— Придет и наше время, Еременко. — И спокойно полез в кабину.

Полеты начались ровно в десять. Первым поднялся самолет-буксировщик с привязанным к нему за длинный трос полотняным конусом, по которому летчикам предстояло стрелять в воздухе. Пока буксировщик ревел на старте, конус лежал на снегу серым мятым полотнищем. Но едва машина рванулась вперед для разбега, тонкая линия троса выпрямилась и серое полотнище стало шевелиться, как живое. Оно потащилось по снегу, затем приподнялось, наполняясь сильным потоком воздуха, и, когда рассталось с землей, приняло завершенную форму конуса.

— «Чибис-два», я «Родина», — командовал со стартового пункта подполковник Земцов, — выруливайте!

Самолеты капитана Ефимкова и лейтенанта Пальчикова отделились от стоянок и, подпрыгивая, побежали к взлетной полосе. Сержант Еременко тревожными глазами проводил свою «четверку». «Хоть бы на взлете не подвел», — подумал он с опаской про лейтенанта. Но вопреки опасению Пальчиков взлетел удачно и быстро пристроился к ефимковской «двойке».

Пальчиков не мог знать, что накануне, когда его включили в плановую таблицу учебных полетов, между Ефимковым и Мочаловым произошел такой разговор:

— Хоть четвертуйте меня, товарищ майор, но вместе с Пальчиковым иду на задание в последний раз, если он повторит хотя бы одно из своих художеств.

— Давайте не делать поспешных заключений, товарищ Ефимков, — недовольно перебил Мочалов. — Я проверял Пальчикова, и, думаю, он с полетом справится…

…Сейчас, пролетая над заснеженным предгорьем, Пальчиков, как никогда, верил в себя. Сколько готовился: с Оботовым, со Спицыным, один. Еще никогда не было такого сильного желания отлично выполнить задание. Воля сделала упругим каждый нерв. «Нет, товарищ подполковник, — словно продолжая недавнюю беседу с Оботовым, говорил лейтенант, — Пальчиков себя еще покажет. В нем тоже есть кое-что от Маресьева и Корчагина».

Набрав высоту, Ефимков умышленно сделал боевой разворот. Он бросил «двойку» вправо в полной уверенности, что ведомый с опозданием даст «ногу и ручку». Но истребитель лейтенанта Пальчикова, разрезав голубизну неба, рванулся вперед и шел вплотную с небольшим принижением, как и требовало задание. «Держишься? — удивился Ефимков. — А ну, попробуем еще разок». Кузьма перевел машину в угол набора. «Двойка» свечой ринулась ввысь.

— «Чибис-четыре», — скомандовал он Пальчикову, — переходим в пике!

Внезапно сломав линию полета, Ефимков заставил свой истребитель помчаться вниз. Ветер свирепо засвистел за стеклами кабины. После вывода машины из пикирования капитан сразу повторил боевой разворот и «горку», не давая ведомому опомниться. Если бы сейчас рядом летел самый опытный летчик, то и ему трудно было бы сохранить интервал и дистанцию. Ефимков чуть-чуть наклонил самолет на крыло и посмотрел, далеко ли позади ведомый. Ему тотчас же пришлось придать машине противоположный крен, потому что истребитель с «четверкой» на хвосте был совсем близко и сокращать расстояние стало рискованно. Нет, произошло нечто странное: Пальчиков не оторвался ни на метр. Будто связанный незримыми нитями с машиной командира, он повторял одно стремительное перемещение за другим.

— «Чибис-четыре», пилотируете отлично, — не утерпел Ефимков и сразу же приказал: — Атакуем конус. Я иду первым.

Самолет-буксировщик с серым конусом проплывал внизу слева под углом к линии полета Ефимкова. Кузьма стремительно спикировал и очутился в хвосте у полотняного «противника». В сетке прицела он увидел очертания конуса и, маневрируя, стал сближаться. На положенной дистанции выровнял самолет, нажал гашетки. Машину встряхнуло от дробного грохота пушек.

— «Чибис-четыре», атакуйте! — крикнул он по радио Пальчикову, бросая «двойку» вверх.

Набрав высоту, Кузьма осмотрелся. Пальчиков выходил из пикирования и сближался с мишенью. Резко заломив машину его, «ефимковским», приемом, лейтенант достиг наивыгоднейшего для стрельбы положения. Желтая дорожка трассы протянулась от капота «четверки» к конусу и внезапно оборвалась. Как и любой опытный летчик, Кузьма знал: если трасса оборвалась, встретившись с целью, значит, цель поражена. «Но как он сманеврировал, — подумал Ефимков о Пальчикове, — как сманеврировал!»

Подполковник Земцов не видел всего, что происходило в воздухе. Неотложный телефонный разговор оторвал его на несколько минут. Он возвратился к наблюдению, когда один из самолетов внезапным маневром близко подошел к надутому конусу и дал длинную очередь.

— Это, я понимаю, атака! — восхищенно воскликнул Земцов. — Сразу виден почерк Ефимкова.

— Обознались, товарищ командир, — заметил Оботов, — то не Ефимков, а Пальчиков…

Земцов оторвал взгляд от голубого неба и насмешливо дернул нижней губой.

— Что? Да если бы это был Пальчиков, мне бы осталось только запеть: «Вот уж сорок лет живу, ни во сне, ни наяву…» — он похлопал себя по бедрам и рассмеялся. — Никак нет, товарищ Оботов. Такой выход на дистанцию открытия огня у нас один Ефимков способен сделать… разве вот еще майор Мочалов.

— И тем не менее это Пальчиков, — спокойно повторил замполит.

Земцов продолжал возражать, но на всякий случай потянулся за микрофонной трубкой и попросил радиста вызвать «двойку».

— Сейчас я вам представлю более убедительные аргументы. «Чибис-два», «Чибис-два», — закричал он в трубку, — вы две минуты назад атаковали конус? Отвечайте!

— Я «Чибис-два», я «Чибис-два», докладываю: две минуты назад конус был атакован «Чибисом-четыре». Повторяю: не мной, а «Чибисом-четыре».

Земцов потешно зашевелил лохматыми бровями.

— Сдаюсь, замполит, честное слово, сдаюсь. Никогда бы не подумал…

В стороне от бетонированной посадочной полосы упал конус, сброшенный самолетом-буксировщиком. Его тотчас окружили летчики и техники.

— Какого цвета у Пальчикова были снаряды? — спросил Мочалов.

— У Пальчикова желтые, у Ефимкова красные, — поспешно доложил Скоробогатов. — А ну-ка, Еременко, быстро подсчитать пробоины!

Пока Нефедов поднимал над землей то одну, то другую сторону конуса, десятки глаз искали дыры в сером полотнище. Сержант Еременко торопливо бубнил:

— Одна красная, две желтые, еще одна красная, еще две желтые.

— Ого! Да лейтенанту Пальчикову можно дважды поставить отличную оценку! — воскликнул Скоробогатов. — Даже у Ефимкова на одну пробоину меньше.

Конус быстро оттащили подальше от бетонированной полосы, потому что самолеты уже заходили на посадку. Вскоре и «двойка» и «четверка» зарулили на свои стоянки. Ефимков первым вышел из кабины, освободился от парашюта и, ничего не говоря подоспевшему механику, бросился к самолету лейтенанта. Пальчиков стоял рядом с истребителем и синим клетчатым платком вытирал на лбу обильный пот. Кузьма подошел вплотную и взволнованно заговорил:

— Ну и ну! У кого вы научились так вести атаку?

— У вас, товарищ капитан, — несмело ответил Пальчиков.

Ефимков порывисто сгреб его в объятия.

— Ах, молодец! А я-то каркал, что из вас не выйдет истребителя… Вот-то ошибся. Да ведь вы золотой для авиации человек!

Вряд ли когда-нибудь Пальчиков покидал аэродром таким возбужденным и счастливым, как сегодня.

На «красной линейке» высился столб, к которому обыкновенно прикрепляли боевой листок. Сейчас у столба толпились сержанты и офицеры. Пальчиков приподнялся на цыпочки. «Что там за сенсация?» И вдруг зарделся, отступил. Захотелось поскорее отойти незамеченным в сторонку. На первом столбце боевого листка рукой писаря Сеничкина было выделено красными крупными буквами:

Пальчиков неожиданно лоб в лоб столкнулся со своим механиком, сержантом Еременко. И тут летчик не удержался.

— Ну что, сержант, — озорно подморгнул он левым глазом, — и про нас сегодня упомянули. Выходит, что и мы не самые последние. Так-то!

Пальчиков ладонью поправил свою челку и, весело насвистывая, зашагал дальше…