— Осмотреть? Вы за кого меня принимаете, за супермена? Я и в молодости не обладал рентгеновским зрением, а уже сейчас точно нет.

— Конечно, доктор, но если вы хотя бы…

— Хотя бы что? Чем тратить время попусту, немедленно везите его в больницу! Он же наверняка мучается! Идите!

Доктор указал на дверь. Джал выскочил вон, довольный, что ноги унес.

Доктор Фиттер запер дверь и с ворчанием пошел на кухню жаловаться миссис Фиттер на нынешнее поколение парсов, на этих бестолковых, дрожащих идиотов, живое доказательство вырождения народа.

— Когда вспоминаешь наших праотцев, промышленников и кораблестроителей, которые заложили основы современной Индии, филантропов, которые дали нам, парсам, больницы, и школы, и библиотеки, и парки, какую славу они принесли нашей общине и всей стране. А этот болван не может за отцом присмотреть! Не может принять простое решение и отвезти старика в больницу на рентген.

— Да-да, — нетерпеливо отозвалась миссис Фиттер, — скажи мне лучше, Шапурджи, тебе яйцо подать вместе с кимойили отдельно?

— Отдельно. Надо ли удивляться, что общине предрекают гибель? Демографические данные говорят о том, что через пятьдесят лет мы вообще перестанем существовать. Может быть, оно и к лучшему. Что толку от общины бесхребетных слабаков? Только по названию парсы.

Он расхаживал между кухней и столовой, продолжая кипеть негодованием, пока миссис Фиттер не сказала, чтоб он садился за стол. Она подала обед и щедро наполнила его тарелку. Аппетитно благоухающее рубленное мясо с пряностями, яйцо, поблескивающее круглым желтым глазом, сразу привели доктора в отличное расположение духа.

— Чему быть, того не миновать, — сказал он, принимаясь за еду. — А пока — ешь, пей и радуйся жизни. Потрясающе вкусная кима,Техми.

Отказ Фиттера прийти на помощь настолько возмутил Куми, что она даже не осознала серьезности ситуации, которой вполне проникся Джал.

— Почему ж он не пришел, если это настолько серьезно? Прежде чем в больницу мчаться, надо вызвать папиного доктора.

— Но Тарапоре тоже потребуется рентген. И потом нам придется платить и ему за визит, и за больницу.

Наконец решили ехать в «Парси Дженерал». Грузчики уложили Наримана, который снова впал в полузабытье, на заднее сиденье такси, Куми села с шофером. Нариман стонал от боли, когда машину встряхивало на дорожных выбоинах.

— Уже почти приехали, папа. — Куми перегнулась с переднего сиденья и взяла его за руку.

Нариман ухватился за ее пальцы, как перепуганный ребенок. Она чуть было не отдернула руку, но, подавив импульс, успокоительно ответила на его движение. В стекло заднего обзора было видно второе такси, в котором ехали Джал и грузчики.

* * *

Изучив рентгеновский снимок, доктор Тарапоре проконсультировался со специалистом, поскольку перелом осложнялся наличием остеопороза и болезнью Паркинсона. Об операции не могло быть и речи. Левую ногу Наримана загипсовали от бедра до пальцев.

Ассистент, накладывавший гипс, носил очки, и по мере его работы стекла все сильнее забрызгивались белым. Он болтал без умолку, стараясь отвлечь старика от боли.

— Как это с вами случилось, сэр?

— Оскользнулся и свалился в канаву.

— У вас, видимо, сложности с бифокальными очками?

— Очки винить нельзя. Канава была не огорожена.

— Просто позор.

Ассистент — его звали Рангараджан — приостановил работу и проверил консистенцию гипса в лотке.

— Да, тротуары превратились в серьезную опасность. Буквально на каждом шагу замечаешь препятствия, угрожающие жизни и здоровью публики.

Нариману пришло в голову, что ассистент нашел бы общий язык с Джалом и Куми: он явно разделял их тротуарофобию.

Мистер Рангараджан хохотнул:

— При наших постоянных тренировках, мы все можем претендовать на золотые медали в соревнованиях по бегу с препятствиями. Любой бомбеец. Или теперь полагается говорить — любой мумбайкар?

Понизив голос, он продолжил в менее шутливом ключе:

— Сейчас не знаешь, где встретишься с фанатиком из Шив Сены или блюстителем новых порядков и ревнителем новых имен. Я слышал, что люди из Шив Сены сумели проникнуть в почтовые учреждения и предают огню все письма и открытки, адресованные в Бомбей вместо придуманного ими Мумбая.

Он начал разглаживать гипс, местами смачивая его водой для постепенного отвердения.

— Вы позволите задать вам вопрос, профессор Вакиль?

Нариман кивнул. Он получал удовольствие от старомодных оборотов речи этого явно образованного южанина и радовался его словоохотливости.

Мистер Рангараджан хотел узнать, нет ли у профессора друзей или коллег за границей, которые могли бы помочь ему найти работу, поскольку он намерен эмигрировать. Он направил письма в целый ряд стран, в том числе в США, Канаду, Австралию, Англию и Новую Зеландию.

— Даже в Россию. Хотя после краха Советского Союза индийцев встречают там менее тепло, чем прежде. В былые времена между нашими странами существовала любовь — сколько новорожденных русских мальчиков получали имя Джавахарлал, скольких девочек назвали Индирами. Сомневаюсь, что нынче русские называют своих детей Нарасимха или Атал Бехари.

— Нынче они, вероятно, называют детей Пепси или Ренглер, — сказал Нариман.

Мистер Рангараджан засмеялся и вытер случайный шлепок гипса.

— Прошла эпоха, когда среди нас взрастали великие лидеры. У нас страшная засуха.

— Проблема всего мира, — ответил Нариман. — Посмотрите на Соединенные Штаты, Англию, Канаду — везде у власти никчемушники.

— «Никчемушники», — повторил мистер Рангараджан. — Замечательно, профессор Вакиль, я должен запомнить это словечко. Но, на мой взгляд, это всего трагичней для нас. Цивилизация, насчитывающая пять тысячелетий, народ численностью в девятьсот миллионов — не могут создать одного великого лидера? Как мы сейчас нуждаемся в Махатме — в Великой Душе.

— Но получаем микро-мини-душонки.

Мистер Рангараджан понимающе улыбнулся. Выскребая остатки гипса из лотка, он возвратился к начальной теме, от которой отвлекся.

— Я работал в кувейтской больнице. Но после войны в Персидском заливе всех выставили вон. Джордж Буш нанес удар по иракцам и прикончил наши рабочие места. Теперь главная моя цель — уехать туда, где у меня будет перспектива. Лучше всего в Соединенные Штаты.

«А как насчет перспективы для его души, — подумал Нариман, — улучшится она в чужой стране?»

К тому времени, как мистер Рангараджан закончил гипсовать ногу, его фартук и руки по самый локоть были белы как у пекаря. Наримана увезли на каталке в мужскую палату.

Позже к нему снова зашел доктор.

— Как вы себя чувствуете, профессор Вакиль? — спросил он, нащупывая пульс.

— Запястье у меня в порядке. Проблема с лодыжкой.

Доктор Тарапоре улыбнулся, довольный: давно известная профессорская саркастичность не убыла, несмотря на страдания. Хороший признак. Доктор, которому недавно перевалило за сорок, был студентом Наримана Вакиля, задолго до того, как профессор стал его пациентом. Их свело принудительное кормление английским, курс которого сделали обязательным для студентов всех негуманитарных факультетов в первые два года обучения в колледже.

Однако вчерашняя встреча с профессором Вакилем на фоне голых больничных стен лишила Тарапоре покоя. И сегодня с самого утра его обуревали странные чувства — ностальгия, грусть, сожаление о потерянном времени, об упущенных возможностях — и он не мог понять причину этих человеческих реакций.

И еще — в уме преуспевающего врача неотвязно звучали строки из «Сказания о Старом Мореходе». Сам изумившись, запутавшийся медик начал читать стихи, которые когда-то Нариман заставлял учить своих студентов: