся, когда вы спрашивали, теперь я припоминаю. Машина была красная.