И еще одно событие, важное, большое, случилось в жизни Наташи. Она с золотой медалью закончила среднюю школу, а вместе с этим и музыкальную, осталась на год в семье брата и поступила библиотекарем на строительство металлургического завода. Однажды в клубе строителей шел концерт художественной самодеятельности. В первом ряду, справа от директора, сидел молодой, но уже известный всей стране пианист, профессор. Он учился в одной школе с директором завода и, совершая поездку по республике, заехал с ним повидаться. Профессор чувствовал себя неважно, и на концерт художественной самодеятельности директор затащил его не без труда.

Когда объявили Наташино выступление, он разглядывал большой красиво оформленный стенд: «Стахановцы передового цеха».

И вдруг случилось непонятное. Оттуда, со сцены рабочего клуба, в зал пришла настоящая музыка, талантливая музыка! Звуки росли, крепли, воскрешая в памяти едва ли не самое любимое им произведение Бетховена. Профессор машинально начал отбивать такт. Потом поднял глаза на сцену и увидел девушку в голубом платье. Он невольно залюбовался ее плавными движениями и наклонился к директору:

— Миша, Миша! Ты будешь преступником, если из отправишь эту девушку учиться в консерваторию. Кто она и чем занимается?

В тот же вечер директор познакомил его с Наташей. Профессор порывисто пожал ей руку, и глаза его радостно заблестели.

— Играете не совсем верно и точно, — заговорил он, — но в вашем исполнении много своеобразного, красивого. У вас несомненное дарование. Вам обязательно надо учиться.

И, несмотря на то, что учебным год в консерватории уже начался, профессор обещал устроить Наташу в свою группу. Прошел месяц. Наташа получила из Москвы письменное предложение поступить в консерваторию. Ехать в Москву ей предстояло в феврале, а оставшийся месяц райком комсомола предложил ей поработать в энском авиационном полку, где заболел библиотекарь. Приехавший на строительство подполковник Оботов сумел уговорить директора отпустить Наташу. Она не возражала. Наташа никогда не бывала в авиагородке и ничего не знала о жизни летчиков. Правда, она ежедневно видела, как над крышами городских зданий с тонким гулом пролетали стремительные машины, смело раскалывая голубую небесную высь. Иногда она встречала летчиков и в городе. Их обветренные сухощавые лица всегда возбуждали интерес. Наташе казалось, что те, кому повинуется самолет, это какие-то особенные, отличные от других люди. Ей нравилась их суровая, полная романтики профессия. «Почему бы не поработать у них?» — подумала Наташа. К тому же там в клубе есть пианино, и она сможет каждый день заниматься.

Нет, об этом не рассказала Наташа в своей автобиографии. А ведь если бы она это сделала, пожалуй, и получился бы настоящий рассказ о прожитом в трудные годы войны детстве, о начале юности.

…В библиотеке Наташа работала уже третий день. В двух маленьких, до отказа забитых книгами комнатах она чувствовала себя настоящей хозяйкой. Книг здесь было очень много, но за время отсутствия библиотекаря — а болел он уже три месяца — библиотека пришла в хаотическое состояние, книги валялись на полу между стенками шкафов, пыльные, с запачканными переплетами. Вооруженная ножницами и клеем, Наташа с жаром взялась за дело. Она нарезала из бумаги тонкие полоски и заклеивала порванные листы, стирала пыль, разбирала книги по полкам. Потом она стала приводить в порядок читательские формуляры. За этим занятием ее и застал майор Мочалов, заглянувший вечером в библиотеку.

Поздоровавшись с Наташей, Мочалов осведомился, как она устроилась, и несколько смущенно предложил:

— Если будут какие затруднения, обращайтесь ко мне, постараюсь помочь.

Девушка поблагодарила и улыбнулась, вспомнив, что примерно такую же фразу за эти трое суток она слышит уже в третий раз. Этим закончил свой первый разговор с ней подполковник Оботов, об этом сказал в короткой беседе Земцов. Наташа выжидающе помолчала, и Мочалов пояснил цель прихода:

— Хочу посмотреть читательские карточки офицеров нашей эскадрильи.

Девушка достала ящик с формулярами и деловито осведомилась:

— Кого вы имеете в виду?

— Некоторых, — рассматривая ее, сказал Мочалов. — Прежде всего Ефимкова, потом Цыганкова, Карпова, Спицына…

Наташа извлекла четыре формуляра.

Сергей вынул автоматическую ручку, записную книжку и стал заносить в нее названия книг.

Наташа с нескрываемым любопытством наблюдала за Мочаловым.

— Вы с ними, наверное, литературную викторину будете проводить, раз с такой старательностью записываете? — со смешинкой в глазах спросила она.

Сергей улыбнулся.

— Интересуюсь, любят ли мои подчиненные книги, что читают.

— А разве и это входит в ваши командирские обязанности?

Сергей утвердительно кивнул.

— А я полагала, что это имеет самое отдаленное отношение к самолету, — протянула она. — Оттого, что всего Тургенева прочитаешь, летать лучше не станешь.

— Как сказать. Иногда и Тургенев помогает. — Мочалов усмехнулся, спрятал записную книжку и попрощался.

Весть о том, что библиотека снова заработала, быстро облетела гарнизон Энска. Недостатка в посетителях не было. Очень часто летчики и техники приходили сдавать книги прямо после полетов, выкладывали их из глубоких карманов своих комбинезонов, и от переплетов иной раз попахивало бензином.

Вчера зашли два молодых лейтенанта. Один, с тщательно подбритыми усиками и подвижными темными глазами на обветренном лице, оказался тихим и неразговорчивым, другой, с небрежно спущенной на лоб белокурой челкой и двумя золотыми коронками зубов, сохранял неизменную насмешливую улыбку. Не успел этот второй закрыть за собой дверь, как тотчас же толкнул товарища локтем в бок.

— Видал, — зашептал он, но достаточно громко, так, чтобы девушка расслышала, — сейчас я раскину сети своего красноречия.

Делая вид, что перебирает читательские формуляры, Наташа исподлобья наблюдала за посетителями. Белокурый снял с головы фуражку, провел ладонью по челке, словно намереваясь откинуть ее назад, и картинно приподнял плечи.

— Добрый вечер, — произнес он надтреснутым тенорком. — Вы давно в Энске? Никогда бы не подумал, что у нашего начальника клуба, этого сухаря Палкина, могут появиться такие кадры. Я уверен, что с вашим приходом число читателей в нашем Энске утроится. Давайте знакомиться. Моя фамилия Пальчиков, а это Никита Петрович Карпов.

Наташа поправила тяжелые светлые волосы. Полураспущенные сзади, они ложились волнами на меховой воротник ее шубки. Шубка была расстегнута, на синем шерстяном платье Пальчиков разглядел белую костяную брошку в форме лиры. Наташа встала. На тонко очерченных губах — над верхней темнела родинка — появилась подзадоривающая улыбка.

— Ну что ж, давайте знакомиться, — отозвалась она приветливо. — Я Наташа!

— Чудесное имя! — подмигивая Карпову, воскликнул озорной Пальчиков. — Клянусь клятвой летчика-истребителя, что в субботу на танцах я завоюю вас на все фокстроты.

— Вы не угадали, — усмехнулась Наташа, — я предпочитаю вальс и… хороших кавалеров.

— А разве мы не хорошие?

— Поживем, увидим. Чтобы человека узнать, надо пуд соли съесть.

— К нам в военторговский магазин соль завозят не часто, — вновь заговорил Пальчиков, — может, одним пудом соли весь наш гарнизон живет. Что же это будет, если мы его съедим вдвоем?

— Вы очень самоуверенны. Разве я сказала, что собираюсь этот пуд соли съедать вместе с вами? Избави бог. Я не настолько жестока, — отпарировала Наташа.

Молодые летчики были не такими людьми, чтобы отступать перед первой неудачей. Холодный прием библиотекарши их только раззадорил.

— Мы на ваше внимание рассчитывали, Наташа, — вздергивая плечами, продолжал Пальчиков, уже называя ее по имени, — а вы оказались такой же, как и ваш непосредственный начальник товарищ Палкин.

Наташа улыбнулась, припомнив сухое, равнодушное лицо старшего лейтенанта.

— А какой же он?

— Человек, который вырос и воспитался по инструкции, — засмеялся Пальчиков. — Разве не заметили его самое любимое выражение: «Положено по инструкции», «Не положено по инструкции»? Раз он ехал с женой в отпуск. Времени до поезда было мало, а нужно билет взять, багаж сдать, то да се. Вот жена звонит ему с вокзала: «Ваня, успеем ли мы к поезду, приезжай скорее и помоги». А он со спокойствием древнегреческого оракула отвечает… — Пальчиков вытянул лицо, изображая начальника клуба, изменил голос: — «Ничего, Оля, делай все по железнодорожной инструкции и уехать успеешь». Вот он какой, ваш товарищ Палкин.