Он вздрогнул, когда его тронули за плечо, прервав эти кровавые сны наяву.

— Чем вы так поглощены? — спросил Капур.

— Простите, не заметил, как вы подошли. Я работаю над расценками школы Дон Боско.

— Отлично.

Капур повертел в руках большой конверт из плотной бумаги и бросил его на стол Йезада.

— Что это?

— Утром заходили двое ваших друзей.

— Друзей?

— Наших с вами друзей — приходили эти ублюдки, Баладжи и Гопинатх со своими тоненькими усишками. — Он оглянулся и понизил голос: — Я их сразу увел к себе, чтобы не пугать Хусайна. Это для них, — Капур постучал по конверту. — Тридцать пять тысяч. Я взял их из кейса.

Йезад заглянул в конверт. Выражения изумления, ужаса и отчаяния, сменяя одно другое, пробежали по его лицу.

— Я тоже изумился, — ответил на это Капур. — Не думал, что они вернутся.

— Но… — Йезад поднялся на ноги. Голос его дрожал. — Но это же безумие! Вы дали им деньги!

— Не читайте мне лекцию! Чего вы добиваетесь, чтобы они мне глотку перерезали? Магазин превратили в дымящиеся развалины?

Он резко повернулся и пошел к себе. Хусайн устремился за ним, спрашивая, не подать ли чаю.

— Что-то случилось, сахиб?

— Не волнуйся, Хусайн, просто деловые неурядицы.

Хусайн побежал ставить чайник.

— Чай готов, сахиб, — доложил он через минуту.

— Не надо.

Сраженный Хусайн отступил и съежился на своем стуле у подсобки, как раненая птица. Капуру стало жалко его.

Хусайн поставил перед ним чашку с блюдцем и занял позицию за дверью офиса, внимательно вслушиваясь в каждый звук, доносящийся изнутри: вот Капур подул на чай, отхлебнул из чашки, вздохнул.

Последний глоток. Капур появился в дверях с пустой чашкой. Свободной рукой отбил воображаемый теннисный мяч.

— Извините, что накричал на вас, Йезад.

— Ничего, мне незачем было…

— Забудем.

Похвалив Хусайна за чай, Капур жестом пригласил Йезада к себе. Хусайн с удовлетворением проводил их взглядом: все нормально, его чай сделал свое дело. Он принялся вытирать пыль.

Энергичное похлопывание метелки, слышное и в офисе, заставило Капура улыбнуться.

— Думаете, я не расстроен? При одной мысли о том, что меня терроризируют ничтожества, гангстеры, изображающие из себя политическую партию, я в бешенство прихожу! — И, будто вспомнив о своем давлении, провел рукой по лицу и тихо добавил: — А иногда хочется плакать.

У Йезада ком к горлу подступил.

— Не надо так реагировать на них. Эти людишки… да они того не стоят!

Капур вытер шею и лоб — кондиционер был выключен. Он не включал его с того дня, когда поклялся, что будет принимать Бомбей таким, каков он есть.

— И знаете, что меня сильнее всего проняло? Их высокомерие — они будто говорили: ничто не устоит на нашем пути, теперь это наше царство. Брали что хотели, как армия победителей.

Капур распрямился:

— А у бедного Бомбея нет защитников. Несчастен город, в котором нет героев.

Йезад прошел в туалет, снял с крючка зеркальце, принес его в офис и поставил перед Капуром.

— Вы что делаете?

— Показываю вам героя.

Капур неуверенно усмехнулся.

— Героя, — стоял на своем Йезад, — который может спасти Бомбей. Если выставит свою кандидатуру на выборах.

— Опять взялись за меня?

— Да. Это смешно — пара худосочных вегетарианцев терроризирует «Бомбейский спорт».

— Пусть вас не обманывает их наружность. Худосочные или нет, но эти Баджи Рао и Баджи Кхао, они потомки маратхов, несгибаемых воинов. У них мертвая хватка — как у их шпинатоеда пучеглазого.

Они посмеялись, но Капур сразу перешел на серьезный тон:

— Мои знакомые по бизнесу уже сталкивались с подобными ситуациями. И в один голос советуют: заплати и сиди тихо.

Йезад уставился на свой стол. Его план провалился, провалился полностью. Больше нечего сказать. И делать тоже больше нечего. Он подтолкнул конверт к Капуру — чтобы тот спрятал деньги в сейф. Капур оттолкнул конверт обратно.

— Держите у себя в столе, пока за ним не придут.

— Лучше бы вы сами отдали.

— Неудачная мысль. Я могу не выдержать и плюнуть им в рожи. И зеркальце отнесите на место. — Капур протянул ему зеркальце, но раздумал и поманил Йезада к себе: — Взгляните.

Йезад заглянул в зеркальце через его плечо.

— Видите? Лица обыкновенных семейных мужчин. Не героев.

* * *

Как эти чертовы актеры посмели понести отсебятину, неистовствовал Йезад, что это им в голову взбрело? Будто они знают Капура лучше, чем Йезад, пятнадцать лет проработавший с ним бок о бок? И чего добились? Создали ему дополнительные трудности!

— Уймись, — сказал Вилас. — Я утром говорил с Бхаскаром и Готамом. Они действовали точно по сценарию, буквально.

— Тогда почему Капур приготовил деньги?

— А ты что, ожидал немедленного обращения? Крестового похода на следующее утро?

— Но я не ожидал и немедленной капитуляции. Я к тебе обратился с простенькой просьбой — пожаловаться в Шив Сену насчет всех этих Санта-Клаусов. Вот и все, чего я хотел.

— Ну да, все, чего ты хотел, — это поиграть с огнем.

Йезад бросил на него презрительный взгляд:

— Вместо этого ты приводишь пару паршивых комедиантов. Те несут ахинею насчет драматической эпифании. Ну и где она? Где прозрение мистера Капура?

Вилас порылся в карманах. Но Йезад не засмеялся.

— Наберись терпения, — утешал его Вилас. — Это только в романах все происходит немедленно.

— Мало у меня было хлопот, так теперь еще на моей ответственности конверт с тридцатью пятью тысячами. Я должен держать его в сейфе для пары выдуманных шивсеновцев, которые никогда не явятся.

— На самом деле, Йезад, деньги могут служить тебе предлогом, чтобы напоминать Капуру о его общественном долге. Если наши трагики заронили зерно, то твои понукания могут помочь ему прорасти.

— А понукать я буду сценическим шепотом? — злобно спросил Йезад.

— Ну ладно тебе! Будем надеяться на лучшее.

Йезад с шумом сбежал по ступенькам. В висках стучало, и не успел он свернуть за угол, как почувствовал, что силы окончательно покидают его. Он поймал себя на том, что идет шаркающим шагом. В детстве мама ругала его за это. «Не ходи шарк-шварк, — сердилась она, — поднимай ноги!»

Оказывается, он выбрал окольный путь к станции, мимо храма огня. Ну что же, ему сейчас полезно пройтись. Чего ради спешить домой, в опротивевшие комнатушки? Головная боль от этого только усилится. Ему надо побыть в одиночестве и в покое.

У храма он бросил взгляд через ворота во двор с маленьким садиком в центре и почувствовал зависть к тем, кому доступна храмовая тишина. Так ведь и ему это доступно, напомнил себе Йезад, всего только и нужно что надеть молитвенную шапочку и войти. С другой стороны, это непорядочно, раз он не религиозен, уже лет двадцать как перестал молиться. Хотя судру-тоон носит — нет ничего приятней прикосновения тонкого муслина к коже… И по утрам, после мытья, повязывает священный шнур-куетим, хоть делает это как попало. По привычке. И чтобы не сердить Роксану.

А кто сказал, что войти в храм может только религиозный человек? Вон на табличке написано: вход только парсам. Йезад — парс, значит, ему можно.

А нужно? Что он будет делать, оказавшись в прохладной тиши храма? Йезад в нерешительности остановился перед лавочкой с благовониями.

— Дядюшка? — Сегодня за прилавком был мальчишка. — Хотите сукхадкупить, дядюшка? У нас настоящий малабафи.

Теперь Йезад увидел, что за прилавком на низком табурете сидит и хозяин. Приучает сына к делу. А будет ли существовать это дело к тому времени, когда сын вырастет, подумал Йезад, при том что в Бомбее остается все меньше парсов и меняется их отношение к вере? И сандаловые деревья быстро исчезают из-за разбойной вырубки и контрабандного вывоза за границу…

— Сколько вам? — не терпелось мальчишке.

— На пять рупий.

— Сию минуту!

Он выбрал плотную лучину благоуханного дерева и бережно, обеими руками, вручил покупателю.