— Я всегда знал, что ты дерьмо, — проговорил Моррис.

Он притянул Айка за футболку, словно хотел ударить еще раз. Мелькнула мысль о том, что сзади асфальт. Потом раздался чей-то другой голос.

— Ты вроде говорил, что одним ударом дух из него вышибешь, дубина.

— Не рассчитал, старик.

— Херня.

В глазах у Айка прояснилось, и он наконец разглядел, кто стоит за Моррисом — Престон в своей драной майке и красной бандане.

— Ну, давай еще разок, — умоляюще протянул Моррис, — сейчас уж я точно сворочу ему башку.

— Брось, ты уже продул мне пиво. — Престон повернулся и пошел к бару.

Моррис ослабил хватку.

— Расчухал, что к чему, сопля? — спросил он.

Оказавшись в своей комнате, Айк посмотрел на себя в зеркало. Он был весь залит кровью. Удар пришелся над правым глазом и рассек бровь. Рана была огромная. От одного ее вида его тут же вырвало в раковину. Он завернул в полотенце несколько кубиков льда и приложил ко лбу. В голове начинало пульсировать, соображать было трудно. Отчего-то он чувствовал себя преданным. Моррис что, наплел Престону про Айка и Барбару? И Престон поверил? Нет, судя по всему, дело было в другом, а вот в чем, Айк не понимал.

Он, должно быть, заснул, потому что когда открыл глаза, небо за окном было красное. В комнате было темно, душно и воняло рвотой. Лед растаял, подушка вся промокла, но кровотечение прекратилось. Айк встал открыть окно и чуть не упал. Уцепился за спинку кровати, передохнул и со второй попытки открыл-таки окно. Чтобы создать сквозняк, он открыл и дверь, потом снова лег. Айк долго лежал, глядя, как темнеет, а потом чернеет пурпурное небо, как пляшут мотыльки возле оголенной лампочки в коридоре. Это кружение мотыльков и темнота за пределами желтого круга напомнили ему о пустыне, о захламленном дворике и просевшем крылечке, где горел, прорезая дыру во тьме, фонарь и насекомые, слетавшиеся к нему со всего поселка, дробно стучали о его металлический колпак.

Он снова задремал, а проснулся оттого, что на него смотрела Мишель. Одетая в свою униформу, она стояла в дверном проеме. Волосы были забраны под берет — в первый раз на его памяти, — и это делало ее лицо более округлым, не таким взрослым.

— Схлопотал, — сказал он.

Мишель включила свет и наклонилась, чтобы рассмотреть раны. Потом пошла к шкафу и поискала чистую футболку и джинсы.

— Надень. — Она бросила одежду ему на кровать.

— Зачем это?

— Я сейчас возьму у Джил машину и отвезу тебя в больницу.

— Не нужно мне в больницу.

— Еще как нужно. Надо наложить швы.

— Не нужны мне никакие швы, — сказал он, опершись на локоть и следя, как Мишель идет к двери.

Она остановилась и повернулась к нему.

— Еще как нужны, если только ты не хочешь большущий шрам. Не спорь со мной, ладно? У меня мать медсестра.

— Даты водить не умеешь.

— Я все умею. Давай вставай и одевайся.

Она вышла и закрыла за собой дверь. Айк сел и стянул с себя рубашку. Так он и сидел, когда она вернулась. Мишель стала его одевать, а он испытывал дурацкое удовольствие, глядя, как она это делает, как двигаются ее руки, такие же большие, как у него, и, возможно, даже более сильные. Потом он встал и пошел за ней.

Машина Джил оказалась «Рамблером» 68-го года. Мишель не очень-то справлялась с ручной передачей и всю дорогу нервно дергала рукоятку. До Общественной хантингтонской больницы — той самой, куда после драки доставили Терри Джекобса, — было пять или шесть миль.

Все было совсем не так плохо, как ожидал Айк. Его положили на белый стол в ослепительно белой комнате и осмотрели голову. Наложили швы, сделали укол и прописали нембутал.

Он стоял и ждал рецепт в конце коридора, который вел в приемную скорой. Там он их и увидел. Мелькнули грязные джинсы и футболка, и этого было достаточно, чтобы ноги у Айка подкосились. Каким-то образом он сразу понял, что случилось. Затем он увидел Барбару, которая шла, прижимая к лицу носовой платок. Айк тут же направился к ней. Мелькали серые двери, флюоресцентные лампы, Мишель тянула его за руку… Барбара посмотрела на него расширенными, красными от слез глазами и ровным, спокойным голосом сказала, что самоанцы поймали Престона в мастерской. Он был один. Моррис уехал за запчастями. Какой-то случайный прохожий увидел драку и позвонил в полицию. Он, возможно, спас ему жизнь, хотя последствия травмы черепа до сих пор не известны. Однако в любом случае руки спасти не успели. Самоанцы засунули их в токарный станок, и Престону отрезало все пальцы, кроме больших.

На обратном пути Айк ничего не чувствовал и был как во тьме. Мишель помогла ему выйти из машины и отвела в комнату. Наркоз подействовал, и, когда он опустился на кровать, комната вокруг него медленно заколыхалась. Мишель легла рядом, он почувствовал на лбу ее холодные пальцы. Айк слушал, как она говорила, что все образуется и какой он хороший. А потом на него вдруг накатило. Он рванул в ванную и захлопнул дверь. Там он долго — пока небо за окном не стало светлеть — стоял на коленях, изрыгая свои внутренности в хантингтонскую канализацию, чтобы оставить городу о себе хоть какую-то память.

Айк Такер неделю не выходил из комнаты. Чувствовал он себя так, будто это ему раскроили череп и отрезали пальцы. Он лежал на кровати и смотрел, как меняют очертания тени на потолке. Иногда стоял у окна и глядел сквозь грязное стекло на нефтекачалку и птиц. Может, все было бы по-другому, не потеряй он доску. Айк скучал по своим утренним рейдам и теперь с горечью вспоминал о поездке на ранчо.

Приходила к нему только Мишель. Она приносила с работы поесть и все пыталась уговорить пойти прогуляться. К середине недели стало очень жарко.

— Сходил бы хоть на пляж, — сказала Мишель, — по крайней мере освежишься.

Айк пожал плечами. Он стоял у окна и смотрел на замершие в неподвижном горячем воздухе пальмы.

— Боишься встретить Морриса? — в ее голосе не было насмешки, но Айк все равно почувствовал раздражение.

— Какие же оба они придурки, — сказала она, — что Моррис, что Престон.

— Престон — нет.

— Да ну. Что ты делаешь из него героя? Тупой байкер, и больше ничего. Разве ты сам не видишь?

— Нет, — он отвернулся от нее и глянул на двор, — ты не соображаешь, о чем говоришь.

— Я? Это я не соображаю, о чем говорю? Славно! Слушай, мне жаль, что с ним так вышло. Но ведь он же был рядом, когда Моррис чуть тебя не убил. Ведь это ты сказал, что он был там. Они поспорили, сумеет ли Моррис выбить из тебя дух одним ударом.

Айк стоял и молча глядел в неподвижный воздух. Сейчас он очень жалел, что все ей рассказал. В ее словах была доля правды, и он не знал, что и думать. Может, он слишком долго просидел в пустыне и начитался книжек, придумывая себе отца, которого никогда не знал, и даже надеясь увидеть в этой роли Гордона. Возможно, на этом все и замешано? Или он вообще какой-нибудь потенциальный гомик? Нет, все не так просто. Только одно Айк знал точно: Престон не был всего лишь тупым байкером. В этом Мишель ошибалась, но он не собирался говорить ей об этом. Она подошла и встала позади него.

— Почему ты не сходишь и не поговоришь с Хаундом? Он ведь звал тебя. Может, он даст тебе доску.

— Ну как ты не понимаешь, — повернулся к ней Айк, — он ведь приложил руку к тому, что случилось с Престоном.

— Нет, я не понимаю. Это с ведома Престона тебя поколотил Моррис. Это Престон зарезал друга Хаунда. Он просто тупой байкер, такой же, как все остальные. Понятия не имею, что ты так за него держишься, вместо того чтоб поближе сойтись с Хаундом. А Хаунду ты нравишься.

Он решил больше не спорить с ней насчет Престона.

— С чего ты взяла, что я ему нравлюсь?

— Ну взять хотя бы, что он называет тебя братом.

— Он всех так называет.

— Нет, не всех.