— Ну и что с того? По крайней мере, у Хаунда всегда хорошая травка.

— Просто я думаю, что должен идти один, вот и все.

— Нет, просто ты не хочешь, чтобы я ходила к Хаунду, — отозвалась она, — потому что ревнуешь.

— Еще чего. — Он вскочил и подошел к окну.

Айк терпеть не мог, когда она говорила тоном эдакой сладенькой малютки. Она лежала, опершись на локоть, волосы рассыпались по плечам, и ему захотелось подойти и согнать с ее лица эту вот улыбочку. И одна из причин заключалась в том, что она была права. Он ревновал. Хаунду не занимать опыта в подобных делах, и если уж он положил глаз на какую-нибудь девчонку, добиться своего сумеет. Айк отвернулся и уставился в темноту за окном. Мишель подошла к нему, голос ее смягчился.

— Зря ревнуешь, — сказала она, — я ведь знаю, что нравлюсь ему. И знаю, чего он хочет. В такого, как он, не трудно втрескаться по уши.

Ему хотелось, чтобы она заткнулась. Как же она резко менялась! Ну просто обалдеть можно. Иногда была такая близкая, такая понятная ему, а иногда они словно говорили на разных языках.

— То есть я хочу сказать, что у меня были такие парни и…

— Ну ладно, ладно.

Не хватало еще, чтобы она пустилась в рассказы о своих прежних парнях.

— Ну что ты психуешь? Я же говорила, что у меня было много парней. Ты так реагируешь, потому что нас воспитали по-разному и в разных местах. Думаешь, это значит, что я не люблю тебя?

Она стояла у него за спиной и при этих словах обняла его шею.

— Нет. Послушай, я не психую, просто думаю, что сегодня мне стоит пойти одному, вот и все.

Она снова присела на матрас.

— Ты ничего не ел, — сказала она.

— Перехвачу что-нибудь потом.

— Загляни ко мне, ладно?

— Ладно, если будет не слишком поздно.

— Будет поздно, все равно заходи.

В дверях он обернулся. Мишель по-прежнему сидела на постели, заложив за спину руки. Длинные тонкие ноги и руки, загорелая кожа, выгоревшие на солнце волосы, маечка, джинсы… Сейчас она была похожа на любую девчонку с пляжа — ну точь-в-точь как те, что сидели на поручнях пирса с маленькими радиоприемничками. Но все же Мишель была другая. Для него она была особенная, и Айк знал, что так будет всегда.

В доме на Пятой было темно. Айк подумал, что опоздал, и чуть было не ушел. Тем более что голова его была занята мыслями о Мишель, и очень хотелось вернуться. Но он решил, что нужно хотя бы постучать.

К его удивлению, дверь почти тут же открылась. На пороге стояла стройная темноволосая девушка, которую он раньше не видел. Она молча впустила его и провела в комнату, где на продавленных диванчиках сидели Фрэнк Бейкер, Хаунд Адамс и два брата Терри Джекобса. Они пускали по кругу трубку. Самоанца, которого избили утром, не было. Айк застыл в дверях, чувствуя себя чужим и ненужным.

— Заходи, — сказал Хаунд, — садись.

Айк сел на пол. Трубку докурили, не предложив затянуться Айку. С каждой минутой он чувствовал себя все более неуютно.

— Как поживает Мишель? — спросил Хаунд.

Он услышал, как один из самоанцев хохотнул.

— Ничего.

— Ничего и все?

— Это по десятибалльной шкале, — вставил Фрэнк, и послышался еще один приглушенный смешок. Темноволосая девушка улыбнулась.

Хаунд встал. На нем было бирюзовое ожерелье и яркая рубашка.

— Пойдем-ка прокатимся, — сказал он, глядя на Айка.

Хаунд повел его через задний двор к небольшому деревянному гаражу. Луна над головой светилась серебром, не было ни дуновения ветра. В гараже стоял двухместный «Корветт-Стингрей-65» с откидным верхом и корпусом из стеклопластика. Айк подождал в проулке, пока Хаунд выведет машину, потом закрыл ворота гаража и забрался внутрь.

Они промчались по темным улицам спальных кварталов к прибрежному шоссе, потом свернули на север, к холмам. Огни города уже скрылись из виду, когда Хаунд внезапно сделал так называемый полицейский разворот на сто восемьдесят и припарковался на ближней к морю стороне шоссе. Вокруг на холмах торчали нефтяные вышки, внизу простирались пляжи, которые до сих пор Айк видел только днем, — владения городских банд.

В машине было тихо и душно. Айк приспустил стекло. Он слышал шум прибоя, временами с пляжей доносилось ритмичное громыхание магнитофона. Один раз послышались голоса. Он вспомнил черные кострища, и ему стало интересно, какие они бывают ночью, когда в них вновь загорается пламя. Хаунд чего-то ждал. Не говоря ни слова, он поглядывал на часы. У Айка вспотели спина и ладони. В воздухе стоял неприятный специфический запах нефтяных колодцев. Хаунд нагнулся и открыл бардачок. Там были какие-то бумаги и что-то тяжелое, гулко стукнувшее о крышку бардачка. Подсветки панели хватило, чтобы Айк увидел пистолет. Хаунд ничего не сказал. Он снял оружие с предохранителя и положил его в карман рубашки, потом закрыл бардачок.

Прошло довольно много времени. Наконец со стороны пляжа Айку почудилось движение. Между нефтяными вышками к машине пробирались какие-то фигуры.

— Пошли, — сказал Хаунд, выбираясь из машины.

Адамс нагнулся, вытащил из-под сиденья большой бумажный пакет. Они захлопнули дверцы и направились к холмам. Там, во мраке, стояло несколько человек. Айк насчитал шесть. Все они были в белых футболках и темных брюках.

Подойдя поближе, он увидел, что это были молодые ребята, может даже еще школьники, и что все они — мексиканцы. Парни стояли полукругом, а когда Айк и Хаунд приблизились, повернулись и пошли к холмам. Обогнув нефтяную вышку, все остановились — здесь их не было видно с дороги. Рядом был обрыв и открывался вид на пляж. Внизу Айк рассмотрел костры, танцующие в огненном зареве пары и белую линию прибоя, откатывающуюся в темное море.

Мексиканцы принесли Хаунду деньги, а тот передал им пакет. Айка удивило, какие это молодые ребята, — он представлял их совсем другими. Кто-то пустил по кругу трубку. Подошла очередь Айка; он затянулся и передал трубку Хаунду.

— Борзой, — произнес один из парней, — Тони спрашивает, у тебя есть еще такие прикольные фотки?

Он показал открытку, и его спутники дружно загоготали. С вышки светил фонарь, но Айк почти ничего не успел разобрать, только понял, что это порнуха. Мелькнули широко раздвинутые ляжки и темный треугольник волос. Хаунд утвердительно кивнул.

— Будет вам еще, в обиде не останетесь.

— Давай-ка за так, мужик, мы постоянные клиенты. — Последовал новый взрыв смеха.

— За так ничего не бывает, — ответил Хаунд.

Айк не мог забыть фотографию. Показалось ему или вправду там была кровь? Он очень хотел взглянуть еще, но снимок уже исчез. Хаунд поднялся, встали и мексиканцы. Они пошли по тропе, ведущей к пляжу, и вскоре скрылись в темноте. Отряхивая джинсы, Айк попытался припомнить хотя бы одно из их лиц и понял, что не может. В памяти остались лишь голоса, белые футболки и блики света на заостренных носах черных ботинок.

В машине Хаунд протянул Айку свернутую пачку банкнот.

— Сосчитай, — сказал он.

Айк принялся считать, а Адамс вынул из кармана пистолет и снова засунул его в бардачок.

— Неплохо за одну ночь?

Айк кивнул.

— Теперь твоя очередь.

Они полетели назад, к залитому светом перекрестку Мейн-стрит и прибрежного шоссе, к веселой змейке огней хантингтонского пирса, уходящей в Тихий океан. Всю дорогу у Айка не выходили из головы слова Хаунда.

Они медленно подкатили к пирсу и развернулись. На этот раз Хаунд решил припарковаться не на самом шоссе, а на площадке для парковки — той самой, где произошла стычка с байкерами. Заглушив мотор, он повернулся к Айку.

— Ну, как доска?

— Ничего. Хорошо бы попробовать ее на волнах попроще.

— В конце сезона.

Айк кивнул.

— Из тебя может выйти толк, — сказал Хаунд, — ты сегодня неплохо держался. Помни, в серфинге надо не только делать, но и думать, что делаешь.

Хаунд помолчал, а Айк уставился в окно на темную линию пляжа.