Засыпая, я думала об обряде с зеркалом. Мне от одной мысли о прикосновении к мужчине неприятно. Но, тем не менее, эта церемония была намного более волнующей, чем я ее себе представляла.

В тот день мне больше не хотелось притворяться, будто я еще не разочаровалась в жизни. Иногда мое подсознание заставляет меня забывать то, что я знаю о людях. Я больше не верю в братство. Эта мысль преследовала меня сегодня весь день. Утром я шла в школу. Я немного опаздывала. Халеда и Бассира ушли раньше меня. Я шла быстрым уверенным шагом, смотря в землю, чтобы не привлечь ни одного взгляда. Я вышла на узенькую улочку перед домом, я хожу по ней, когда нет времени и нужно сократить дорогу.

Обычно мы идем по ней с сестрами. Эта улица узкая, как коридор. Стены домов очень высокие и между ними — ни малейшего просвета. Дома из самана очень хрупкие. Они быстро осыпаются. Кажется, они построены на время, саман быстро разрушается от ветра и землетрясений. Наши дома словно извиняются за свое собственное существование. У домов на этой узкой улочке стены, наоборот, крепкие и тяжелые. Они не всегда стоят прямо и порой вступают в опасные противоречия с законами тяготения. Я не люблю эту улицу, я чувствую, как дома давят на меня физически, и мне кажется, что стены смыкаются и не пропускают меня. Зря я пошла по этой короткой дорожке. Вся улица была погружена в прохладную тень, лучи солнца не проникали сюда. Я сощурилась от резкого перехода в тень. И увидела силуэт. Потом еще один. Мальчики лет пятнадцати подошли ко мне и перегородили дорогу. Они как ни в чем не бывало начали толкать меня, а я стукалась о них, как о стену. Один из них, с пушком над верхней губой, сорвал с меня платок. Другой, в кепке с надписью «Pepsi», воспользовался моментом, повалил меня на землю и быстро, даже сам того застеснявшись, просунул руку мне под тунику. Движения у них были грубые и резкие. Как у нахальных подростков, у которых нет никакого опыта. Я заплакала. Я не кричала. Я не люблю поднимать шум. Они расхохотались, а потом сказали мне что-то вроде: «Ты ничего другого не заслуживаешь», — и, смеясь, убежали. Все это длилось не больше трех минут. Мне казалось, что я раздвоилась: одной частью была моя бездействующая физическая оболочка, другой — мой мозг, с бешеной скоростью соображающий, как вытащить меня из всего этого. Ко мне уже не первый раз пристают мальчишки. Они всегда ходят тут, поблизости. Наверно, так они хотят заставить девочек бояться их и показать им, что те всегда будут слабее. От этой мысли мне хуже всего. Эти типы недостойны ничего, кроме презрения. Вспоминая этот случай, я жалею, что струсила и ничего не сказала. Я не пыталась убежать, я готова была смириться со своей участью. Последние дни я сама себя не узнаю. Ведь я же не фаталистка! Поэтому я дала себе слово: больше никогда такого не позволю. Я буду бороться против самого простого выхода — смирения с волей мальчиков. Я не имею права разочаровываться в жизни в свои тринадцать лет.

Сегодня утром я почувствовала, как мне все надоело. Мне хочется другой жизни. Когда я возвращалась с рынка, солнце светило так ярко, что все щурились и, казалось, смотрели в пустоту. Солнце было уже высоко, и тени на лицах ложились только под глазами и под носом. Мне было так жарко! У меня под платком вспотел затылок. Я подошла к колодцу, чтобы немного смочить лицо. Несколько мальчишек набирали воду в бидоны для стирки, или для заваривания чая, или для теста, из которого пекут хлеб. Или, может быть, для омовения перед молитвой. Я ждала своей очереди. Мальчик лет семи дрался с другим немного постарше, тот обвинял его, что он прошел без очереди. Никто не пытался их разнять, все уже привыкли к этим уличным дракам, которые кончаются так же быстро, как и начинаются. А я только подумала, что новое поколение такое же драчливое, как и поколение наших родителей. К чему нас все это приведет? Маленькая девочка в фиолетовом платье принцессы наполняла бутылку передо мной. Она похожа на куклу: в этой шумной толпе она как чужая. Наполнив бутылку, она ушла, шурша своим фиолетовым платьем. Ее туфельки при каждом шаге попискивали, а на подошве у них загорался красненький огонек. Все дети мечтают теперь о такой обуви.

Я сделала несколько глотков. Невероятно, как вода наполняет тебя энергией, когда ты испытываешь невыносимую жажду. Я не знаю, когда мысль о том, чтобы убежать, пришла мне в голову. Мне так надоела эта потная, удушливая жара. В толпе на рынке я почувствовала себя такой одинокой. Я вдруг вспомнила о мсье Марке. Это американский наемный солдат, который работал в Кабуле. Кажется, он отвечал за безопасность какого-то американского предприятия, но я никогда особо не понимала, в чем состояла его работа. Я предпочитаю этого не знать. Сейчас он в Ираке. Однажды мы с ним разговаривали, и он рассказал мне о Банд-э-Каргах. Это озеро в двенадцати километрах от Кабула. По пятницам, когда у всех выходной, многие семьи устраивают у этого прохладного озера пикники. Мне ужасно захотелось туда поехать. Я по секрету сказала об этом Бассире. Из моих сестер она самая смелая. Она не боится маму и всегда готова участвовать в маленьких авантюрах. Мы с ней все время устраиваем какие-нибудь тайные сговоры. Мы позволяем себе хитрить.

Мы договорились встретиться у школы в 12.20. Но вместо того чтобы идти на уроки, направились к автобусной станции, которая находится напротив министерства внутренних дел. У меня в кармане туники было 5 долларов. Я купила у местного бакалейщика пачку чипсов — моя маленькая слабость — и две холодные содовые, только что из бака со льдом. Мы прошли мимо гостиницы «Мустафа» и продавца кебабов, повернули направо и подошли к небольшой площади, где останавливаются автобусы. На ней толкался народ. Крики смешивались с рычанием выхлопных труб и голосом водителя, объявляющего конечную остановку. Один из автобусов под завязку заполнили новобранцы Национальной афганской армии. На них была полевая форма. Одни спали, опершись головой на стекло. Другие смеялись. Я не слышала их голосов. Но я видела их взгляды. И по ним догадалась, какие грубые шутки раздавались из автобуса. Кругом все было загромождено. Посреди площади стояли автобусы и всякие разные продавцы. На земле, скрючившись, прямо напротив выхлопных труб на чемоданах сидели женщины. У них, должно быть, кружились головы от всех этих газов. Некоторые держали на руках детей. Мне стало жаль их, как же им должно быть жарко под этими синтетическими паранджами. Они ждали мужей или братьев, которые пошли покупать билеты. В этой же сутолоке мальчишки-попрошайки просили подать монетку, торговцы платили бакшиш, чтобы отвезти товар в провинцию, писцы под диктовку писали письма, которые отправлялись далеко живущей родне с ближайшим автобусом. Мне нравится эта автобусная станция. Больше всего я люблю угадывать, откуда тот или иной автобус. Афганистан — это как кладбище слонов. Весь хлам с Запада обретает здесь вторую жизнь. Так же и с автобусами. На некоторых так и осталась надпись «Schiilertransportes», представляю, как удивились бы немецкие школьники, увидев свой старый автобус, до отказа набитый мужиками в тюрбанах! У русских «камазов» вид более важный, в них под тентами перевозят только товары. Итальянский автобус, судя по надписи, видимо, из Рима: поверх слова «Roma» на нем написали «KBL» — то есть Кабул.

— Ну что, Диана, идем? Зендагуй мегзага, жизнь не ждет…

Бассира всегда спешит. Она не такая задумчивая, как я. Я оставила свои размышления и принялась искать нужный нам автобус. Бассира уже говорила с одним из водителей:

— Озеро Банд-э-Каргах? Сегодня туда нет автобуса. Он только по пятницам. Спроси вон у того водителя, по-моему, он останавливается там недалеко. Но там еще пешком придется идти. Автобус действительно проезжал мимо гостиницы «Интерконтиненталь» на северо-западе Кабула, но потом сворачивал на дорогу к Газни. Водитель согласился за 30 афгани довезти нас до развязки с дорогой, которая ведет в Каргах. Было жарко и душно, в автобусе нестерпимо воняло потом. Окна с нашей стороны непонятно почему были заколочены. Но это еще ничего, ко всему прочему у автобуса не было амортизаторов, и судя по всему, уже давно. Его трясло от малейшей выбоины на дороге, и мне от этого стало плохо. Меня жутко затошнило. Бассира дала мне глоток своей содовой. Я закрыла глаза.