Конечно, Норе — немолодой одинокой женщине — невесело наблюдать за нашим счастьем. В ее жизни не было будущего, одно только прошлое. Собственно, ее можно бы пожалеть. Если не считать возвращения сына, у Норы в сентябре была лишь одна хорошая новость: в последнее воскресенье она сняла самый большой помидор месяца. Он весил в точности семьсот пятьдесят пять граммов, но был ничуточки не вкуснее остальных.
В противоположность Нориной вся моя жизнь настроена на перемены. Дядя Георг, правда, до сих пор не сообщил, когда сможет взять меня на работу. Но не имело смысла торопить его, пока я не управлюсь с ремонтом. Еще так много предстояло сделать.
Я хотела завести здесь новых друзей. Каждый раз отправляясь за покупками, я надеялась встретить кого-нибудь из старых знакомых, но тщетно. Это была еще одна наша общая с принцессой Грейс проблема: кроме любимого мужа, у нас на новой родине не было никого. Но я не теряла надежды, подобно Грейс, обрести со временем друзей.
Лишь с владельцем небольшого магазинчика, торгующего красками, по имени Лакраоб я близко познакомилась за это время. Сначала я думала, что его фамилия действительно Лакраоб, пока он мне не объяснил, что это сокращенное от «Лаки-краски-обои». Неплохая реклама! Для меня он так и остался господином Лакраобом. У него не бывало много покупателей, поскольку он продавал все дороже, чем на строительных рынках. Зато он всегда находил время проконсультировать меня. Он посоветовал мне не циклевать пол полностью, а ограничиться новым слоем лака.
Когда я, к примеру, задумалась, что делать со старыми обоями, господин Лакраоб порекомендовал мне:
— Возьмите старые обои за основу. Даже если начинают сначала, опираются на уже имеющееся. — Это были умные слова, относящиеся не только к обоям. Он посоветовал мне специальный клейстер: обои, наклеенные им, сдираются в одну секунду. — При следующем ремонте вы скажете за это спасибо, думайте о будущем, — сказал господин Лакраоб.
Я думала исключительно о будущем и купила этот клейстер. А может, слова господина Лакраоба казались мне такими значительными лишь потому, что он был единственным, с кем я могла поговорить о своем ремонте и кто воспринимал мою работу всерьез. Конечно, не считая Бенедикта.
И еще меня мучила проблема, что надеть в гости к Анжеле. В этом я не хотела ошибаться. В конце концов я спросила ее об этом как бы между прочим, позвонив в офис Бенедикту:
— Кстати, что надевают на твою вечеринку в воскресенье? Бальное платье или купальный костюм? — Я непринужденно засмеялась.
— Да какая разница! — ответила она скучающим голосом. — Приходи как есть.
— Тогда все ясно: «как есть» — это значит в линялых джинсах с пятнами краски и старой футболке. Перемерив все, что у меня было, я остановила свой выбор на узкой черной юбке и цвета морской волны лакостовском вязаном жакете, который два года назад обнаружила на летней распродаже. Тогда никто не брал жакеты цвета морской волны, а теперь они стали жутко модными. И к нему чулки того же цвета. Я считаю, цветные чулки хорошо все акцентируют: придают законченный вид, и вообще это самый дешевый аксессуар. После долгих прикидок я решила надеть под жакет не черную майку с интригующей кружевной вставкой, а майку с классическим простым вырезом. А вместо моих чересчур элегантных замшевых шпилек — черные лодочки без каблуков. Это был не слишком официальный вариант, подходящий к празднику у бассейна, и тем не менее привлекательный. Тогда никто не сможет обвинить меня в том, что я разоделась в пух и прах, чтобы затмить Анжелу.
Я уже заткнула Анжелу за пояс, когда мы уходили из дома. Нора на прощание сказала Бенедикту:
— Дочь твоего шефа, выходит, Весы. Я точно помню, твоя старая любовь, дочь бургомистра, тоже была Весы.
И прежде чем Бенедикт успел что-нибудь ответить, я с улыбкой пустила в ход свой новый козырь:
— Кстати, ты знаешь, что принц Ренье, муж монакской принцессы, — Близнец, так же как и я?
11
Увидев Анжелу, я от неожиданности растерялась: она стала рыжей! На ней было белое атласное платье с разрезом на боку почти до талии, такое узкое, что обтягивало бедра и заставляло сомневаться в присутствии трусов. На груди — узкий глубокий вырез, уже не оставлявший никаких сомнений в полном отсутствии лифчика. Грудь у нее была впечатляющих размеров! На шее как воротник-стойка красовались жемчужные бусы в четыре ряда, спереди — отделанное бриллиантами украшение из белого золота или даже платины. И в довершение ко всему — витая золотая цепь с крестом, болтавшимся в ложбинке между грудей. На каждом пальце и в самом деле было не меньше трех колец! На коричневом, как жареная колбаса, лице белые тени походили на клоунский макияж. Волосы зачесаны назад и сплетены в косу, начинавшуюся на затылке. С боков свиты весьма причудливые косички — такую прическу невозможно сделать самой. И еще искусственный белый георгин в волосах!
Анжела выглядела так, словно собралась на бал. Я — как будто явилась на вечеринку в кемпинг. Она меня одурачила.
— Привет, господин Виндрих, — поздоровалась она с Бенедиктом и сняла невидимый волосок с его пилотской куртки.
Мне она сказала:
— Приветик, ну и постарела же ты! — Потом захихикала: — Я, конечно, шучу.
Я лишь ответила:
— А ты стала такой элегантной, — не прибавив, что шучу.
Анжела польщенно улыбнулась, приняла мой подарок, даже не развернув с трудом упакованный сверток, и потянула за руку Бенедикта:
— Господин Виндрих, пойдемте скорей со мной! Мой друг Шмидт хочет с вами познакомиться. — Она потащила его к какому-то типу в расстегнутой рубашке и с золотой цепочкой на шее, прислонившемуся к двери. Тот сразу же втянул его в разговор.
Я осталась одна в прихожей.
— А где дядя Георг? — спросила я Анжелу, повернувшую ко мне спину с вырезом до талии.
Она небрежно бросила через плечо:
— Папа в баре у бассейна.
— Спасибо, я знаю дорогу к бассейну, — сказала я, хотя никто и не предлагал проводить меня.
Дядя Георг стоял у бассейна с бокалом пива. Рядом с ним я чувствовала себя спокойно: на нем была серая спортивная рубашка и джинсы. И встретил он меня сердечно и приветливо. Я рассказала, что вовсю занимаюсь ремонтом, но сразу все закончу, как только надо будет приступать к работе у него. Дядя Георг отнесся к этому с одобрением. Он представил меня даме за сорок, одной из его чертежниц, а потом господину Вельтье с женой.
Господин Вельтье оказался мужчиной довольно маленького роста, мускулистым, черноволосым, с молодым живым лицом. И только обесцвеченная перекисью водорода прядь озадачивала и заставляла задуматься о его возрасте. Тогда ему можно было дать лет сорок пять. Госпожа Вельтье была изящной, стройной, загорелой, с несколькими продольными морщинами на лбу, какие часто бывают у женщин, всю жизнь остающихся изящными, стройными и загорелыми. Тем не менее внешний вид госпожи Вельтье доказывал, что она полна решимости справиться с семейной катастрофой без подтяжки лица. Они выглядели вполне счастливой супружеской парой. Почему он изменял ей?
Тетю Сузи я, конечно, нашла на кухне. Хотя она была хозяйкой этой виллы с подогретым бассейном, камином, сауной, гаражом на четыре машины и имела домработницу, но осталась обычной милой домохозяйкой. И так же гордилась своими тортами домашней выпечки, как дядя Георг — построенными им домами.
Тетя Сузи пришла в восторг, увидев меня. Она обожает родственников, то есть обожает обсуждать: кто, на ком и почему женился; у кого, почему и сколько детей; кто, что и от кого унаследовал; кто и почему не пришел на похороны. На правах близкой родственницы мне было позволено взбивать сливки и даже отнести их потом на Анжелину территорию.
У Анжелы не комнаты — у нее территория, которая занимает почти весь первый этаж. Три комнаты, из которых самая большая — так называемая студия. На белом шерстяном ковре — два белых кожаных дивана, а посередине — стеклянный стол с нераспакованными подарками. На одном из диванов в театральной позе восседала Анжела: правая рука с бокалом шампанского — на спинке, левая нога подогнута под себя, отчего она обнажилась до самого бедра. В общем, сцена из рекламы пылесосов. Рядом с Анжелой устроился белый йоркширский терьер, пушистый зверек со свисающей на глаза шерстью. Как я слышала, ей подарили его на Рождество.